– Привет, – сказал он, как только Римма взяла трубку.
– Привет, – ответила она по-родственному тепло, но без восклицаний, и кашлянула.
– Что у тебя с горлом? – поинтересовался Гера.
– Простыла где-то.
– Наверное, ночью по лесу гуляла, – сдуру ляпнул он и, избегая паузы, которая его дурость только бы оттенила, добавил: – А я решил тебе помочь.
– Чем?
– Номером машины.
– Подожди, – тотчас ответила Римма. В трубке что-то зашуршало, послышался отдаленный разговор, затем Назарова снова взяла трубку. – Помнишь, где мы с тобой встречались?
– В Тушине? – уточнил Гера, потому как боялся ошибиться и заехать в промзону, на улицу Хозяйственную.
– Я жду, – коротко ответила Назарова и положила трубку.
«Что-то у меня язык раньше головы в работу вступает», – подумал Гера.
* * *
Наверное, Римма жила недалеко от той квартиры, которую Гера сравнил со складом мебели, и пришла туда задолго до него. Когда он поднялся на последний этаж и позвонил, Римма долго не открывала, а затем он увидел ее сонные глаза.
– Что-то меня на сон потянуло, – призналась она, впуская его в квартиру. – Сейчас я сварю кофе.
Она была одета в белые джинсы и белый легкий свитер, который называют «водолазкой». Среди зачехленных диванов, кресел и шкафов Назарова напоминала гипсовую статую.
– Тебе со сливками? – крикнула она из кухни.
– Черный!
Гера прошел к окну и сел на подоконник. Теперь, пряча свое лицо в тени, он мог внимательно рассмотреть лицо Назаровой.
Она вошла в комнату и остановилась перед ним с чашкой в руке. Гера подумал, что сейчас Назарова предложит ему сесть за стол или на пол. Но она сказала:
– Прекрасно. Тогда я тоже сяду сюда.
И она пристроилась рядом с ним. Изучение лица женщины из засады не получилось.
– Что молчишь? – спросила она, передавая ему чашку.
– Такого театра нет, – ответил Гера, поднося чашку к губам.
– Ну и что? – пожала плечами Назарова и пытливо посмотрела на него.
– Ничего, – ответил Гера.
– Ты вспомнил номер машины?
– Вспомнил.
– И, наверное, что-то хочешь взамен?
Кофейная гуща была мелкой и мягкой, как мякоть фруктового сока. Гера наклонил чашку к себе, потом от себя, чтобы гуща равномерно покрыла стенки.
– Ты кто? – спросил он.
Назарова усмехнулась, потом тихо засмеялась.
– У нас уже все было, – сказала она. – Осталось только познакомиться… Считай так: голодная львица, жаждущая мщения.
– И у голодных львиц бывает профессия, образ жизни, – не совсем удачно сравнил он.
– Не бывает, – поправила Назарова. – Только месть. Это и профессия, и образ жизни.
– Это у тебя национальное качество?
– Скорее, душевное.
Она была терпеливой. Не торопила, не злилась. На ее месте Гера давно бы выкинул собеседника из окна и подумал так: раз пришел помочь, то помогай, а не лезь в душу, как политработник.
– «Четыреста два ВОС», – сказал он, опуская чашку на подоконник.
Ему показалось, что Назарова на некоторое время перестала дышать и чувствовать его рядом. В комнате осталось лишь ее материальное воплощение, а мысли стали покорять расстояния планетарного масштаба.
– Только ничего ты ему не сделаешь, – сказал Гера для того, чтобы выяснить, слышит ли она его. Оказалось – слышит.
– Почему ты так думаешь?
– Я так чувствую. Двоих он уже грохнул. Я на очереди. Все планомерно, внезапно и аккуратно.
Назарова ничего не ответила. Встала с подоконника, вплотную приблизилась к Гере и опустила руки ему на плечи. Он подумал, что она решила рассчитаться за информацию. Ему нужно было другое.
– Лучше узнай его фамилию.
– Лучше? – рассеянно переспросила она. – Ты думаешь, это лучше?
Гера пожал плечами:
– Мне так кажется. Ты ведь легко можешь узнать его фамилию и телефон.
– Да, – прошептала она. – Очень легко… Что еще?
– И номер пейджера Макса.
– Разве ты его не знаешь?
– Нет. Макс никогда мне его не давал.
Она опустила руки и стала медленно ходить по комнате, касаясь рукой зачехленной мебели. Гера рассматривал рисунок, который расплылся по стенкам чашки, и мечтал, чтобы хозяин «Ауди» уже завтра сидел за решеткой. Когда он окажется в камере и следователь Назарова будет допрашивать его, то уже некому будет разыскивать черный кейс с вензелем «&» под ручкой. А если его некому будет разыскивать, то он, Гера, будет спокойно жить, любоваться кейсом каждое утро и каждый вечер, смахивать с него пыль и фантазировать на тему его содержимого. Ожидание чуда – это сказка, и она начнется тогда, когда следователь Назарова восстановит справедливость и посадит убийцу.
Назарова щелкнула зажигалкой. Вдоль ее шеи, щеки и виска заструился тонкий дымок. Она не курила, а просто держала зажженную сигарету у груди и задумчиво смотрела в окно, словно позировала художнику.
– А я тебя сразу раскусил, – сказал Гера.
Она посмотрела на него. Это был приятный взгляд, ласкающий будущее. Так иногда смотрят матери на своих детей, когда те возятся в песочнице или размазывают кисточкой по альбому краску.
– А тебе это надо?
– Надо, – ответил Гера.
– Лемешев Павел Сергеевич. Двадцать два – одиннадцать – сорок пять, – с ходу ответила Назарова, удивляя Геру своей осведомленностью и памятью. – Это телефон его секретаря.
– Секретаря? Значит, телефон рабочий? И кем он работает, этот Павел Сергеевич?
– Кем работает? – переспросила Назарова, все так же глядя сквозь Геру в окно. – Никем. Он губернатор Зареченской области.
* * *
О дожде в вагоне метро узнаешь по запаху, который издает мокрая одежда пассажиров. Пока Гера ехал от «Тушинской» до «Баррикадной», в вагоне было вполне просторно и свежо, и он даже уступил место бабушке, так как можно было вполне комфортно стоять у торцевой двери. Но на поверхности земли вдруг случился какой-то вселенский потоп, и на «Пушкинской» в вагон хлынули мокрые, смеющиеся, терпко пахнущие одеждой люди. Геру тотчас придавили к двери две липкие и возбужденные девушки очень смелых размеров, с которых следовало бы брать двойную плату за проезд. Девушки, решительно отвоевывая себе место в вагоне, придавили Геру к торцовой двери и схватились за поручни. Он почувствовал себя водителем современной иномарки, у которой сработала подушка безопасности. Причем подушка заблокировала выход, подавляя любую попытку выбраться из душного плена.
В общем, он проехал лишнюю остановку, выбравшись из вагона вслед за девушками и жадно хватая ртом свежий воздух. Час пик в метро вынуждал подчиняться некоторым правилам, например идти в общем потоке с одинаковой скоростью и, не колеблясь, выбирать направление на развилках. Но Гера, привыкший к просторам и безлюдью дачного поселка, болтался в переходе, как футбольный мяч в разгар матча. Пока он читал вывески, его толкали и материли. Из метро он выбрался с изрядно накрученными нервами и тотчас попал под ливень.
В итоге он добрался до дома Дины в критическом состоянии, напоминая фугас особой разрушительной силы в руках неумелого сапера. На кнопку звонка он надавил с такой силой, словно намеревался продырявить пальцем стену, и не отпускал ее до тех пор, пока дверь не открыли.
На пороге стоял Влас, дебильный братец Дины, и что-то жевал.
– Оба-на! – воскликнул он, сразу узнав Геру. – Какие люди! Покупатели недвижимости! Милости просим! Ботиночки можно не снимать… Ты что, описался?
Бить человека в его же собственной квартире – предел наглости. Гера это понял в последний момент, когда уже сжал кулак и мысленно послал его в нос Власа. Каким-то чудом сдержавшись, он сквозь зубы спросил:
– Мать где?
– Моя? – зачем-то уточнил Влас. – В санаторий уехала! Нервы лечить.
– А Дина дома?
– Не пришла еще! – радостно ответил Влас. – А ты проходи в свою комнату. Не стесняйся. Нам теперь с тобой вместе жить… Может, по соточке пропустим?
Геру тошнило от общения с Власом. Невыносимо хотелось на улицу, под дождь, смыть с себя эту омерзительную атмосферу коммуналки.
– Я дал твоей матери паспорт, – сказал он, не поднимая глаз. – Посмотри, где он там может лежать.
– Найн проблем! – охотно согласился Влас. – Сейчас найдем. Айн момент! Их бин бригадир. Айн, цвай, полицай…
Скользя носками по паркету, словно конькобежец, он подъехал к двери комнаты матери, раскрыл ее, на мгновение задержался на пороге, затем повернулся и предложил:
– Будет лучше, если ты сам поищешь.
– Послушай, я не намерен копаться в чужих вещах! – крикнул Гера. – Тебе трудно посмотреть где-нибудь в шкафу или на книжных полках?!
– Тебе надо, ты и смотри, – издевательски-спокойным тоном ответил Влас.
«Убью! Клоп! Тля! Вошь!» – мысленно стонал Гера. Собравшись с мужеством, он сдержанно произнес:
– Когда она приедет?
– Через двадцать четыре дня.
Повернувшись, Гера взялся за дверную ручку, чтобы выйти, но неожиданно остановился. Двадцать четыре дня без паспорта. Без возможности уехать на Алтай. С постоянным риском иметь неприятности с милицией…
