— Я проанализировал всю имеющуюся информацию, и мое мнение таково… Рузвельт ведет себя крайне беспечно, он недооценивает всю сложность ситуации и слабость собственного здоровья.
— Почему?
У кормушки появились воробьи, задиристые, озорные. Растолкав синиц, они пикировали в кормушку и, воровато осмотревшись, вылетали с куском хлеба в клюве. Наиболее отчаянные птицы слетали на тропинку и весело прыгали у ног собеседников. Наклонив крохотные головки, они заглядывали в лица разговаривающих людей и громким щебетанием выпрашивали гостинец.
Сталин сунул руку в карман, вытащил горсть семечек и щедро сыпанул их под ноги. Воробьи дружным семейством слетели с веток и принялись поклевывать угощение. Самый нахальный из них топтался у ног вождя, вызывая его легкую улыбку.
— Как бы на ботинки не нагадили, — недовольно проворчал Иосиф Виссарионович, бросив очередную жменю семечек далеко в сторону.
Абакумов слегка махнул рукой, но птицы не спешили покидать прикормленное место, лишь отлетели на несколько шагов.
Верховный повел плечами.
— Что-то похолодало.
— Да, это заметно, товарищ Сталин.
— Давайте вернемся обратно и продолжим наш разговор, — сказал Иосиф Виссарионович и, не дожидаясь ответа, поднялся. — Пойдемте, я скажу, чтобы нам организовали крепкий чай.
Разговор этот получил продолжение в апреле, после смерти американского президента.
Сталин закрыл папку и аккуратно отодвинул ее на край стола. К Рузвельту можно было относиться по-разному, этот американец никогда не стал бы настоящим другом Советской России, но его словам следовало доверять. Его место, согласно Конституции США, занял вице-президент Трумэн — вот с кем не хотелось иметь дело!
Так что уход Рузвельта можно расценивать как весьма значительную потерю.
Абакумов, выпрямив спину, смотрел на Хозяина. Его крупные сильные руки лежали на краю стола.
Некоторое время Сталин просматривал документы.
— Где умер Рузвельт? — наконец спросил Иосиф Виссарионович, ознакомившись с бумагами.
— В штате Джорджия, в своем имении Уорм-Спринг. Официальная медицина утверждает, что он умер от кровоизлияния в мозг, которое явилось следствием артериосклероза, — отчеканил Абакумов.
— А что по этому поводу говорит наша медицина?
— Выводы лечащего врача президента полностью сходятся с мнением наших специалистов, товарищ Сталин, — уверенно ответил Абакумов.
— Кого вы привлекали в качестве экспертов?
— Алексея Ивановича Абрикосова, а он, в свою очередь, еще группу специалистов.
Алексей Иванович Абрикосов был вице-президентом Академии медицинских наук, патологоанатомом. В научном мире непререкаемый авторитет.
— Ему можно доверять, — согласился Сталин.
Взгляд вождя сфокусировался точно на переносице Абакумова, превратившись в маленький колючий буравчик. Острые глаза Сталина буквально прожигали кожу, создавая значительные неудобства. Абакумов едва удержался, чтобы не почесать беспокоившее его место. Самое важное при общении со Сталиным — это достойно выдержать его направленный взгляд.
Вот где настоящее испытание!
При этом Иосиф Виссарионович не просто разглядывал своего собеседника, а самым тщательным образом изучал его, прищурив глаза, пристально всматривался, как если бы пытался прочитать затаенные мысли. И Абакумов молил бога, чтобы в этот час на ум Верховному не пришло что-нибудь дурное.
Важно не отвести глаз — Хозяин может воспринять подобный поступок как неискренность по отношению к собеседнику, к себе лично то есть.
Чтобы не смотреть прямо в глаза вождю, Виктор Семенович принялся разглядывать его щеки, покрытые мельчайшими оспинками, поросшие суточной темно-серой щетиной. Ему вдруг подумалось о том, что за последние два года Сталин сильно сдал, кожа на скулах обвисла и стала дряблой, а под глазами появились пигментные пятна, столь свойственные преклонному возрасту.
Перед ним был дряхлеющий старик, много повидавший на своем веку, проживший трудную жизнь. Суровым взглядом он напомнил Абакумову отца, и нежность, столь несвойственная ему в последние годы, безжалостно резанула по сердцу.
Но возникшие было иллюзии улетучились тотчас, едва Сталин произнес первое слово.
Вот он, хозяин земли русской, умевший не только жаловать, но и карать. Привыкший ко всенародному обожанию и сполна познавший силу ненависти. Человек-загадка, доступный для каждого и одновременно заоблачный. Очень обаятельный и страшный одновременно, причем настолько, что только от одного его взгляда застывала кровь в жилах. Каков он был настоящий, никто не мог сказать, даже самые близкие люди в его окружении.
Какую-то минуту назад Сталин был стариком, какие сидят на скамеечках в московских двориках, да и выглядел он почти по-домашнему. Типаж знакомый, у такого деда можно стрельнуть папироску, душевно поговорить о том о сем и, дружески хлопнув по плечу, беззаботно пошутить.
Теперь же перед ним был человек несгибаемой воли, знавший цену собственным словам. Уж не поэтому ли он столь тщательно подбирал, продумывал каждую фразу?
Иосиф Виссарионович взял трубку и постучал чубуком о край стола. Получилось очень нервно. Его лицо, какую-то минуту назад столь доброе, лицо беззлобного старика, неожиданно приняло жестковатое выражение. Абакумов невольно кашлянул, смутившись под взглядом темно-серых глаз. Очень хотелось верить, что перемена в настроении Хозяина к нему никак не относится.
— Ялта вспомнилась, — неожиданно сказал Сталин. — Рузвельт мне еще тогда показался каким-то беспомощным… Что-то подсказывало мне, что он скоро плохо кончит. Не ошибся… Теперь вот что надо решить. Товарищ Абакумов, а мы ведь поставляем им золото и драгоценности по ленд-лизу?
— Да, товарищ Сталин. Пока идет только золото. Первая пробная партия алмазов готова к отправке. Основная их масса пока копится и будет отгружена в объеме, предусмотренном вашей договоренностью с президентом Рузвельтом.
— Что ж, если я обещал покойному президенту предоставить алмазы, то так и придется сделать. Но ведь мы приготовили еще и большую партию изумрудов…
— Да, товарищ Сталин. Сорок ящиков по девяносто килограммов каждый. Прикажете заняться их отправкой?
— Пожалуй, нет, не прикажу. Изумруды я никому не обещал, следовательно, можно их пока и не отправлять. Схоронить на время, а будущее покажет, не так ли?
— Совершенно верно, товарищ Сталин.
— Так вот вы и займитесь этим. И обратите внимание на соблюдение максимально возможной секретности всего дела. Вы поняли, именно максимальной?!
— Так точно, товарищ Сталин. Разрешите приступать?
— Да. Ступайте!
Глава 18 ОПЕРАЦИЯ ПО УСТРАНЕНИЮ
Григорий Коробов не всегда обременял плечи тяжелыми звездами, да и не особо велик чин-то — всего майор. Иногда он предпочитал носить обычную гимнастерку без знаков различия. Так проще. Те, кому дозволено знать его полномочия, в курсе! А потому стоило только ему остановить свой тяжеловатый, с легким прищуром взгляд на бойцах, как они с готовностью вытягивались во фронт. Тяжелые погоны позволяют предположить, что его появление на данном участке не случайно и что предстоящей операции отводится значительная роль. Но чем меньше людей будет знать о секретном грузе, тем лучше.
Но окружающие каким-то непостижимым образом угадывали в нем значительную фигуру и невольно умолкали, стоило только ему заговорить. Но даже те, кто знал о его должности и статусе, не могли быть в курсе всех тех возможностей, которыми Коробов располагал, а были они значительно шире, чем просто контроль над передачей секретного контейнера. Кроме принятия груза, он должен был обеспечить безотказность прохождения машины на вверенном ему участке пути. А в случае осложнений, имея официальное предписание, мог карать или миловать любого на вверенном ему участке.
Был совершен побег. Пропал секретный контейнер. Ситуация чрезвычайная. Впрочем, подобный вариант расписывался в соответствующих инструкциях, в рамках которых предстояло действовать дальше — вызвать роту, которая стояла в семи километрах от лагеря, и принять на себя командование.
Следовало проявить характер, но это не впервой! И в этом случае погоны ничуть не мешали. По одежке встречают…
Коробов осознавал, что он всего лишь крохотный винтик хорошо отлаженной репрессивной машины, но даже он способен превращать в шлак любой человеческий материал. Работая в структуре «Смерша», он знал, что машина подавления напоминает огромный тяжелый асфальтовый каток. Правда, заводится она всегда с полуоборота и не остановится до тех пор, пока не выгладит, как паровым утюгом, все неровности.
А потому следовало поступать по всей букве инструкций и приказов, сурово наказать очевидных виновных, хотя и ясно, что ошибок в таком большом деле тоже не избежать. Как говорится, лес рубят — щепки летят!
