— Люди Рифатова все здесь лежат? — спросил старший прапорщик.
— Из тех, кто с ним был, — все. А где сам Рифатов? — спросил я и пошел посмотреть.
Мы как раз остановились неподалеку от тех камней, где банда Такыя сначала пряталась, а потом нашла себе могилу. И я хорошо помнил камень, за которым, как я считал, находился сам эмир. Но там лежал совсем другой бандит. Наверное, раненый соратник Рифатова, добитый пришлой бандой, поскольку очередь ему в грудь была выпущена с близкого расстояния, хотя и не в упор. Я прошел по всей площадке, поочередно осматривая всех убитых — и из первого, и из второго джамаата. Но Такыя Рифатова, к своему удивлению, не нашел.
— Друга, похоже, потерял? — спросил Тицианов, видя мою растерянность.
— Вашего лучшего друга, товарищ старший лейтенант, — парировал я. — Рифатова среди убитых нет. Похоже, убежал…
— Как так? Никто убежать не мог! — Командир взвода и сам растерялся, моим глазам не поверил, поскольку я Рифатова только мельком видел, когда Тицианов позвал нас со Скворечней сверху, и пошел лично проверять. Он даже переворачивал лицом вверх тех, кто лежал на животе, хотя у них всех сильно отличались фигуры от фигуры бывшего клоуна. И убедился-таки в моей правоте:
— Он же за тем вон камнем находился…
— Да. Находился. Я тоже там смотрел. Но теперь там другой лежит.
Тицианов попробовал рассмотреть следы человеческих ног. Но снегопад все следы сделал одинаково старыми, кроме тех, что уже после окончания снегопада оставили парни Магометова, и нашего взвода, который успел пересечь площадку. Большинство старых следов было внутри каменного полукольца и никуда не уходило. И только один старый след, почти полностью засыпанный снегом, вел вниз, в сторону дороги.
— Где наш охотник? — спросил командир взвода.
— Ему перевязку делают, — ответил я.
Скворечня как раз надевал после перевязки бушлат. На свету старший лейтенант сразу определил, что рукав бушлата пропитался кровью:
— Скворечня!
— Я, товарищ старший лейтенант, — подбежал младший сержант.
— Что с рукой?
— Пуля навылет. Пустяк.
— Пустяк, — сказал, подойдя, старший прапорщик Василенко. — Думаю, будет жить…
— Разрешаю жить, — согласился старший лейтенант. — Посмотри следы. У нас Рифатов пропал. И кто-то в снегопад ушел в сторону дороги.
— Убежал, а не ушел, товарищ старший лейтенант, — поправил командира младший сержант. — Здесь вначале следы еще рядом, шаг короткий. Это он только разгонялся и не совсем еще решился бежать. Ждал наших действий. А потом уже разогнался. Чем дальше, тем шаги длиннее. А потом вообще, как сайгак, скакал.
— Там наши парни нашли одного раненого бандита, — подсказал старший прапорщик. — Уже, наверное, перевязали. За тем большим камнем. На земле он лежит. Лицом вниз. Ему осколками всю задницу разворотило. На спину перевернуться не может. И голову порвало. Тоже, похоже, осколком. Может, Рифатов?
Мы со старшим лейтенантом устремились туда. Старший прапорщик со Скворечней поспешили за нами. Но я уже издали определил, что это не Такый Рифатов. Человек лежал на своем бушлате, и ноги его были обуты в сапоги. А у Рифатова на ногах были башмаки армейского образца. Естественно, я сразу сказал:
— Не он.
— Но он может что-то знать о своем эмире. Если только он не из банды Магометова.
— Я спрашивал. Он человек Такыя, — сообщил Василенко. — Я забрал его документы. Вот. — Он раскрыл паспорт: — Аббас Магомедович Борханетдинов. Последняя регистрация в Каспийске. До этого проживал в Буйнакске. Родился в Иркутской области.
— Земляк, стало быть, — заметил Скворечня. — Я же из Иркутской области.
— Этот Аббас родился в зоне, когда его мамаша там срок отбывала, — пояснил старший прапорщик.
— В зонах я не работал, — признался Василий и как будто потерял интерес к раненому.
Но не потерял к нему интерес Тицианов. Он даже на снег сел так, чтобы видеть лицо пленника, которому стал задавать вопросы. Мы остановились чуть в стороне и слышали только отдельные слова командира взвода. Раненый же едва слышно отвечал и больше мычал, но и мычать старался с жутким акцентом. Тем не менее старший лейтенант ответы на свои вопросы, кажется, получал.
— Я уже проводил первичный допрос, — сообщил нам со Скворечней Василенко. — Говорит, что был поваром в банде. А до этого поваром в каком-то ресторане работал в Махачкале. Но врет. У него регистрация в паспорте стоит каспийская. Другие скажут, чем он в банде занимался.
— А что, еще где-то пленные кверху задницей валяются? — наивно поинтересовался я.
— Подполковник Рябухин четверых живыми захватил.
— Там еще бой продолжается? — поинтересовался младший сержант.
— Закончился. Базу обыскивают. Там мощные сооружения. И хитрые лазы.
— А как их нашли?
