Гера застонал. Заставить язык молчать, когда ругань рвется на волю водопадом, – каторжный труд. Но ругать больного человека – последнее дело. Он сплюнул, поднялся на ноги и поплелся по дороге. Сделав несколько шагов, обернулся. Ламантины не было. На том месте, где она стояла, клубился туман.
* * *
Весь день он болел. Сон был тяжелым, Гера все время куда-то падал и просыпался. Потом снова засыпал и снова падал. Под лопатку упирался какой-то маленький предмет, но у него не было сил даже на то, чтобы повернуться и скинуть этот предмет с простыни на пол.
Он валялся в постели до тех пор, пока не захотел в туалет и терпеть стало невмоготу. Пришлось выйти из дома и по тропинке, присыпанной гравием, пойти в дальний угол сада. Шел дождь, с веток яблонь, которые он задевал, сыпалась холодная роса. Этот душ привел Геру в чувство окончательно.
События минувшей ночи остались где-то далеко-далеко и при воспоминании вызывали совершенно отвратительные ощущения. Он не мог без содрогания смотреть на свою одежду, представляющую собой засохший черный комок. Поддел ее палкой, как труп раздавленной кошки, и кинул отмокать в садовую бочку, доверху заполненную дождевой водой.
В постели он нашел маленького эбонитового чертика на кожаном шнурке, которого Дина носила на шее. Может, она сняла его сама, может, он свалился с нее. Гера надел безделушку на себя и посмотрелся в зеркало. Еще один повод прийти в гости.
Его гардероб не отличался особым разнообразием, и Гера долго раздумывал, надеть спортивные брюки и майку или костюм. В итоге оделся не по сезону тепло. Только успел заправить в брюки свитер, как услышал, что под окнами зашуршал гравий. Гера с опозданием посмотрел в окно, успев увидеть лишь, как захлопнулась входная дверь.
– Хозяин! – раздался снизу незнакомый голос.
Гера не ждал гостей – они сулили только лишние проблемы и головную боль.
– Эй, есть кто дома? – раздался тот же голос, но по топоту ног Гера понял, что непрошеных гостей как минимум двое.
Он подошел к люку, ведущему на лестницу, и посмотрел вниз. Два бритых черепа, мокрые от дождя черные кожанки, оттопыренные уши у одного и низкий лоб у другого. «Это же мои старые знакомые! Шпана, которая вымогала деньги у строителей!»
– Вы кого ищете, ребята? – спросил Гера, кидая взгляд на кочергу для мангала, стоящую в углу.
Парни задрали вверх свои яйцевидные головы. Узколобый растянул и без того тонкие губы и издал тихое рычание.
– Здорово, конкурент! – произнес он.
Второй, похожий на Чебурашку, взмахнул рукой и кинул темный сверток. Гера не стал его ловить, и сверток упал к его ногам. Это был болоньевый плащ, в котором он изображал рэкетира.
– Мы тебе плащик принесли, – сказал Чебурашка. – Ты его под платформой забыл.
– Это не мой, – ответил Гера, прекрасно понимая, что они его вычислили и отпираться не имеет смысла.
– Не твой, – согласился узколобый. – А твоей хозяйки, у которой ты снимаешь дачу… Спустись, побазарим.
Гера сел на пол, свесив ноги вниз, и стал постукивать кочергой по ступени. Лысых это позабавило. Они хором заржали.
– Чего надо? – спросил Гера.
– Шоколада, – ответил узколобый. – Ты сколько с хохлов лавэ снял?
– Не помню, – честно ответил Гера.
– Может, отобьем ему селезенку, чтобы вспомнил? – спросил Чебурашка у узколобого.
– В общем, так, – чавкая жвачкой, произнес узколобый. – Больше трех тысяч у хохлов никогда не было. Будем считать, что ты три и снял. Запоминай: три тысячи – наши кровные, еще три – штрафные санкции за наглость, еще три – за моральные издержки да еще одна для ровного счета. Итого десять. Завтра в шесть вечера принесешь на костинскую лесопилку. За каждый день просрочки – плюс пятьдесят процентов.
– И не вздумай «делать ноги», жопа, – пригрозил Чебурашка. – Спалим дачу, будешь еще и хозяйке должен.
Они вышли, с силой захлопнув за собой дверь. Гера смотрел из окна, как лысые, сунув руки в карманы, пошли по дачной улице вверх. «Лечь бы спать, – подумал он, – и проснуться при коммунизме, когда не будет никаких денег. Или не проснуться вообще».
– Если ты такими темпами будешь искать покупателя, то она быстрее сгниет, чем ты ее продашь, – сказала Дина, переворачиваясь на спину и покусывая соломинку.
Макс сидел, скрестив ноги по-турецки и прислонившись спиной к тугому телу скирды, отбрасывающей на покос обширную тень. Он опустил глаза и стал почесывать влажную от пота грудь. Дина знала, что это минутное затишье перед бурей. «Сейчас он уставится на меня своими поросячьими глазками и, брызгая слюной, начнет жаловаться на судьбу», – подумала Дина.
Макс уставился на нее поросячьими глазками.
– Вот что, дорогая моя, – произнес он. – Ты понимаешь, в каком я нахожусь положении? Ты пораскинь мозгами: могу ли я все делать сам? Я уже забыл, что такое солнце! Я веду ночной образ жизни! Для меня уже лунный свет слишком яркий!
– А что ты предлагаешь? – спросила Дина, глядя на паутину, натянутую между деревянным колышком и листом рубероида, лежащим на скирде. В центре ее дежурил паук. Жирная муха смело пилотировала себя рядом с паутиной. Паук, несмотря на голод, терпеливо выжидал, когда отважная идиотка запутается в его липких сетях.
– Сама ищи покупателя! – сказал Макс то, что Дина хотела слышать.
Она сделала вид, что это предложение не принимает. Фыркнула, закинула ногу на ногу и стала ею помахивать. Между пальцев с налаченными ногтями застрял сухой цветок клевера.
– Ничего умнее ты придумать не мог, – ответила она. – Прекрасная картинка: девушка, торгующая автомобилем на Люберецком авторынке.
– Не надо прикидываться дурочкой! – поморщился Макс. – Все можно сделать иначе.
Дина решила, что этого достаточно. Она вздохнула и выплюнула соломинку.
– Хорошо. Я найду покупателя. Только деньги на этот раз буду уже делить я.
Макс прихлопнул на груди какое-то насекомое, растер его в пальцах и вытер их о джинсы.
– Что-то с нами случилось, – произнес он. – А так все хорошо начиналось.
Он встал и, пригибаясь, подошел к девушке.
– Как мне это все надоело! – простонал он. – А может быть, шепнуть Лемешеву, что кейс у Герки? И пусть он его, как Буратино, вниз головой на дереве повесит. И все наши проблемы отпадут сами собой…
Дина молчала. Ее безучастное лицо позабавило Макса. Он подошел к девушке, опустился рядом с ней на колено и, коснувшись пальцами ее подбородка, повернул его к себе.
– Ты слышала, что я сказал, пупсик? Все решается очень просто. И тебе не надо будет искать покупателя.
Дина резко оттолкнула руку Макса. Тот, глядя на девушку прояснившимися глазами, тихо свистнул и покачал головой.
– Прощайте, радужные грезы, – медленно произнес он. – На глазки навернулись слезы… Может быть, ты в него влюбилась? А, пупсик? Может быть, у вас с ним был коитус? Орально-генитально-экстремально-виртуальный…
– Прошел вон, кретин, – сквозь зубы произнесла Дина.
Он вдруг резким движением схватил ее за горло и с силой вдавил в пружинящее сено. Дина не смогла увернуться, но, взмахнув рукой, наотмашь ударила Макса кулаком в голову. Он тотчас отпустил ее, чтобы прикрыться от следующего удара, но Дина, вскочив на четвереньки, швырнула ему в лицо клок сена.
Макс, должно быть, понял, что отношения с Диной подошли к опасной грани, и попытался все перевести в шутку. Он сделал вид, что клок сена повалил его навзничь. Неестественно хохоча, Макс принялся кататься, переворачиваясь со спины на грудь. Сухая трава налипла на его потный торс, и Макс стал похож на соломенного бычка.
Дина подхватила сумку и, по щиколотку проваливаясь в сено, пошла по покосу.
– Пупсик! – позвал Макс. – Ты забыла свои трусики!
Дина остановилась, повернулась и ласково сказала:
– Надень их себе на голову. И тогда днем тебя никто не узнает.
* * *
«Ни одно доброе дело не остается безнаказанным», – думал Гера, перепрыгивая через лужи. Плащ развевался над его головой, как пиратский флаг. Толку от него не было никакого, так как дождь косил под наклоном и укрыться от него лучше всего было за стеной. Но он все равно продолжал нести над собой этот имитатор зонтика из упрямства. Он вообще был очень упрямым и инертным человеком, как трамвай.
Строители складывали палатку. Они выбрали неудачное время для отъезда и вымокли до нитки. Бодя стоял под березой, подняв воротник мокрого пиджака, и яростно раскуривал влажную сигарету.
– Привет, – сказал он Гере осипшим голосом и шмыгнул. С кончика его носа сорвалась капля. – Куда ты в такую погоду?
– Работу нашли? – не ответив, спросил Гера.
– Да какая тут работа! – дернул головой Бодя. – Ничего не нашли. Хрен тертый…
– И что дальше?
– А не знаю, что дальше! Поедем на историческую родину помирать.
Гера смотрел на поношенное лицо этого несчастного человека и понимал, что, кроме него, у него нет никого, кому бы он мог доверять.
