превратилось в кровавую кашу без глаз, носа, рта. Он смог подтянуться на руках, протиснуться плечами вперед через деформированное от взрыва кольцо и тут же дернулся от выстрелов, и его тело безжизненно повисло. Его все еще живой товарищ в отчаянии принялся колотить по мертвецу кулаком, пытаясь освободить себе проход из выгорающей изнутри металлической душегубки.
Стефан Нойман крутил головой, от удара взрывной волны он не слышал ничего, кроме глухого гула в ушах. Вдруг слух вернулся, и он услышал крики ужаса, хрипы умирающих и собственный высокий до визга голос, который выкрикивал без остановки:
– Ловушка! Ловушка! Это ловушка!
За несколько минут до первого удара немецкий офицер видел лишь спину фельдфебеля Коха и не догадывался, что тот идет медленно не потому, что вдруг обнаружил ошибку в данных абвера, а потому, что ищет глазами выступ или щель, куда можно будет укрыться через несколько секунд. Цепочка немецкой бронетехники уже полностью вошла в пролом, добралась до узкого места, у него осталась всего лишь пара секунд до разоблачения. Найти такую впадину Шубин не успел. Позади раздался окрик лейтенанта Ноймана, и он понял – пора действовать! Пусть даже рискуя самому оказаться под выстрелами М-8. Он сунул два пальца в рот и свистнул со всей силы, так что этот залихватский звук разнесся между каменными пиками. Тотчас же грохнула артиллерийская установка, наводчик попал точно в цель. Немцы, ошарашенные атакой, даже не суетились, они крутили головами, прятались назад в люки, не понимая, что произошло. Глеба Шубина тоже ударило о твердый выступ, он заранее открыл рот пошире, чтобы ударная волна не повредила барабанные перепонки. И все равно после удара снаряда его будто шарахнули по голове чем-то тяжелым. Все поплыло перед глазами, серо-желтые плиты вдруг накренились, и разведчик понял, что не удержал равновесие, упал на колени. Он крутил головой, стряхивая каменное крошево, что сыпалось со всех сторон. Вдруг что-то мягкое коснулось шеи. Капитан ухватился одной рукой – веревка! Вверху показалось лицо одного из артиллеристов, он дернул за конец веревки, показывая без слов – давай, хватайся. И вовремя. Несколько сильных рук едва успели затянуть Глеба наверх, как разорвался второй снаряд, за ним третий, четвертый, пятый! Грохот и уханье слились в общий вой, между каменных преград разлилось огненное море, танки загорались один за другим, получая пробоины. Капитан Шубин снова упал вниз и раскрыл рот, чтобы выдержать ударную волну, которая в узком ущелье была такой, что у людей темнело в глазах, а в ушах стоял звон. Сквозь крики и артиллеристов, и раненых немцев разведчик услышал приказ командира танкистов:
– Из машин, из машин немедленно. Вниз на землю! Залезайте под танки! Из машин! Нет, нельзя прятаться внутри, это опасно!
Перед внутренним взором Шубина мелькнула небольшая дверца внизу корпуса, почти у самых траков. Он кинулся к лежащему рядом артиллеристу, который сквозь пыль высматривал себе мишень для выстрела из ружья.
Глеб схватил его за рукав:
– Стойте! Надо остановить атаку, мы понапрасну израсходуем снаряды.
И тут же раздалась новая серия ударов, и Глеба окутало будто маревом. Он пытался встать, но каменная площадка под ним вставала дыбом и с размаху била ему в ноги так, что казалось, ломались кости. Еще восемь попаданий, восемь снарядов поразили машины танковой роты капитана Ноймана. Едва стихло громыхание отколовшихся от стен камней, уменьшился вой огня, и Шубин закричал так, что Кротов на той стороне его услышал:
– Отставить огонь! Они нашли укрытие, немцы под танками! Оставить! Не тратить снаряды!
Огневая атака затихла: по длинному проходу тянулась гарь, глаза разъедала пыль с пожарища, черной копотью оседая на земле. В подбитых машинах зияли черные, оплавленные пробоины, из строя была выведена почти половина состава. Но, как и предполагал капитан, когда услышал крик Ноймана, сами танкисты остались живы. Лейтенант проявил сообразительность и вовремя отдал приказ прятаться под машинами, их огромные стальные тела защитили от ударов снарядов. Ракеты разнесли лишь отдельные части железных монстров, вывели из строя, но не в силах были разнести танки на части. Услышав крик командира немецких танкистов, Шубин мгновенно сообразил: немцы эвакуируются через запасные люки, которые находятся у самого днища, чтобы использовать свои машины в качестве щита. И артобстрел будет теперь просто напрасной тратой боеприпасов.
В ущелье, после того как отгрохотало эхо, установилась тишина. Напряженная и тягучая, казалось, что вот-вот снова хлынет поток огня и смерти.
Вдруг раздался голос Кротова:
– Есть еще снаряды! Почему остановили огонь?
Глеб с трудом сглотнул, язык был сухой, шершавый, словно наждачка, на зубах скрипела каменная крошка. Он высунул голову, чтобы оценить ситуацию. Внизу черно-багровой полосой тянулись дымящиеся машины, их разбитые башни свесились набок, на бортах лежали окровавленные немецкие танкисты, снаряды их изуродовали до неузнаваемости. Только эта победа была мнимой, Глеб точно знал: личный состав танковой роты отлично вооружен, помимо пулеметов, которые все еще могут действовать и отвечать прицельной стрельбой, у каждого танкиста был автомат с полным магазином патронов. Они загнали зверя в ловушку, но он нашел там укрытие и теперь будет отчаянно бороться за свою жизнь.
– Товарищ командир! – Голос Кротова звучал на весь каменный коридор. – Разрешите нам завершить артудар! Мы должны их ликвидировать.
– Кого? Железные машины? Без танкистов это просто коробки! – разозлился Шубин, ему нестерпимо хотелось сделать хоть один глоток воды, чтобы перестало драть горло, чтобы стало легче дышать, и тогда голова прояснится, он сможет придумать, как выкурить фашистов из их укрытия.
Только Егора Кротова было не остановить, он видел перед собой лишь одну цель – убийц своих товарищей, ребят, с которыми артиллерист-лейтенант воевал бок о бок всю войну и которых убили не в открытом бою, а подло, исподтишка.
У капитана темнело в глазах от едкого воздуха, он задыхался от вонючего дыма, который исходил от тлеющих танков. Он с трудом прохрипел:
– Егор, нам нужны не танки, не трать снаряды. Нам нужны танкисты, фашисты засели под брюхом у своих машин. Ты не достанешь их, только понапрасну потратишь боеприпасы.
– Они должны сдохнуть! – взорвался Кротов. – Я достану их хоть из-под земли! Я должен это сделать!
В порыве гнева лейтенант Кротов вдруг сиганул на широкую корму панцервагена почти с двухметровой высоты. В руках у него была зажата граната.
– Сдохните, твари!
Он спрыгнул на каменистую почву теснины, согнулся и метнул снаряд под днище танка. Снова мощный взрыв потряс узкий коридорчик, осколки разлетелись багровым веером из-под траков. Егор уже со вторым снарядом развернулся к следующей машине в узкой полоске пространства между стальными бортами, как вдруг вскрикнул. Автоматная очередь из-под второго железного прикрытия прошила ему ноги. Егор рухнул на землю, зубами выдернул чеку из второй гранаты.
– Нет,
