До входа в штольню оставалось каких-то метров десять. Жоре хотелось отшвырнуть тачку и устремиться в зев пещеры. Только усилием воли он удерживал себя от столь опрометчивого решения. Наоборот, следовало выглядеть как можно более спокойным. Отвернувшись от штольни, Фартовый неожиданно встретился взглядом с долговязым майором. На какое-то время страх парализовал его, ему потребовалось немалое усилие, чтобы сделать очередной шаг.
Гривенник неожиданно споткнулся. Фартовый не обернулся, но услышал, как загрохотала выпавшая из рук Гривенника тачка и как зло чертыхнулся при этом упавший подельник.
Боковым зрением Фартовый увидел, как майор перевел взгляд на упавшего Гривенника. В его равнодушных глазах читалась решимость. Привычным движением вытащил из кобуры пистолет и уверенным шагом приблизился к упавшему. Сверху вниз посмотрел на распластанное тело:
— На счет «три» подняться! Раз…
Видно, у конвоя математика в большом почете. Уже на счет «два» Гривенник вскочил на ноги и, вцепившись в тачку, заторопился дальше.
Штольня располагалась немного в стороне, на краю поляны. Фартовый сделал один шаг, потом второй, такой же короткий, и оказался у входа. Из пещеры дохнуло колодезным холодом. Пора! Отшвырнув тачку, он, пригнувшись, метнулся в штольню. Услышал, как позади заторопился Гривенник. Еще один шаг, и пещера проглотила беглеца, даже не поперхнувшись.
Послышалась короткая автоматная очередь, приглушенная стенками штольни. Обернувшись, Фартовый увидел, как Гривенник, вскинув руки, подался вперед корпусом, как если бы кто-то очень сильно толкнул его в спину, и упал, едва шагнув в сумрак штольни.
Надо признать, что Жора Гуньков, он же Георгий Фартовый, не просто так стал законником и одним из паханов лагеря, спрятанного в лесах Свердловской области. Дураком он никогда не был и, наверное, немало порадовался бы, узнав, насколько точно удалось ему просчитать одно из решений самого товарища Сталина. И черт его знает, доложи об этом своевременно великому вождю кто-нибудь из его окружения и прибавь к этому тот факт, что именно этот самый Фартовый и разработал план массового побега и похищения алмазов, не удавшийся буквально из-за мелочей, какое решение принял бы лучший друг советских физкультурников. Конечно, он вряд ли поменял бы местами гражданина Гунькова и товарища Абакумова, но, может, и задумался бы о том, а не зря ли такой талант топчет зону.
Но чего не случилось, того не случилось. Да и план Фартового находился еще на стадии самых общих размышлений, когда Верховный вернулся из Ялты в Москву.
Столица встретила его теплом. С окон соскребали наклеенную крест-накрест бумагу. Теперь она была без надобности — бомбежки даже ближних тылов были крайне редкими, а те немногие самолеты, что все-таки прорывались через линию фронта, как правило, оказывались сбиты зенитками и истребителями.
Автомобиль Верховного, не сбавляя скорости, мчался в Кремль. Иосиф Виссарионович, следуя многолетней привычке, разместился на заднем сиденье, рядом с ним, за водителем, сидел его секретарь Поскребышев. Сталин выглянул в окно. На всем протяжении пути, выстроившись вдоль дороги, его встречали солдаты НКВД, чьи суровые напряженные лица демонстрировали полную готовность любой ценой выполнить возложенные на них обязанности. А вот за их строем, всего-то на расстоянии нескольких метров, существовала другая жизнь, и Сталин иногда замечал обращенные к машине улыбки девушек.
— Поехали на ближнюю дачу, — неожиданно произнес Иосиф Виссарионович.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — быстро отозвался шофер, притормаживая, чтобы развернуться.
Повернувшись к секретарю, Верховный приказал:
— Как только прибудем, пригласите ко мне Абакумова.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — произнес Поскребышев.
Отодвинув занавеску, Сталин посмотрел во двор. Территория дачи была очищена от снега, дорожки посыпаны желтым песочком, а близ дома, оставляя следы на жухлой прошлогодней траве, важно шествовали три большие вороны, солидно покачиваясь с боку на бок.
С первого взгляда охраны было не видно. Она умела не докучать своим присутствием Верховному. Вот только если присмотреться… У ели, метрах в пятидесяти от здания, слегка колыхнулась ветка, а за ней просматривался лоскуток серой шинели.
Это уже второе оцепление.
Люди, стоящие в первом, находились где-то поблизости, но увидеть их трудно, эти ребята умели затаиться.
