Макар Петрович.
– Принял, – послышалось в рации. И она отключилась.
И в самом деле, никакой честности.
Я сел за руль и завел двигатель; руки немного дрожали, посидел в обнимку с рулем. А потом все-таки выставил скорость и тронулся с места. Меня начало колотить слишком рано, совесть во мне чего-то там говорила, а я пытался ее не слушать.
И все-таки снова эта странная мысль о том, что девчонки, эти Рикши, слишком быстро согласились. Вот с чего вдруг? Спросить бы, может, вообще можно было мирно договориться? Пришел бы к гадалке Леночке и выложил бы на стол все карты, что я знаю и как узнал. Правда, пришлось бы девчонок своих брать на прикрытие и с оружием. Ага, и махач бы устроили. Просто перестреляли бы друг друга. Что-то не о том я думаю.
И они, видимо, даже не пытались два события объединить. Только подумали они о себе как о Рикшах, и им тут же заказ прилетел. Подозрительно? Для меня – да. А для них? Или просто решили не думать.
Рикшей я специально не слушал. Они сами ворвались в мои мысли, когда я услышал голос в мегафон:
– Внимание! Говорит майор спецназа Круглой Службы, Макар Петрович Томский! Дорога перекрыта! Сопротивление бесполезно. Рикши! У вас есть десять минут для сдачи!
– Ну Лешенька и сволочь!
– А ты что хотела, Кирочка, чтобы он так себя подставил? Чувствовала, что дорога-то единственная! Перекрыть как не фиг делать!
Я не различал голоса и имен, это уже было не так важно. Меня уже всего трясло от происходящего.
Я остановил «Гелендваген» чуть в отдалении от яркого пятна. Как я представлял, Макар Петрович направил все имеющиеся прожекторы на их, Рикшей, машину, от этого то место сверкало как солнце. Но вокруг была темнота. И в этой темноте я и остановился. Посидел немного в автомобиле, потом, решительно схватив пистолет, выбрался из кабины, и, дав кругаля с правой стороны, оказался на точке обстрела, где и предполагал оказаться.
Там был сад имени кого-то, но с высоким поребриком и кое-где сохранившейся оградой, через которые даже джип не переберется, так что девочек заперли. Умело и профессионально. И они сейчас не только выясняли отношения, сидя в машине, но и размышляли над тем, сдаваться им или нет.
То место, где их заперли, было в последней сотне метров перед перекрестком. А позади них нашлось место для тяни-толкая, который перекрыл отступление. Мы договорились с Макаром Петровичем именно об этом месте, а я его еще и осмотрел, так что оказался возле поребрика прямо напротив их джипа, до которого метров десять, не более. При этом если джип весь был освещен, то я в тени, в плотной тени. Даже если приглядеться, вряд ли меня можно увидеть.
А часики-то тикали. Я слушал девчонок и понимал, что еще минута, и они выйдут с поднятыми руками. Им нужно только Нону убедить в сдаче. А там хоть и посидят немного, но потом выйдут и всем отомстят! Даже тем, кто не виноват. Обязательно и полностью!
Вот эта их жажда мести мне, моим девчонкам, вообще всем, меня коробила и крутила так, что я был готов на все, чтобы раз и навсегда освободить этот мир от таких как они. Мне было страшно, очень страшно. Но я не хотел просыпаться в холодном поту, думая о том, что они где-то рядом и могут…
И все равно я не мог все еще решиться.
Но время! Его не оставалось, а девчонки Маркова были уже готовы поднять руки.
И я, выглянув из укрытия в своей темноте, выставил пистолет. Вздохнул, но воздуха все равно не хватало. Еще несколько секунд. Еще… Да нет уже этого еще.
Привел свое дыхание в какой-то порядок, но какой порядок с бешено колотящимся сердцем, но как-то смог, а после очень тихо проговорил:
– Господи, прости мою душу грешную!
И выстрелил три раза по колесам. Я же говорил, что в упор не промахнусь. Но особой точности и не надо было.
Главное…
Главное – это Нона. Их слабое звено. По разговорам, которые я слушал и слышал, знал, что она неадекватна и слишком резка. И сейчас я надеялся на ее несдержанность. И не ошибся в этом.
– Кира, они стреляют! Стреляют!
– Нона, сядь! Время еще не вышло. Нона-а-а!
Это был крик отчаяния, так как Нона уже выпрыгивала из джипа с автоматом в руках и с каким-то криком злости и остервенения принялась выплевывать очереди в сторону военных.
Я знал, что все военные сейчас лежали ничком вниз в темноте, даже Макар Петрович, сказав свою фразу лег, на землю – так, на всякий случай. Поэтому если Нона и попала куда-то, то только в один из прожекторов.
Ну, а военные…
Военные в долгу не остались. Что-то дернуло. Скрипнуло. Зашипело, и по джипу ударил крупнокалиберный пулемет.
Жуткое зрелище!
Которого я уже не видел, так как теми же окружными путями бежал к своему автомобилю.
Сел. Уткнулся лицом в руль и просидел так, пока слышалась стрельба. А потом еще минут десять приходил в себя, точнее, приводил себя в порядок. Чтобы не выглядеть перед Макаром Петровичем неврастеником.
Мне было страшно от содеянного, но я просто не мог поступить иначе – еще за минуту до своих выстрелов я не думал, что решусь на это, но не мог допустить, чтобы кто-то желал моим девчонкам зла и смерти. И при этом остался бы безнаказанным! И поэтому любого я уничтожу, разорву, сверну шею. Иначе грош мне цена.
Я мужик или кто?
Я вышел из автомобиля, глубоко вздохнул несколько раз и, стараясь не спешить, очень медленно двинулся к месту событий. Где звучали уже не выстрелы, а голоса людей.
Оцепления никакого не было, так как в такое время в Горске зевак днем со огнем не найдёшь. Но меня все равно остановила девчонка-солдатик, и мне пришлось даже покричать:
– Макар Петрович!
Тот быстро откликнулся, приказал меня пропустить, и я чуть на ватных ногах, но надеялся, что не очень заметно, подошел к майору.
– Ну, вот и все, – проговорил Макар Петрович, пожимая мне руку. – Рикшей больше нет.
– Это точно они?
– Они самые, точнее не бывает. Есть некоторые данные и некоторые следы, которые доказывают, что это они. Видишь ромашки на нагрудных кармашках вышиты? Но если бы дело дошло до суда, они могли бы и выкрутиться. Поэтому хорошо, что нервы у них не выдержали, хотя кто стрелял с нашей стороны, я пока не
