Ознакомительная версия.
Лицо Валерия приняло беспросветно-тупое и вместе с тем наглое выражение, которое оно принимало всякий раз при виде людей в форме. «Петровича работа, — подумал Валерий, — сволочь несчастная, выкинуть из квартиры старается. Хотя опять же — рак у него, если Любка не врет».
— Значит, вчера приехал, — сказал Валерий.
— А почему не явился в участок?
— А я как раз туда и шел.
— Ну что же, пойдем, голубчик, пойдем, и не в первый раз пойдем, и не в последний, а?
В участке все было так же, как прежде: у дверей тянулась очередь страждущих получить паспорт, да у плинтуса, не обращая внимания на большое количество публики, полз, пошевеливая усами, бесстыжий, как ресторанная шлюха, таракан.
В кабинете двое ментов в рубашечках цвета застиранного неба жрали бутерброды и запивали их теплым кофе из термоса. Участковый посадил Валерия за стол и стал заполнять какие-то бумажки.
— Ну что, гражданин Нестеренко, что будем дальше делать? Тунеядствовать будем или про совесть вспомним?
— Работать.
— Это хорошо. И где же мы работать будем? На завод пойдем или в метростроевцы? Родине нужны молодые сильные руки.
— Мороженое буду продавать.
Лицо участкового вытянулось.
— Мороженое? Это в будке сидеть?
— Зачем в будке? Своя фирма будет. Изготавливать буду мороженое и продавать.
Челюсть участкового отвисла.
— Фирма? — сказал он. И обернулся к трескавшему бутерброды оперу:
— Нет, вы слышали, Сергей Никодимыч! В стране идет падение производства, мозги утекают на Запад, вон, вчера по телевизору говорили — газопровод в Коми лопнул, а тут сидит молодой, сильный бугай и говорит, что он будет продавать мороженое! И тебе не стыдно, Нестеренко?
— Когда я людям шеи ломал по вашему приказу, — осклабился Валерий, поднимаясь и направляясь к выходу, — мне и то было не стыдно, а чего мне за мороженое-то стыдиться?
— Это где же это тебе Советская власть приказывала шеи ломать? — завизжал участковый.
— А в Афгане, — бросил с порога Валерий.
Два дня ничего интересного в жизни Валерия Нестеренко не происходило. Он съездил в ту фирму, адрес которой дали ему в Архангельске. Англичане с ужасом оглядели его бритую башку и синяк под глазом, но по врожденной вежливости ничего не сказали, а согласились продать оборудование, если будут деньги. Они даже позволили Валерию покопаться, под строгим присмотром, в опытном образце, и Валерий так живо в нем покопался, что чуть не сломал какой-то регулятор, и только бдительный надзор сероглазого англичанина спас русского медведя от перспективы уплаты солидного штрафа.
Валерий получил проспекты фирмы и белую книжечку с описанием технологии. Вечер он провел у приятеля, переводя инструкцию, — у самого Валерия с английским было слабовато, дари он и то знал лучше. А потом Валерий съездил к пятидесятилетнему мужику-бухгалтеру, которому он пару раз здорово помог в лагере. Бухгалтер временно подвизался сторожем в пятой городской больнице. Они провели целый вечер, высчитывая, какая должна быть цена мороженого, чтобы покрыть издержки и выплатить ссуду, и размышляя, кто бы мог предоставить кредит проворовавшемуся бухгалтеру и двадцатипятилетнему парню, только что отсидевшему по 201-й. Бухгалтер — а звали его Сергей Данилыч — налил Валере полный стакан водки и сказал: — Не рыпался бы ты, Валерка. Чем больше рыпаешься, тем раньше утонешь.
Вернулся Валера домой в час ночи, немного пьяный и злой. Саше Шакурову Валера больше не звонил.
А на следующее утро, в восемь, в коммуналке раздался звонок, и соседка Люба постучалась в дверь Валерия.
— Валера, тебя!
—Да.
— Сазан? Это Сашка. Я тебе вчера весь день звонил, где тебя носит? Я достал тебе ссуду. Понял? Бери паспорт, бери документы, какие у тебя есть, надевай лучшие шмотки и дуй ко мне. Поедем вместе.
Через полчаса Валерий звонил в дверь Сашиной квартиры. Шакуров стоял в прихожей уже одетый, в сером элегантном костюме и легком плаще. От него пахло утренним кофе и дорогим одеколоном. В проеме стояла его жена — с волнистыми длинными волосами и офомными глазами за стеклами черепаховых очков.
При виде Валерия Саша остолбенел и выронил из рук «дипломат».
— Валера, — сказал он замогильным голосом, — я же просил быть во всем лучшем!
— Это мое лучшее.
— Лучшее? Эти драные кроссовки — твое лучшее? А синяк под глазом? Ты думаешь, кто-то даст ссуду в пятьдесят тысяч долларов человеку с таким синяком под глазом?
