Али, сгибаясь под тяжестью чемоданов, стойко переносил дорогу домой. Обе дамы были не в духе, поэтому без конца капризничали и вредничали. Но телохранителя от раздражения спасала мысль, что по возвращении в Москву Инесса тотчас прознает о романе с Ириной и изойдет от ярости в истерике.
В Шереметьеве их встречал водитель шестисотого «мерседеса», присланного Цунами. Домой Инесса ввалилась вечером буквально как снег на бедную голову Манукалова. Тот от растерянности не знал – радоваться или огорчаться.
– Ты откуда? – вяло улыбнулся он.
– От верблюда! Недоволен, что живая, да?
– Что за вздор? – Александр Сергеевич потянулся с раскрытыми для поцелуя губами.
Инесса уклонилась и надолго пропала в ванной. Когда же наконец соизволила появиться в домашнем велюровом халате, стол в гостиной был сервирован для ужина. Среди тарелок кобальтового сервиза и блюд с закусками стояли два позолоченных подсвечника с горящими свечами. Из ведерка выглядывала бутылка шампанского. По комнатам тихо и задумчиво разливалась мелодия Первого концерта Рахманинова.
Улыбающийся Манукалов протянул ей навстречу руки.
– Рад видеть тебя живой и невредимой. И постараюсь больше не оставлять без охраны.
– А коньяк есть? – холодно спросила Инесса.
– Все есть. – Он почти насильно поцеловал ее.
За столом Инесса некоторое время ела молча, уставясь в тарелку. Манукалов не принуждал ее к рассказам. Он знал, что долго игру в молчанку она не выдержит. И оказался прав.
Выпив граммов двести коньяку, Инесса почувствовала потребность поставить все точки над «и».
– Ты, конечно, доволен, что выследил меня?
– Не понял? – Манукалов постарался придать своему плакатному лицу добродушное выражение. Скандал совершенно не входил в его планы. Он соскучился по Инессе и хотел бы поскорее затащить ее в постель.
– Не прикидывайся. Ты же знаешь, что я в Люксембурге встречалась с Виктором.
– Знаю…
– И что?
– А ничего. Когда-нибудь это все равно должно было произойти. Хотя он мне давал честное слово офицера.
Манукалов отодвинул тарелки с недоеденной курицей, выпил минеральной воды, вытер салфеткой рот и как можно мягче произнес:
– Да будет тебе известно, что Виктор Иратов в 1983 году получил первое офицерское звание – лейтенант КГБ.
– Врешь! – вспыхнула Инесса. – Я знаю твои повадки! Запугать меня не удалось, так решил обмазать дерьмом приличного человека!
– В комитете почти все офицеры – приличные люди. В том числе и я. А Виктору до августовского путча регулярно присваивали очередные звания. Сейчас он подполковник. Работает под известной в нашем мире кличкой. Прости, не сообщаю, под какой. И, между прочим, деньги получал через наших связных.
– Врешь! – Инесса вскочила и заметалась по комнате. Она знала, что верить Манукалову нельзя. Он – профессиональный провокатор. Но вдруг все это правда? Тогда как? Неужели Виктор способен пойти с такими людьми, как ее муж? Нет, никогда. Не смог бы смотреть после этого ей в глаза.
Манукалов не вступал в спор. В его письменном столе уже несколько лет лежала ксерокопия заявления, написанного собственноручно Виктором, в котором тот просил принять его на работу в Комитет государственной безопасности. Этот исторический для их семьи документ Манукалов выловил среди прочих, когда стали перетряхивать все архивы Лубянки. Долго ксерокопия ждала своего часа и, похоже, дождалась.
– Сядь, успокойся. Я говорю правду, и ничего в ней позорного для твоего друга нет. Службой родине он смыл с себя пятно преступника.
– Это Виктор – преступник! – Инесса подлетела к мужу и схватила его за волосы. – Да это ты, гад, все подстроил, пришил нам антисоветскую организацию. Тебе это для карьеры нужно было!
Подобные слова Александр Сергеевич слышал от Инессы часто, поэтому не реагировал на них. А просто, без пафоса, повторял:
– Я выполнял свой долг, а вы вляпались по глупости. За нее-то и были наказаны. Человеческая глупость – самый серьезный порок. Из-за нее миллионы людей испортили жизнь и себе, и другим.
Инесса разжала пальцы, отпустив его волосы, и вернулась на свое место.
– Говори что хочешь. Я тебе не верю.
Манукалов молча поднялся из-за стола, прошел в кабинет и через несколько минут вернулся оттуда с ксерокопией заявления Виктора Иратова. Молча положил перед Инессой, пошел к телевизору, включил его и уселся смотреть «Вести».