Сталин развернулся. Виктор Абакумов, руководитель Главного управления военной контрразведки «Смерш», продолжал стоять у стола, вытянувшись. Несмотря на огромный рост, в присутствии Верховного Главнокомандующего он умел быть незаметным. А Иосиф Виссарионович ценил подобное качество.
— Не желаете ли прогуляться, Виктор Семенович? — доброжелательно поинтересовался Иосиф Виссарионович.
— С большим удовольствием, товарищ Сталин. Тем более что погода благоприятствует. Вот разве что ветерок небольшой.
— Да, погода и в Москве хорошая, но в Ялте было совсем тепло, — ответил Сталин, сняв с вешалки шинель. — Мне там очень понравилось.
Абакумов поспешил сделать шаг вперед, чтобы помочь Верховному накинуть на плечи шинель, но тот небрежно отмахнулся, давая понять, что справится и сам. В быту существовала масса вещей, которые Верховный делал самостоятельно. Разве что сапоги лично не драил — это все-таки обязанность денщика!
— После Ялты никак не могу привыкнуть к московскому воздуху. В Крыму дышится совсем по-другому. Надо бы почаще там бывать. Не зря Рузвельт мечтает жить именно в таком месте.
— Отдых пошел бы вам на пользу, товарищ Сталин, вы очень много работаете.
— А куда денешься, — буркнул Иосиф Виссарионович, постучав себя по карманам.
Вытащив трубку, он повернулся спиной к ветру и неторопливо прикурил. Прогулку на свежем воздухе он любил сочетать с обстоятельными беседами. Абакумов не сомневался, что так будет и в этот раз, вот только не мог предположить, на какую тему пойдет беседа. А этот странный срочный вызов на ближнюю дачу!
Внутри похолодело от дурного предчувствия.
Цепким взглядом он осмотрел двор. Охрана у Верховного была высокопрофессиональной. Таким охранением не смог бы похвастаться ни один глава государства. И то, что Сталин до сих пор был жив, во многом была его, Абакумова, личная заслуга.
За сравнительно небольшой период было обезврежено двадцать три группы, имевших задачу устранить Верховного Главнокомандующего. Мины странным образом появлялись на пути его следования в Кунцево, а одна из них взорвалась в тот самый момент, когда головной автомобиль пересекал опасную зону. Страшно даже представить, в какую сторону качнулся бы маятник всей истории человечества, как развивались бы боевые действия, если бы Сталина вдруг не стало.
От тяжелых мыслей, несмотря на усилившийся ветер, Абакумова прошиб пот. В тот сложный период его собственная судьба висела на волоске. Случись что со Сталиным, ему припомнили бы все, вплоть до резкого слова, брошенного в сердцах не тому человеку.
Охраняя Верховного, он оберегал собственную жизнь.
Иосиф Виссарионович спустился с крыльца и размеренной походкой направился по асфальтовой дорожке вдоль фасада. За углом дома располагался круглосуточный пост. В обязанности часового входило немедленно обнаружить свое присутствие при любом постороннем шуме. Через несколько метров чекист должен услышать размеренный шаг Верховного и убедиться в том, что на вверенной ему территории действительно все в порядке.
Интересно, через сколько шагов охранник обнаружит свое присутствие? Через десять, а может быть, через пятнадцать?
Идя рядом со Сталиным, Абакумов поймал себя на том, что принялся отсчитывать шаги.
Охранник обнаружил свое присутствие на счете «одиннадцать». Шагнув из-за угла, он увидел приближающихся Сталина с Абакумовым и, приложив руку к меховой шапке, бодрым голосом произнес:
— Здравия желаю, товарищ Сталин!
Иосиф Виссарионович лишь слегка кивнул и зашагал дальше, увлекая за собой Абакумова. Тот уже давно убедился, что Хозяин был из тех людей, которые не любят изменять своим давно сложившимся привычкам. Метрах в тридцати от здания была установлена скамья. Не бог весть какое сооружение, просто струганая доска, укрепленная короткими сучковатыми поленьями, лишенная даже обычной спинки. Охрана поставила эту скамейку для себя, чтобы во время короткого перерыва выкурить папироску и перекинуться несколькими фразами. Но неожиданно Сталин облюбовал именно эту скамью, всегда устраиваясь на ней. Отдыхая, он любил посматривать на вершины елей и всегда чему-то спокойно улыбался в порыжевшие усы.
Место для короткого отдыха охрана тут же перенесла куда-то в сторонку, а эта скамейка стала официально именоваться местом отдыха товарища Сталина. Начальник караула предложил было поставить над скамейкой беседку, чтобы в ненастье можно было бы укрыться от дождя, в снежную погоду от снега. Но неожиданно Верховный отказался, заявив:
