Гера смотрел на поношенное лицо этого несчастного человека и понимал, что, кроме него, у него нет никого, кому бы он мог доверять.
Он протянул ему связку ключей.
– Возьми и никому не показывай.
– Что это? – без всякого любопытства спросил Бодя, искоса взглянув на ключи.
– Посиди у меня дома до вечера. В холодильнике найдешь кое-что. А вечером я вернусь, и мы потолкуем о хорошей работе.
– Да где ее найдешь, эту хорошую работу? – проворчал Бодя, пряча ключи в карман.
Его лицо по-прежнему оставалось безучастным, а в потухших глазах не было ничего, кроме бездонной тоски да отражения серых туч. Гера всегда испытывал двоякое чувство, общаясь со строителем. С одной стороны, было его жалко, как бездомного пса, которого хотелось взять домой, отмыть, накормить, построить сухую будку и оставить жить у себя; препятствие было лишь в одном пустяке: у Геры не было дома. А с другой стороны, Бодя вызывал у него паническое чувство страха; он понимал, что их разделяет отнюдь не бездна, что судьбу этого человека, находящегося в самом низу социальной иерархии, он может разделить очень скоро, не выдержав еще нескольких ударов судьбы.
К мастерской Гера пошел напрямик, через мост. Так не только было ближе. Он хотел увидеть точку, ту самую точку, которая должна была завершить его долготерпение.
Плащ он обвязал вокруг себя, на манер кушака, и, чувствуя легкое возбуждение от предстоящей работы, побежал напролом через мокрые кусты и заросли колючек.
Поверхность реки была рябой от мелкого сеющего дождя. Успокаивая дыхание, Гера медленно ходил по скользкому берегу, глядя то под ноги, то на стволы берез, то на мост. Ночью ему было бы проще найти то место, где они с Диной лежали, прячась от пуль. Днем все изменилось до неузнаваемости.
Гера топтался по берегу уже минут пятнадцать, пока не понял, что ночью все расстояния кажутся больше, чем они есть на самом деле. Он искал то место слишком далеко от реки. Оказалось, они с Диной топтали кусты совсем близко от воды, в каких-нибудь десяти метрах.
Гера снова пошел по берегу, отыскивая ракурс, который врезался в память, и очень скоро нашел березу, от ствола которой пуля отколола щепку. Ему пришлось подтащить к березе бревно, чтобы встать на него и рассмотреть срез вблизи. Человек стрелял в них снизу, почти от уровня воды. Видимо, пистолет его лежал вместе с одеждой на берегу. Когда он услышал голоса, ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы выбраться из воды, схватить оружие и выстрелить.
Прямая линия, которую Гера мысленно провел от берега к раненой березе, уперлась в молодой дубок, стоящий рядом. Он ухватился за его нижний сук, подтянулся и увидел то, что хотел увидеть. В его рельефной коре, похожей на протектор шины какого-нибудь внедорожника, отливало медью донышко пули, напоминающее мелкую монетку. После встречи с березой пуля уже утратила добрую часть своей энергии и не причинила дубку большого вреда, застряв в коре.
Гера сел на сук верхом, без усилий выковырял пулю ключом и спрыгнул на прелые листья.
С каким-то странным чувством он рассматривал маленькую тупоголовую пулю от пистолета Макарова, очень напоминающую голову одного из лысых вымогателей. Эта штуковина, по замыслу хозяина, должна была закончить свой полет в теле Геры. Умела бы она говорить, рассказала бы о том, как сидела в картонной коробочке, потом грелась в теплой ладони хозяина, откуда вместе со своими сестрами попала в тесную обойму. И вдруг – удар по капсюлю, страшный грохот, пламя, стремительный бег по каналу ствола и короткий полет в ночи. «К счастью, наше свидание оказалось бескровным», – подумал Гера.
Он сунул пулю в карман. «Только бы не встретиться с твоими сестричками», – подумал Гера, устремляясь бегом через мост. Время летело стремительно, а ему еще много надо было успеть.
Когда между деревьев показался серый забор мастерской, он перешел на шаг, а потом и вовсе остановился, прижавшись к стволу березы. «А вдруг его уже кто-то подобрал, – думал он, озираясь по сторонам. – Или проехал мимо трактор, задним колесом прошелся по кювету, раздавил в лепешку, вмял в глину, сделал на его месте лужу…»
Он отвязал с пояса плащ и накинул его на себя. Какая полезная штука оказалась! И зонтик, и накидочка, и сумочка, и маскировочка. Только коротковат немного, то ли по моде семидесятых, то ли по соображениям экономии. Не застегиваясь, Гера поднял воротник и быстро пошел к зарослям репейника. Под ногами хрустели пустые пластиковые бутылки, одноразовые стаканчики, чернело промасленное тряпье, матово блестело стекло. Он шарил глазами по сторонам. Сердце останавливалось. Листья лопухов за один дождливый день разрослись до размеров пляжных зонтов. Он пинал их ногами, пригибая стебли. По дороге прошли пожилые мужчина и женщина, с любопытством глядя на Геру. Мужчина тащил за собой тележку с сумкой. Женщина держала над головой полиэтиленовый пакет, который спасал ее от дождя.
Гера сделал еще шаг, и под его ногой лопнула стеклянная банка. Кажется, она была самой ценной вещью на этой свалке. Он пошарил ногой вокруг. Старый аккумулятор, ржавые консервные банки, моток проволоки… Надежды оставалось все меньше. «Так дело не делается! – ругал он себя. – Надо было перепрятать его сразу же, спустя полчаса!»
Только он подумал об этом, как тотчас увидел то, что искал. Черный кейс, толщиной с энциклопедический словарь, мирно покоился под большим листом лопуха. Сердце екнуло в груди от восторга. Гера присел рядом с кейсом, сунул его под полу плаща и, выпрямившись, быстро пошел в лес.
* * *
На платформе он купил большой полиэтиленовый мешок и букет ромашек. Положил кейс в мешок, сверху закрыл цветами и стал изучать расписание. Самая удобная электричка – на Москву, в 13.10. До этого времени два часа перерыва и после – еще час. «Он должен клюнуть, – думал Гера. – Ошибка исключена, спутать эту электричку с другими невозможно. Спустит с цепи своих церберов, и они наверняка обложат электричку уже на следующей станции. Если, конечно, он очень дорожит этим кейсом».
Он сел в вагон, где людей было поменьше, положил мешок на колени так, чтобы видны были только замки кейса. Красивая штучка, изящная, тонкая. В таких колбасу и хлеб не носят. Небольшой объем подчеркивал штучность и дороговизну внутреннего содержания, как дамская театральная сумочка, в которой трудно уместить что-то еще, кроме пудреницы, ключей от автомобиля и ключей от особняка. Под кожаной ручкой, на стыке крышки и основания, блестела позолоченная нашлепка в виде символа «&». Замочки заперты. Никаких кодовых валиков. Сбоку, у самого угла, в середине позолоченного круга, – сложный вырез для ключа.
Гера попытался осторожно разомкнуть замочки. Сломать их совсем нетрудно, достаточно поддеть гвоздем-»соткой».Но для этого большого ума не требуется. К тому же он где-то читал, что для бизнесменов изобрели специальные чемоданчики. Взломаешь его, а все ценные бумаги и договора в нем тотчас заливаются несмываемыми чернилами – ничего прочитать невозможно. Или сирена завоет так, что милиция со всей округи сбежится. А бывает, что устанавливают небольшое взрывное устройство. Убить не убьет, а вот без рук можно остаться запросто.
На следующей станции напротив него села женщина, обложилась вокруг себя сумками, водрузила на них руки и уставилась на Геру. Изучение кейса пришлось приостановить. Чтобы убить время, Гера принялся за арифметические подсчеты. В своей жизни он как-то видел и даже держал в руках пачку в двадцать тысяч долларов. Это было в тот раз, когда они с Гочей покупали в техцентре «Мерседеса» оборудование для шиномонтажа и балансировки колес. По толщине такая пачка ляжет в кейсе запросто. А сколько таких пачек уместится на всей площади?
Все подсчеты пришлось вести по памяти, на глаз, но даже явно занижая вместительные возможности кейса, у Геры вышло, что в нем запросто может находиться шестнадцать таких пачек, если, конечно, все купюры будут сотенные.
Его пальцы незаметно скользили по поверхности кейса, изучая его ровную, слегка пористую поверхность, прохладные замочки, твердую, с вмятинами для пальцев ручку. Собственно, эта штука стоила не меньше, чем его жизнь, и Гере было ужасно интересно держать в руках кейс, словно Кащею утиное яйцо с иглой внутри.
Чем ближе электричка подъезжала к Москве, тем больше народу набивалось в вагон. Гера уже не мог любоваться кейсом, и пришлось гасить свое нетерпение безудержной фантазией. Это занятие настолько увлекло его, что он вышел на перрон Казанского вокзала совершенно не понимая, где находится.
* * *
В крепкую картонную коробку из-под сигарет он сначала уложил кейс в мешке, а затем, пройдя по рынку, заполнил ее доверху огурцами. Перевязал веревкой и сдал в камеру хранения.
Римма жила то ли с сестрой, то ли с мамой, а значит – без мужа. Голос той женщины, которая подняла трубку, был очень похож на голос Назаровой, но все же Гера не ошибся и попросил к телефону Римму Фаизовну.