Инесса читала долго, словно не веря своим глазам. Перечитывала по буквам. Мелкий, ленивый почерк Виктора узнала сразу. Он много раз писал ей шпаргалки именно такими мелкими буковками.
– Ты его вынудил… бил, пытал, издевался… – с ненавистью прошептала она.
– Наоборот. Долго тряс с благодарностью мою руку и клялся, что оправдает наше доверие и смоет трудом свой позор. На всех фотографиях, сделанных в аэропорту Франкфурта, выглядит вполне жизнерадостным.
Инесса подошла к телевизору, выключила его и, нагнувшись к мужу, впилась в него взглядом:
– Вы же его обменяли на какого-то террориста!
– Обменяли. Но после того, как он бежал из тюрьмы и получил новые документы на чужое имя.
– Какой побег? – насторожилась Инесса.
Манукалов поискал на журнальном столике среди газет одну ксерокопию фотографии и протянул ее жене.
– Узнаешь?
На фотографии была изображена разъяренная Тереза Островски возле парадной лестницы во Дворце фестивалей и рядом с ней – Курганов.
– Твой кореш Курганов. Я думаю, если он узнает, что благодаря тебе и Виктору отсидел лишних пять лет, мне придется утроить вам обоим охрану.
– Я встречалась с ребятами. Они уверены, что Виктор мертв.
– Конечно. Сама же поставила условие перед свадьбой, чтобы я помог освободиться твоему другу Виктору. Пришлось организовать побег. Чтобы не возникло подозрений, устроили так – двое подставных блатных и все трое твоих друзей выпилили в туалете вагона в полу отверстие и на полустанке покинули его. Охрана специально не мешала, а потом на задержание были брошены силы, прошедшие инструктаж.
Виктор знал, что должен упасть сразу, как услышит первые выстрелы. Блатные были застрелены при оказании сопротивления, а Курганов и Аксельрод сдались. Их отправили дальше по этапу, твоего дорогого Виктора доставили в Москву, на Лубянку. Там он и написал это заявление. Руки был готов целовать мне в благодарность за освобождение. Отправили его в спецшколу и после ее окончания легализовали под другой фамилией.
Манукалов замолк, давая возможность Инессе переварить полученную информацию. В душе он торжествовал. Это была месть, давно придуманная им и взлелеянная на тот случай, если дороги Виктора и Инессы вновь пересекутся. Она считала Александра Сергеевича ничтожеством, так пусть теперь знает, насколько ничтожнее ее любовник. Манукалов по крайней мере свою жизнь за счет других не выторговывал.
За годы, прожитые с мужем, Инесса потеряла чувствительность и ранимость, присущие ей в молодости. Но Виктор все эти годы оставался для нее идеалом человека, сумевшего вопреки ударам судьбы выстоять. Она чувствовала в нем нравственную опору. Возможно, уважения к нему в ней было даже больше, чем любви. Кроме того, Инесса убеждала себя, что, живя с Манукаловым, приносит себя в жертву ради Виктора, любившего ее. И вдруг выясняется, что Иратов такой же подонок, как и ее собственный муж! И служат оба в одной и той же «конторе», так безжалостно сломавшей жизнь ей, Аксельроду и Курганову…
Впервые Александр Сергеевич увидел, как беззвучно и горько плачет жена. Но жалости в своем сердце не обнаружил. Его мучила ревность. И он задал самый болезненный вопрос, хотя понимал, что этого делать не следует.
– Давно вы с ним?
В ответ Инесса кивнула головой.
Боль резанула по сердцу, Манукалов задержал дыхание и прикрыл глаза. Овладев собой, медленно произнес:
– На месте Виктора я бы очень боялся встречи с Аксельродом и Кургановым…
Инесса поняла затаенную в словах мужа угрозу. За Веню она была спокойна. Он мстить не станет, а вот Курган и до тюрьмы был непредсказуемым, а сейчас и подавно. Придется приложить много сил, чтобы его нейтрализовать. Умом Инесса поверила в рассказ о Викторе, но в душе теплилась маленькая надежда, что все было не так.
Она встала и ушла в спальню, давая понять Манукалову, что благодарности к нему не испытывает.
Он ее и не ждал. Теперь накопившаяся месть нащупала орудие – им должен стать Курганов. Завтра же первым делом Манукалов прикажет разыскать его и установить наблюдение.
Невзирая ни на какие протесты Эдди, Веня приехал на ферму. С цветами, шампанским, конфетами и золотым колечком фирмы «Картье». Она была испугана, встревожена и польщена его вниманием.
– Я же просила не приезжать… – нетвердым голосом укорила его.
Веня и сам был взволнован своей выходкой. Но от этого казался еще более пылко влюбленным. Оба ощущали тень Шлоссера, нависшую над ними, что придавало встрече атмосферу старинного романтизма времен Дон Жуана.
