– У него там лаборатория, – сказал Потапчук, когда Михаил Сергеевич закрыл за собою и запер изнутри дверь, – но туда он никого не впускает. Думаю, что именно из лаборатории есть ход к сейфам, где он хранит свой архив.
– А он что, архив хранит в сейфах? – переспросил Слепой.
– Он мне сам как-то хвастался. Говорит, главное – не забыть комбинацию цифр, которую он запишет только перед своей смертью, – пожал плечами Потапчук. – Если с ним что-то случится, чтобы вскрыть сейфы, думаю, придется привлекать самых крутых медвежатников.
– Ну, так что, Федор Филиппович, может, и правда в теннис сыграем? – сказал Слепой. – Или в баскетбол?
Но решить это они не успели. Дверь лаборатории распахнулась, и на пороге в ореоле красного света показался чем-то встревоженный Кац.
– Войдите! – строго сказал он.
Помещение оказалось довольно просторным. Там были три умывальника, стол, на котором стоял сохранившийся с советских времен фотоувеличитель. На полках стояли какие-то банки и коробки с химикатами. Из угла в угол были натянуты веревки со специальными прищепками, а со стены светил, делая все вокруг фантастически нереальным, красный фонарь. Было похоже, что этот старичок, как в былые времена фотографирует на какой-нибудь «Зенит», вручную проявляет и сушит пленки, потом так же вручную печатает фотографии. Непонятно было только, где он брал фотобумагу, химикаты и все остальные сопутствующие материалы. Ведь в магазинах они давно не продавались, а если и успел он когда-то ими запастись, срок годности давно вышел.
– Откуда у вас эта пленка? – спросил Михаил Сергеевич.
– Это долгая история, – сказал Слепой, не зная, как лучше ответить.
– Но она вам не принадлежит! – уверенно заявил Кац. – И я должен знать, каким образом она к вам попала и зачем вам нужна фотография.
– Из-за этой пленки уже пострадали и еще могут пострадать люди, – сухо сказал Слепой.
– Понятно, – кивнул Кац, задумчиво хмуря брови.
В это самое мгновение во дворе вдруг послышался заливистый лай, а потом Маруся как-то враз будто поперхнулась и умолкла. Кац сделал знак, чтобы Потапчук и Слепой не подходили к окну, а сам, прижавшись к стене спиной, осторожно выглянул из-за шторы.
– К нам гости. Бедная Маруся, – проговорил он как-то потерянно и, махнув рукой, добавил: – Защищайтесь!
После этого он юркнул в лабораторию и заперся изнутри. Потапчук и Слепой спрятались за шторы.
На всех окнах стояли решетки, но те, кто решил наведаться к Кацу, очевидно, хорошо знали, что можно проникнуть в дом, приставив лестницу к чердачному окну. Через несколько минут по довольно крутой лестнице со второго этажа спустились двое в черных масках с пистолетами.
Они огляделись по сторонам, и тот, что повыше, прогундосил:
– Ну. И че теперь, Макс? Где твой божий одуванчик?
– Ниче, Слон, ща появится. Ща мы его из его норки выкурим.
С этими словами щуплый и чуть кривоногий Макс достал что-то подобное не то на дымовую шашку, не то на взрывное устройство.
– Ты уверен, что он тут один? – спросил тот, которого Макс называл Слоном, настороженно оглядываясь. – Что-то мне здесь не нравится.
– Да перестань, я слышал, как брат мой кому-то рассказывал, что дедок никого к себе не пускает.
– А сам он где?
– Да здесь за железной дверью. Я уверен, что и архив его тоже там! – уверенно сказал Макс, устанавливая устройство под самую дверь лаборатории.
Потапчук и Слепой выскочили из своего укрытия и набросились на парней в масках.
Слон, уже обезоруженный и с заломленными за спину руками, выругался и прошипел:
– Я же знал, что ты меня подставишь! Один, один…
Не успели Слепой с Потапчуком усадить наглых молодчиков на диван, как раздался вой полицейской сирены и, вскрыв входную дверь, в дом забежали человек пять полицейских.
– Вы кто? – спросил капитан, который, очевидно, командовал операцией.
Потапчук потянулся за удостоверением, а ретивый капитан ловко выбил у него из рук пистолет.
– Э, ребята! Это мои гости! – вдруг раздался голос Каца, который вышел из своей двери. – Вы этих двоих в масках забирайте, увозите. И допросите как следует, чего им было здесь у меня надо. А этих оставьте. Это свои.
– Свои, чужие… – недовольно покачал головой капитан. – Документы есть?!
– Есть, капитан! – сказал Потапчук, показывая удостоверение. – А пистолет – одного из этих.
– Так бы сразу и говорили, товарищ генерал, – недовольно проворчал капитан, поднимая пинком с дивана одного из преступников. – Эй, ты, пошел!
– Уводите их, уводите поскорее! Спасибо! – сказал Кац, выпроваживая стражей порядка.
Когда полицейские с бандитами покинули дом, Кац вместе с Потапчуком и Слепым вышел во двор. В вольере, за сеткой, лежало окровавленное тело овчарки.
– Ну вот… Третью собаку убили, – как-то обреченно проговорил Кац. – Опять придется вызывать специальные службы, а потом заказывать нового пса. И все это деньги, деньги…
Было непонятно, кого больше жалеет Кац, убитую собаку или деньги, которые ему придется потратить на ее погребение.
– А откуда эти полицейские здесь взялись? – спросил Потапчук.
– Ха, – самодовольно хмыкнул Михаил Сергеевич. – А тревожная кнопка зачем?! У меня там, в лаборатории, тревожная кнопка имеется. Так что, что бы ни произошло, я всегда под защитой. Мне главное – успеть самому за дверь эту юркнуть.
Слепой между тем поднял с пола и начал рассматривать хитрое взрывное устройство, с помощью которого проникшие в дом молодчики хотели открыть себе доступ в лабораторию.
Кац подошел ближе, посмотрел на квадратную коробочку с проводками и покачал головой:
– Вот гады! Все изобретательнее и изобретательнее с каждым разом!
– А вы знаете, кто этих молодчиков к вам подослал? – спросил Потапчук.
– Знаю не знаю… какая разница, – пожал плечами Кац. – Их даже из ваших кто-нибудь нанять мог. Это все ерунда. Отбились – и славненько!
– А что вы про пленку мою спрашивали? – напомнил Слепой, обезвредив взрывное устройство.
– Ах да! – вспомнил Кац. – Вы хоть знаете, что это за карта?
– Догадываюсь… – пожал плечами Слепой.
– Догадывается он! – хитро прищурившись, проговорил Кац. – Это моя пленка.
– Ваша? – удивился Потапчук и добавил: – Михал Сергеич, ты ничего не путаешь?
– Ну, в том возрасте, когда я сделал этот снимок, ни склерозом, ни маразмом я не страдал, – сказал Кац и продолжил: – Эту карту я перефотографировал по просьбе одного ученого, археолога. Тут показано местонахождение легендарного клада в Старой Ладоге. Откуда он ее, эту карту, достал, не знаю. Я этот заказ его тогда выполнил, пленку отдал. А он, тот археолог, вскоре умер. Наверное, так и не успел произвести раскопки. А старичок упертый был. Все твердил: «Я этим шведам покажу! Я им докажу, что мы русские, а никакие не варяги! И князья наши все, и цари все были, есть и будут русские! Вот если там не только сокровища, если там и останки будут, хотя бы череп, я проведу реставрацию, и они увидят, что Олег был русский, а не варяг!»
– И что, вы до сих пор так подробно все помните? Так точно помните то, что было еще в советские времена? – удивился Слепой.
– Я только то, что тогда было, и помню! – вздохнул Кац. – Я то, что тогда было, помню гораздо лучше, чем то, что есть теперь.
– Это наверняка Лизин дед эту карту приносил, – сказал Глебу Сиверову Потапчук, когда Михаил Сергеевич, бормоча что-то себе под нос, снова заперся в лаборатории.
– Похоже на то, – кивнул Слепой, сопоставляя факты. – Значит, генерал Чернявский собирался продолжить дело Лизиного деда, отца своей жены?
– Я об этом, увы, ничего не знал, – покачал головой Потапчук.
– Ну что ж, если у меня будет карта, я, отправившись в Старую Ладогу вместе со шведами, смогу вести поиски на шаг впереди них.
– Попытайся, попытайся… – кивнул Потапчук, опять погружаясь в задумчивость.
Его сейчас заботила не только и не столько карта, которую должен был восстановить и отпечатать по просьбе Слепого Михаил Сергеевич Кац, сколько неизвестно откуда взявшиеся налетчики. Когда полицейские стянули с их лиц маски, Потапчук понял, что он не так давно видел уже эти мерзкие рожи. И не где-нибудь, а в управлении, где эти молодчики сидели у кабинета одного высокого чина. Сидели не под конвоем как преступники, а как посетители. И это было более чем неприятно. Генерал Потапчук подозревал, что этот его «коллега», которому, кстати, непосредственно подчинялся и зачастивший к нему в последнее время капитан Чадов, часто ведет двойную игру. И теперь наверняка эти двое по его просьбе опять вскоре окажутся на свободе. А значит, продолжат совершать налеты на этого несчастного старичка. Архивы-то его действительно уникальны. Там компромата на всех и вся о-го-го сколько.
Михаил Сергеевич вынес, держа за уголок, еще влажную фотографию и протянул ее Слепому:
– Вот, пожалуйста. Вы уж доведите это дело до конца, а то я знаю, пока наши соберутся копать, иностранцы все уже выкопают. Да, а пленку я себе оставил. В качестве оплаты. У меня она сохранней будет.