— Тетрадка какая-то у подполковника была с чертежами. Он всю ночь смотрел, утром сообразил, что это чертежи подземелья. Так первый вход нашли. Потом и другие. Но это уже после нашего ухода. При нас только-только по одному входу в подземелье вошли и сразу в бой вступили. Я хотел посмотреть, чем там для роты разжиться можно, да комбат меня отправил со взводом к вам. Но командиру роты я пару советов дать успел. Он тоже своего не упустит.
Старшину роты старшего прапорщика Василенко в роте иногда называли Плюшкиным. Он тащил в свои закрома все, что мог и что когда-то кому-то могло сгодиться. Даже с городских помоек что-то приносил. И если комбат проявлял такую же заботу о вооружении батальона и предпочитал не сдавать трофеи, то Василенко интересовали бытовые условия жизни солдат, и все, что к этому относилось. И он эти бытовые условия обеспечивал по мере своих сил.
— Значит, сгодилась наша тетрадка? — сказал младший сержант Скворечня.
— Ваша? — не понял старший прапорщик и глянул на меня скептически.
— Вася двух бандитов в разведке подстрелил, — объяснил я. — У одного из них эта тетрадка была. Мы ее комбату отдали для изучения.
— Понятно. Повезло роте, — согласился Василенко. — Хотя…
Договорить он не успел, потому что старший лейтенант, закончив допрос, подошел к нам:
— Ты, Константин, словно на картах гадал, когда про Рифатова говорил. Он пришел от нас, достал из рюкзака бутылку коньяка, выпил ее залпом, а потом уснул. А незадолго до прихода банды Магометова вдруг вскочил, осмотрелся и побежал куда-то. И никому ни слова не сказал. Тогда рядом с ним двое боеспособных людей оставалось и несколько раненых, которых потом вторая банда добила. А мы в это время, наверное, от наблюдения отвлеклись и момент побега упустили. Такый быстро выскочил из зоны освещения, а тепловизором я пользовался не постоянно. Где теперь его искать?
— В селе, наверное, — подсказал Скворечня. — Больше ему податься некуда, если база разгромлена. Здесь не тайга, и Такый не охотник. В горах в одиночестве не прожить.
— Тем более без коньяка, — добавил я. — У него, мне думается, запой начался. Он там, где можно добыть коньяк. А на все остальное ему наплевать. Если бы Такый был уверен, что у нас есть, он к нам бы пришел и сдался при обязательном условии — в обмен на сдачу мы должны бутылку коньяка. Для Такыя такой обмен казался бы равноценным. Алкоголика в запое не волнует то, что будет через час. Выпить хочется немедленно.
Мой вывод, кажется, опять показался старшему лейтенанту Тицианову неубедительным:
— В любом случае, придется идти его искать. Скворечня, как самочувствие?
— Нормально, товарищ старший лейтенант.
— Василенко, остаешься за меня. Мы втроем в село сходим. Обеспечь нас патронами и выстрелами для «подствольников».
— Возьмите с собой хотя бы отделение, — посоветовал Василенко. — Втроем поиск вести сложно. Может, дом или двор какой-то блокировать придется. Втроем трудно придется.
— Да, пожалуй… — согласился Тицианов. — Третье отделение, за мной!..
* * *
Слово «втроем», прозвучавшее изначально, не осталось вне моего внимания. Оно значило, что со старшим лейтенантом отправляется младший сержант Василий Скворечня и, естественно, я. Причем про мое самочувствие командир взвода даже не спросил. Хотя вопрос о самочувствии Скворечни был вызван, наверное, его ранением, легким, но с большой потерей крови. О потере крови говорил тот же рукав бушлата. Кровь уже застыла, и рукав даже похрустывал.
Но по совету старшины роты командир взвода взял с собой третье отделение, в которое и мы со Скворечней входили. Двинулись. Так идти было веселее, хотя и шли молча.
К кому нам было зайти в селе, кому задать вопрос? Мы знали только одного человека. Того самого, который предположительно передал нас банде Магомеда Магометова. Хотя сам факт предательства ментовским стукачом еще требовал доказательств, без которых ему невозможно было предъявить претензии. Но сам Абубакар Магометович Дамадаев о наших подозрениях, должно быть, не знал, и утром Тицианов, кажется, с ним по телефону не разговаривал, хотя сам Дамадаев обещал к утру связаться со своими полицейскими начальниками, и должен был позвонить Тицианову. Впрочем, в данном случае термин «должен» не проходит. Нам он ничего не должен. Его полиция «подкармливает». Хотя я сомневаюсь, что «подкармливает» серьезно, если менты относятся к нему как к записному алкашу. Однако есть, я слышал, такие стукачи, которые работают от «любви к искусству». У некоторых людей, как правило злобных и завистливых, натура такая, что они с удовольствием других людей закладывают. Но человеческая натура для окружающих всегда остается загадкой. И нам со стороны трудно было решить, что представляет собой Абубакар Магометович Дамадаев. Тем не менее обратиться, видимо, кроме Дамадаева, нам не к кому, поскольку участковый в селе убит бандой Рифатова, председатель сельсовета убит той же бандой. Не заходить же в первый попавшийся дом и не спрашивать, где тут у вас может спрятаться эмир Такый Рифатов.
