Дон Пендлтон - Разгром в Сент-Луисе

Постум вздохнул, подтащил к себе кресло и уселся. Командир подошел к окну и уставился в темнеющее небо.

Из динамика опять послышался мягкий голос:

— Нет картинки.

— Конг хилый, — отозвался голос Болана.

— Конг хилый, — подтвердил Политик.

Командир в бешенстве пнул ногой стену.

Постум ухмыльнулся и закурил — впервые за несколько лет, потом откинулся на спинку кресла и расслабился.

Все происходящее казалось забавной игрой. Но лейтенант знал, что это далеко не так.

На циферблате настенных электронных часов выскакивали зеленые цифры. Командир метался из угла в угол и бросал злые взгляды на горы хитроумной, но бесполезной сейчас аппаратуры. Постум курил.

Напряженную тишину нарушил женский голос. На этот раз сигнал был очень сильный и отчетливый:

— Побережье Ривьеры с самым лучшим видом. Конец фильма.

Ей ответил Болан:

— Хорошая работа! Отчаливай. Соединяйся с «Полярной звездой».

«Полярная звезда»... каково? — подумал Постум. — Милое имя для штабного фургона. И символическое".

Он живо представил себе доброе лицо Гаджета, сосредоточенно склонившегося над командным пультом, как бы сошедшим со страниц комиксов про Флэша Гордона, когда из динамика донесся голос самого Гаджета:

— Крутой Конг с востока. У меня приобретение.

— Слабый Конг с севера, — отрапортовал Политик.

— Следите — за оберткой, — скомандовал Болан. — Прорехи в ней недопустимы.

— Мы взяли пеленг, — заявил техник. — По предварительным данным источник радиосигналов находится в секторе-4.

— Снова там? — недоверчиво воскликнул командир.

— Это предварительные данные. Надо немного подождать. Мы засечем следующую передачу.

Следующим был голос Политика:

— Конг с севера.

— Следи за северным расколом до слабого! — предупредил Болан.

— Понял, раскол есть. Все Конги с севера слабые. Под завязку с повтором.

— Перестройка, перестройка! Полярная звезда на востоке. Наземная звезда на юге. Красная звезда на западе. Доложить о Конгах!

Гаджет доложил:

— Крутой Конг с востока. Центростремительно.

— Хилый Конг с юга, но шевелится, — это Политик.

Решительно прозвучал голос Болана:

— Хилый Конг с запада и подымается. Сблизиться. Охватить!

Командир все так же раздраженно вопрошал:

— Что за распроклятые Конги, Том? Хилые, крутые... Что это за бред такой?!

Постум молча покачал головой. Ясное дело — это эхо Вьетнама, но только специалисты могли истолковать его. Время для забав прошло. Началась мрачная игра.

— Мы взяли пеленг! — закричал техник. Зазвучал сигнал тревоги. В коридоре раздался топот множества ног.

Том Постум вздохнул и прошел в свой кабинет забрать кое-какие мелочи перед предстоящим долгим отпуском.

Черт побери! Он готов был дать сто против одного за то, что его коллеги, как всегда, подоспеют только к шапочному разбору.

Они приближались неотвратимо и целеустремленно, и это было хорошо. Именно на такую тактику и сделал ставку Болан. Он правильно оценил Джерри Чилья. Одно только слово, влетевшее в начальственное ухо в нужной обстановке, и вот — пожалуйста! — каша заварилась. Чилья правильно понял намек. Больше не надо рыскать по всему городу, отыскивая крысиные норы людей Джиамба, не надо ломать голову и совершать крупномасштабные операции с ничтожным результатом.

Чилья жаждал крови и уже предвкушал, как она прольется и покатятся головы.

Пять экипажей были разбиты на две мобильные группы с усиленной огневой мощью. Они мчались по рокаде, чтобы отрезать возможный отход противника по реке.

Еще пять наступали с суши, пересекая дельту, тогда как третья пятерка огибала холм — обе пятерки охватывали базу Джиамба, как клещами.

Намечалась самая крутая разборка за последнее время. И более удобного расклада для игры под названием Конг Хай трудно было пожелать. Болан патрулировал подходы с суши на своем маленьком красном «корвете». Поддерживая связь с помощниками, он проследил движение машин противника вплоть до предстоящего театра военных действий, затем укрыл автомобильчик и подобрался к заранее выбранной позиции, с которой открывался превосходный обзор неизбежного грандиозного финала.

Бланканалес залег за насыпью в сотне метров от центра.