— Синяк под глазом должен был быть у тебя, — проговорил негромко Валерий.
— Ах да, — Шакуров смутился.
— Но все равно. Ты помыться мог?
— Я помылся.
— Валера, но от тебя как от козла воняет! Ира, правда от него воняет? Валера, познакомься, это моя жена Ира.
— Очень приятно, — сказал Валера.
— Нет, ты меня убьешь! — воскликнул Шакуров, хватаясь за голову.
— Быстро в ванну!
И он начал сдирать с Валерия его кожаную куртку.
— Ирочка, достань мой черный костюм! И Бога ради, носки! Ты посмотри, они у него оранжевые!
— Это только один оранжевый, — возразил Валерий, — а другой черный.
— Вы не успеете, — сказала Ира.
— Вам назначено на десять.
— Не успеем, — согласился Шакуров, останавливаясь. — О Господи, мы не успеем. Пошли!
Шакуров заскочил на мгновение в ванну, и приятели побежали вниз, к белой «Волге»-пикапу.
— Возьми, — сказал Шакуров, трогаясь с места, и сунул в руки Валерия белый баллончик.
— Это чего?
— Дезодорант, горе мое луковое! Не то что это тебя спасет, но все-таки…
— А куда мы едем? — спросил Валерий спустя пять минут, когда Шакуров, дергаясь, стоял в утренней пробке на Таганской.
— Объединение «Аврора». Очень милые люди. Зовут Юрий Сергеевич. Иванцов. Они вообще-то тоже по оргтехнике — мы вроде как их дочерняя компания.
— А я думал, мы в банк едем.
— А это, друг мой, банк и есть. Одна умная голова сказала в законе о кооперативах, что они вправе привлекать средства населения — с одной стороны, и кредитовать доходные проекты — с другой.
— А чьи у них деньги? Партии?
—Только не надо! Хорошие у них деньги, комсомольские деньги.
— Ах да. Ты же у нас из комсомола… — Какая разница, откуда у людей деньги?! — сердито вскричал Шакуров.
— Важно, что они с ними делают! Они только что кредит из Сбербанка получили, сто пятьдесят миллионов, думают, куда распихать.
— И много у них денег?
Шакуров хмыкнул.
— Берешь факс. Факс стоит на Западе пятьсот долларов. Покупаешь на Западе факс. Продаешь его в России за пятьдесят тысяч предприятию. На пятьдесят тысяч покупаешь алюминий. Алюминий, купленный на пятьдесят тысяч рублей, продаешь на Западе за шестьдесят тысяч долларов. Так из каждых пятисот долларов выходит шестьдесят тысяч минус взятки всем высоким договаривающимся сторонам. Усек?
Валерий кивнул.
— И вот еще что. Ты понимаешь, что никто тебе так просто денег не даст? Слыхал такое слово — обеспечение?
— А чем обеспечивать-то? — усмехнулся Валерий. — У меня ничего нет. Разве что себя продать. — Себя не надо. Квартира у тебя есть?
— Ты же знаешь, что нет!
— Дурак! Комната есть в коммуналке? Сорок квадратных метров, в старом доме, в центре Москвы, окна выходят на широкий солнечный двор… Приватизирована?
— Хрен ее знает.
— Приватизируешь и представишь как залог. Понятно? Ссуда под залог недвижимости.
— А если я ссуду не отдам?
— Будешь жить на свалке. Ты пойми, Валера, это не мои условия. Хоть что-то они должны с этого иметь? Твоя комната твоей ссуды не стоит, ты это понимаешь?
Валера пожал плечами. Сколько стоят комнаты, он не знал.
***
Контора располагалась в небольшом, с синими стенами и белыми колоннами двухэтажном особнячке, в глубине двора. «Аврора» арендовала площадь у издательства, некогда специализировавшегося на выпуске литературы народов СССР. Левое крылол особнячка было обложено строительными лесами, и близ входа медленно и важно крутилась бетономешалка. Вывески «Авроры» на особнячке не было, так что невнимательный прохожий мог решить, что издательство по-прежнему процветает, издает свою общенародную литературу и даже затеяло ремонт. У внимательного же человека впечатление складывалось такое, что «Аврора», хотя и процветает, однако боязливо жмется в сторону, прочь от широких фасадов с выходом на проспекты, опасаясь вызвать неудовольствие обиженного чужим успехом народа или привлечь к себе неутомимый и алчный глаз въедливого чиновника, а главное — испытать на себе цепкое любопытство третьей силы, с некоторых пор принимающей живейшее участие в будущем России.
Как мы уже упоминали, одним из учредителей «Авроры» был располагавшийся в соседнем здании райком комсомола, благодаря чему «Аврора» имела налоговые льготы, значащиеся в законе о кооперации, и многие другие поблажки, ни в этом законе и ни в каких других не значащиеся.
Ознакомительная версия.
