показалось мало. Вы отвезли несчастную старушку на Счастливую улицу, а потом уехали обратно, потому что надо было успеть к приходу покупателей на квартиру матери. Как низко. Даже не оглянулись на её крики. Зато спокойно купили себе дорогое ожерелье с тех денег.
– Откуда вы… – запнулся кусок и, всхлипнув, вытер выступившую из белесого глаза зловонную слезу.
– Знаю. Просто знаю. Все это написано у вас на сердце, дорогая. А слезы, которые вы так великолепно проливаете, лживы. Все вы, – Малит обвел взглядом притихших сторонников запрета ругани, – лживы. И воздастся вам по делам вашим.
– Ой, все. Напугал ты их. Пошли уже, – буркнула Оливия, когда молчащие куски расступились, пропуская сестер и демона дальше. – Им насрать на твои слова, Малит. Они забудут о них через пять минут. Ругань для них зло страшнее, чем твои слова.
– Они не забудут, – ехидно ответил Малит. – Они будут жить с этим знанием. Но вы правы, сестра. Нам пора. Впереди ждут новые экземпляры выставки «Падение человека».
Чем больше углублялись сестры в толпу, тем чаще Оливии приходилось орудовать дробовиком, чтобы отбиваться от назойливых Недовольных. Малит, через какое-то время переставший обращать на них внимание, спокойно шел вперед, мурлыкая под нос нежно любимый им грайндкор. Регина старалась не отставать от него, а Оливия с радостью разбивала до кровавых соплей рожи коричневых кусков. Но ей попадались и другие, чей цвет был черным, а сами души напоминали комки противной жирной слизи. Они размахивали плакатами о запрете рисованных мультфильмов на телеканалах и призывали уделять все эфирное время новостям, чем жестче, тем лучше. Требовали у властей легального статуса для некоторых синтетических наркотиков, якобы те помогали им творить. Протестовали против абортов, высказывались за кандидатуры бандитов, которые метили в Сенат, пропихивали вперед новых богов и идолов, голосовали за идиотские законы, попутно обливая грязью других Недовольных.
– И стало сущее зловонной клоакой, – мрачно буркнула Оливия, когда толпа понемногу начала рассеиваться и навстречу монахине стали попадаться и нормальные души. Некоторые сияли, слепя глаза. Но были и такие, чье сияние было тусклым. Малит пояснил это тем, что души начали впускать тьму в себя, а значит, со временем, они превратились бы в мерзкие куски плоти, как большая часть шествия Недовольных.
– Разве вас это удивляет? – спросил он, закуривая черную сигарету.
– Не особо. Я всегда знала, что человечество слабо на передок, и если появляется какой-либо соблазнительный хер, оно сразу же весело мчится к нему, чтобы попрыгать на нем, не задумываясь о последствиях, – ответила монахиня. – Но я все же надеялась, что чистых душ будет побольше. Колись, Малит. Твоих родственничков работа?
– Чаще всего, да, – улыбнулся демон. – Если проклятый получает официальный допуск для работы на Земле, то он ищет как раз такие слабые души, уже тронутые тьмой. Нам запрещено трогать чистых, ибо они сами должны сделать выбор. Но все меняется, когда из Ада сбегают какие-нибудь стигийцы и начинают сеять хаос, сталкивая с пути тех, кто еще не определился.
– Знаешь, черноглазый, – задумчиво хмыкнула Оливия. – Порой мне кажется, что вы специально позволяете собратьям сбегать и резвиться здесь.
– Мне понятны ваши сомнения, сестра Оливия, – кивнул демон. – Но в Аду легионы проклятых. Уследить за каждым невозможно, а чтобы стать редитумом, необходим особый дар.
– Типа твоих огненных рук?
– Отчасти. Большинство проклятых презирают редитумов, а по сути, только мы способны сохранить равновесие. Ну и ордена, само собой, – добавил он, когда монахиня гневно насупилась. – Легионы проклятых не задумываются, что случится, если равновесие исчезнет. Их заботят только души. Они, как проклятые обжоры, жрут всех, до кого могут дотянуться. Им плевать, что может разразиться новая война, которая приведет к Хаосу. Лишь верховные иерархи и Владыка понимают всю опасность.
– Так почему бы просто не убивать проклятых, нарушивших приказ? – спросила Регина.
– Невозможно. Мы не можем убить себе подобного. Можно разорвать на тысячи кусков, сжечь, раздавить, но не убить. Через какое-то время проклятый восстановится, ибо бессмертен.
– И через какое-то время снова пролезет сюда. Лет через пятьдесят.
– Верно. Но для нас – это миг.
– А для нас – жизнь, черноглазый, – кивнула монахиня. – Почему проклятые так яростно пытаются столкнуть с пути светлую душу, когда в мире полно впустивших тьму? Обожраться же можно.
– Вкус, сестра, – загадочно улыбнулся демон. – Чистая душа – деликатес для проклятых. Когда пожираешь одних лишь грешников, со временем это надоедает. А чистая душа, которую ты сам спихнул с пути, гораздо вкуснее.
– О, ну теперь понятно. Охота. Собственноручно загнанная дичь вкуснее купленной в магазине, – ехидно бросила Оливия. – В таком случае, мы что-то вроде «зеленых», которые против охоты. Сносим твоим братцам головы и отправляем в родные пенаты.
– Все из-за оружия, которое вы используете. В каждом патроне есть святая частица, причиняющая нам боль, – ответил Малит. – Она разрывает не только человеческое тело, но и демоническую сущность проклятого. С этим невозможно справиться. Я разрываю сбежавших на части, а вы разносите их в клочья из винтовок и дробовиков.
– Только мало осталось тех, кто способен создать боеприпасы со святой частицей. И деньги они лупят за это несусветные, – вздохнула монахиня. – Хотя, я их не виню. В таком мире только и приходится что вертеться, чтобы не сдохнуть в промежуток между днем и ночью. Ты думаешь, что мы берем деньги за свои услуги исключительно из-за корысти? Хрен там плавал, демон. Нам тоже надо на что-то жить, ибо всякие жирные «дики линдоны» лишили нас дома. Не, не подумай. Мы помогаем тем, кому заплатить не по силам, но если видим, что человек при средствах, то выставляем самый крупный счет.
– Я вас тоже не виню, сестра. На войне хороши все средства.
– А как получилось, что ты стал редитумом? – спросила Регина, когда демон замолчал и ускорил шаг. – Ты говорил, что просто так ими не становятся.
– Говорил. Это выбор, который я сделал, – буркнул он, закуривая сигарету. Затем, прищурившись, посмотрел на монахиню и ехидно спросил: – Вы не отвяжетесь, сестра Регина?
– Не-а, – улыбнулась та. – Раз мы работаем вместе, то должны знать о тебе все. Ты вот услышал историю нашего ордена. Теперь расскажи о себе.
– Все просто. Я любил.
– Демоны любить умеют? – рассмеялась Оливия, но увидев, что Малит серьезен, виновато шмыгнула носом. – Прости. Дурацкая шутка.
– Понимаю. Вам кажется это диким, но мы способны испытывать чувства. Гораздо сильнее, чем вы, ибо в наших венах бежит кровь Высших. Я любил, но моя любовь выбрала иной путь. Она поддалась уговорам других проклятых и сбежала в реальный мир. Сюда. Здесь её настиг редитум и, разорвав
