пола. – Его яд парализует человека, наполняет голову болезненными галлюцинациями и лишает веры.
– Им нравится, когда мясо имеет привкус страха. Деликатес. Так. На позицию.
Девочка вздохнула и, уперев приклад в плечо, прицелилась.
– Упор. Цель. Стреляй!
На этот раз пять пуль, выпущенных в одинаковый интервал, разнесли мишень в клочья. Отец Брутус не улыбнулся. Он никогда не улыбался. Лишь кивнул и потрепал девочку по голове, после чего взял со стола дробовик и протянул его Оливии.
– Возьми это. Прицелься. И крепко держи оружие. Отдача у него сильная, – предупредил он и прищурил глаза, когда Оливия молча нажала на курок и с восторгом уставилась на дробовик, который с одного выстрела разнес картонную фигуру. – Хорошо, девочка. Но дробь ушла в сторону. Видишь? Ты вырвала кусок не в центре, а слева.
– Прости, отец. У него сильная отдача, – хмыкнула Оливия. – У меня плечо болит.
– Лучше пусть плечо болит, чем какой-нибудь сраный сцинтил вонзит свои зубы в твою сонную артерию, и ты сдохнешь от кровотечения, которое невозможно остановить, – перебил её Брутус. – Вижу, дробовик тебе по нраву, девочка?
– Да, отец, – кивнула Оливия. – Мы с ним похожи.
– В таком случае, дарю его тебе. Регина уже выбрала свое оружие. Теперь и у тебя есть свой персональный защитник, – ответил он, наблюдая, с каким восторгом горят глаза девочки. – Но бывают моменты, когда оружие бессильно или боеприпасы закончились. Тогда тебе остается надеяться только на себя и на свой нож. У каждого слуги ордена есть нож, изготовленный из святого серебра. Для проклятых серебро как огонь. Они слабеют, теряют литры крови, а потом сбегают в Ад, чтобы окончательно не сдохнуть. Ты обязана владеть ножом так же хорошо, как и дробовиком. А иначе первый же проклятый станет для тебя серьезной проблемой, девочка.
– Хорошо, отец, – насупилась та и вздохнула, когда Брутус протянул ей собственный нож. Тяжелый и холодный, он, тем не менее, приятно холодил руку и наполнял маленькое сердце девочки уверенностью.
– Две минуты на отдых, и начинаем. Будет тяжело, но потом, когда ты перережешь глотку абсору или сцинтилу, ты скажешь мне спасибо, – буркнул он, снимая пиджак и закатывая рукава своей черной рубахи.
– Больно было? – тихо спросила Регина, когда Оливия вернулась в келью с мрачной физиономией и задумчиво осмотрела в зеркало разбитые губы и синяк на скуле.
– Не-а. Щекотно, – ехидно ответила девочка, посмотрев на сестру. Регина была тощей и худой, но в этом были свои преимущества. Она быстрее Оливии обучилась ножевому бою, потому что была быстрой и схватывала науку Брутуса на лету. – Как думаешь? Отец не щадит нас на занятиях. А ты чем занималась, пока из меня душу выколачивали?
– «Познание» читала. Ты знала, что не все проклятые доставляют смертным муки?
– Естественно, – кивнула Оливия. – Кое-кто из иерархов и редитумы.
– Ага. Редитумы, они вроде как полиция Ада. Если проклятые хулиганят на Земле, то редитумы отправляют их обратно в Ад, – хмыкнула Регина, устраивая поудобнее тяжелую книгу на худых коленях.
– Мне занятий и так хватает, – буркнула Оливия. – Снятся уже. Можно сегодня без лекций обойтись?
– Почему редитумы не помогли нам? Ну, в ту ночь, когда наш орден пал, – спросила Регина, заставив Оливию вздохнуть.
– Они же проклятые. Им насрать на людей, – пожала плечами девочка, чем вызвала ехидный смешок Регины. – Чего?
– Ты когда говоришь это слово, то на Брутуса похожа, – рассмеялась та. – «Встань, девочка. Вытри соплю и возьми в руки сраный нож. Абсор не будет ждать, пока ты наплачешься».
– «Упор в плечо. Целься. Стреляй», – бубня, ответила Оливия и тоже рассмеялась. – Ну, да. Смешно.
– Но все-таки. Почему редитумы не пришли тогда? – спросила Регина. – Если они следят за своими братьями, то должны были предвидеть это.
– Наверное, несвежий хер грешника съели и обосрались, – язвительно прокомментировала Оливия. Она вздохнула и, поморщившись, ощупала разбитые губы. – Болит, блин.
– Держи.
Девочка кивнула, поймав баночку с лечебной мазью, и снова повернулась к зеркалу.
– Наверное, редитумы просто не успели.
– Или не захотели вмешиваться, – перебила её Оливия. – Чего ты глаза лупишь? Я же сказала – они проклятые, и им насрать на нас.
– Наверное, ты права. Странно все это, – буркнула Регина, убирая книгу на полку. – Ладно. Давай спать. Отец сказал, что завтра будет у меня экзамен по «Познанию» принимать.
– А мне опять ножевой бой, – вздохнула Оливия, гася свечу. – Спокойной ночи, сестра.
– Спокойной ночи, – ответила Регина, тяжело вздохнув. Она немного поворочалась на кровати, а потом спросила: – А ты скучаешь по маме с папой?
– Тебе сразу в глаз дать, или сама на дверную ручку напорешься? – грубо спросила Оливия. – Что за вопросы?
– Просто я скучаю.
– А я хочу найти того, кто их убил, и вбить ему серебряный нож в глотку. И я так и сделаю, Регина, – процедила девочка, щупая губы. – Я буду медленно разрезать эту тварь на тысячи кусков, прежде чем отправить её обратно. А потом… Потом, да. Потом я тоже буду скучать по маме с папой. Спи уже, зануда.
– Сплю. Спокойной ночи, сестра.
*****
– Тебе конец, редитум! – прошипела Оливия, вытаскивая из-за голенища сапога острый серебряный нож Брутуса. Демон, вперив в девушку черные глаза, лающе рассмеялся и медленно провел когтями по стене, вырывая кусочки отмокшей штукатурки.
– Меньше болтай! – рявкнул Брутус, держа взбешенного редитума на прицеле. Каменное лицо Брутуса даже не дрогнуло, когда демон пригнулся и без предупреждения прыгнул на Оливию. Регина взволнованно следила за битвой, как и отец, держа редитума на прицеле. – Кувырок и удар! Ну же, девочка. Не играйся с ним.
– Вы недостойны права жить. Недостойны прощения, – рыкнул редитум. Он давно принял истинный вид и сейчас пытался испугать Оливию своим телом, состоящим из копошащихся червей. Зрелище было жутким, но монахиня сосредоточила все свое внимание на битве. Она ловко увернулась от удара, а затем секанула ножом по плечу твари, заставив демона взвыть.
– Плачь, мерзкий уебок, – процедила Оливия. Она дождалась, когда редитум подпрыгнет, и сильно врезала ему по роже ногой. Отлетев, демон ошалело покачал головой и попытался неловко подняться.
– Добей его! Ну же, девочка, – холодно произнес Брутус и кивнул, когда Оливия вбила нож по самую рукоять в левый глаз