Шварц в боевом фургоне курсировал по флангам, передавая информацию остальным и готовясь появиться на сцене, чтобы поставить финальную точку.

А «лагерь» готов был к приему жертв.

Старый пароход подготовили к спектаклю со всей тщательностью и в максимально сжатые сроки. Конечно, времени на устройство мизансцены было отпущено крайне мало. На открытых палубах в стратегически важных точках висели керосиновые лампы, другие слабо горели за иллюминаторами кают на двух основных закрытых палубах. Иллюминаторы салона были задрапированы черными шторами, а в самом салоне ламп вкрутили побольше и горели они поярче.

Шварц рукой профессионала добавил последние реалистические штрихи: по каютам он расставил кассетники, на которых постоянно прокручивались замкнутые в кольцо ленты с записью подслушанных в свое время разговоров людей Джиамба.

Из салона доносилась тихая музыка и приглушенный гул множества голосов.

Да, декорации были подготовлены на славу... в стиле Конг Хая.

Напряжение возрастало с каждой секундой, и все больше и больше псов скапливалось вокруг последней стоянки «Юбилея». Две большие ударные группы залегли где-то во мраке, двигатели их машин работали на холостом ходу и были едва слышны даже для тренированного уха Болана. Машины были укрыты где-то сзади, а боевики подходили со всех сторон и занимали позиции, удобные для последнего броска.

Болан из своего укрытия заметил трех человек, которые, согнувшись, бесшумно бежали по бетонированному склону насыпи к корме старого парохода, другая тройка устремилась к носовой части. Вот они исчезли в тени «Юбилея», а после снова стали видны — карабкались на верхнюю палубу.

Где-то у реки автомобильный двигатель слегка прибавил обороты — и что происходит там, Болан тоже знал.

Его большой палец коснулся кнопки на черной коробочке, пока он наблюдал, как все новые и новые фигуры бесшумно карабкаются вверх по бортам старого парохода. Маку хотелось, чтобы их там оказалось как можно больше. Имелся, конечно, момент риска, если те, которые забрались первыми, заглянут внутрь кают и сообразят, что к чему, а затем подымут тревогу. Тогда придется начать Конг Хай преждевременно.

Однако на бетонном склоне появлялись все новые и новые крадущиеся фигуры, и конца им, казалось, не было.

Ребятки жаждали крови. Им уже давно было невтерпеж.

И Болану не терпелось, но он спокойно продолжал разыгрывать свою бесшумную партию, наблюдая, как на борт подымаются командиры групп, как боевики занимают ключевые посты на всех палубах старого парохода, должно быть, внутренне насмехаясь над старым, глупым Джиамба, не удосужившимся даже выставить наружную охрану. И все они в нетерпении рыли землю копытами, ожидая приказа сделать последний бросок и ворваться внутрь...

Терпение Болана было вознаграждено, когда он заметил движение на верхней палубе, неподалеку от рулевой рубки, и увидел неуклюже двигающуюся фигуру, опирающуюся на трость.

Ну как же, дело серьезное — растяжение связок!..

Вот он, этот миг. Ясно, что «председатель» взойдет на борт последним. Оставшиеся на берегу там и должны будут оставаться. Но план Конг Хай учитывал и этот фактор.

Болан с сожалением нажал на кнопку дистанционного взрывателя — сожаление относилось, разумеется, не к актерам на сцене, а к самой сцене, к последнему мигу существования романтического прошлого. Нажатием кнопки Болан заставил престарелого джентльмена совершить свой последний блистательный подвиг.

Старый пароход взорвался не одномоментно — серия взрывов волной поднималась с нижней палубы к верхней, и не успевала опасть одна группа огненных столбов, как ее вытесняла новая. Град горящих обломков бомбардировал реку и берег далеко от эпицентра взрыва.

Кувыркающиеся человеческие фигурки разлетались по сторонам, разбивались о бетонный откос и падали в жидкую грязь дока. Вопли ужаса и боли тонули в грохоте взрывов и все же были явно различимы.

Старый блистательный джентльмен встретил свою кончину с молчаливым достоинством — его палубы обрушивались с величественной неспешностью, его рассыпающийся корпус без жалоб и стонов погружался в воды «старой леди», дым от пылающих надстроек уносился ветром, а рассыпающиеся снопы искр отдавали последний салют навсегда ушедшей романтике былых времен.

А внизу, на бетонном берегу, стойкий ветеран Конг Хая прибавил к лебединой песне речного ветерана аккомпанирующее стаккато своего пистолета-пулемета, сокрушая с его помощью несбыточные надежды уцелевших псов Чилья на успешное бегство.