– Ага.
– Давай.
Кирпич вывалился и с глухим стуком упал на пол.
– Так, парни, погодите, – Павел снова выступал в вынужденной роли миротворца. В голове творилось что-то невообразимое. Мысли спутались в такой клубок, что к ним страшно было подступаться, – что нам делать?
– Ничего. Бери автомат и иди к остальным, стреляй в плохих, странно что они еще не атакуют… – Сергей пытался расширить проем, – черт, хорошо положили, никак не… Взорвать, что ли?
– Черт! Ты слушаешь меня? – Захаров-младший был в бешенстве и от волнения перешел на английский. – Стой!
Щелкнул предохранитель. Бойченко повернулся к нему.
– Вот как ты заговорил…
В любой другой ситуации Павел бы засмеялся, но сейчас…
– Какие еще есть варианты? – в мозгу бился только один вопрос: «Что делать?»
– Никаких! – теперь орал Сергей. – Никаких вариантов! У нас нет связи! У нас куча раненых! Помощь придет хрен знает когда. А знаешь, почему? Да потому что у нас нет этой, мать ее, долбаной связи! О том, что у нас тут творится, никто не знает! Воздушная разведка слепа из-за пыли в воздухе! Нас тут положат через час, а то и быстрее. И все! Когда командование очухается, тут уже ничего не будет! Теперь тебе ясно?
– О попали-то… – Павел посмотрел на Родиона, ожидая его реакции на эмоциональное объяснение Бойченко.
– Кое в чем он, конечно, прав… – Родион все-таки опустил оружие, – долго нам тут не продержаться.
– Он что, взорвет бомбу, что ли?
– Взорвет. Только где и когда – неизвестно.
– Чего делать будем, парни?
– Я должен доложить капитану… – твердо сказал Родион.
– Глупо, – пожал плечами Сергей, – капитан-то никому доложить не успеет… Все еще надеешься быть героем? «Медаль конгресса» получить хочешь? О’кей, ты ее получишь. Вы все ее получите. Только посмертно.
– Не будем торопить события… – Павел пытался собраться с мыслями, но получалось плохо. – Какие у нас варианты?
– Да ты задрал уже со своими вариантами! – снова взбеленился Бойченко.
– Погоди ты орать… Дай подумать.
– Думай молча, умник.
– Это ты заткнись, козел! Твоя бомба там лежит! Ты должен думать! А не я! И не он! Я даже не представляю себе, как это так случилось – забыть, бля, ядерную, сука, бомбу! Охренеть!
– Охренеть, – кивнул Родион, – это слабо сказано.
– Тут столько народу сейчас… На себя тебе плевать, я понимаю, но у меня семья в Питере! Родители! Леня, Надя, в конце концов… И ты хочешь отправить нас всех на тот свет, что ли?
В этот момент дверь в столовую открылась и в проеме появилась Курочкина. Весь ее вид выдавал бурю эмоций, но она не успела ничего произнести. Вряд ли она успела услышать последние слова Павла. Она, скорее, хотела сама сказать что-то, но не успела. Бойченко стоял к ней боком, но из-за того, что он обернулся к Павлу, не увидел, как вошла девушка. Внимание остальных, находящихся в помещении, было приковано к Сергею, и они тоже ничего не заметили.
– Да какое мне до нее дело! – зло выкрикнул он.
Слова его, словно пощечина, хлестнули девушку по лицу. Она побледнела и так же быстро, как и вошла, выскочила из помещения.
– Так что никто никуда не пойдет! – Бойченко снова вскинул автомат, подтверждая серьезность своих слов. И повторил уже почти шепотом:
– Никто никуда не пойдет.
– Где-то я это уже видел, – произнес Павел, глядя на Сергея и младшего брата, снова стоявших друг напротив друга с оружием на изготовку.
Майкман времени не терял. Чутье подсказывало ему, что вероятность повторной атаки велика. Слишком серьезной была подготовка противника: они засели вокруг бункера, взяв его практически в кольцо. Потом этот грузовик… Нет, это не просто дворовая банда, которая могла налететь, пострелять, навести шороху и раствориться. Это даже не ракетчики. Тем тоже много ума не требуется, чтобы трубу с запалом в землю закопать… Эти были серьезными ребятами. Но почему его объект? Капитан знал, что его рота выдвинулась в северные районы одной из первых, выполняя приказ командования по реализации нового тактического плана. По этому плану, войска должны были планомерно расширять контролируемую территорию, отодвигая «границу безопасности» от крупных баз и вытесняя противника. Может быть, этим и разозлили непримеримых? Конечно, было бы глупо ожидать от партизан безропотной капитуляции… Ладно. Сейчас надо быть готовым к отражению новых атак. И единственным способом удержать ситуацию под контролем было размещение пулеметов на крыше. Именно плотный огонь пулеметчиков не дал боевикам подойти вплотную во время первой атаки. Инициатива не должна быть упущена.
– Шепард, что со связью?
– Связи нет, сэр.
Капитан возлагал единственную надежду на то, что они смогут связаться с бойцами из роты «Альфа», находившимися на патрулировании, с помощью радиостанций, установленных на «Хаммерах», и запросить поддержки. Ковачи без устали отправлял в эфир позывные первой роты, надеясь услышать ответ. Используя «Альфу» как ретранслятор, они могли связаться с командованием на базе, но «Альфа» была далеко… Время уходило.
Раненные бойцы были размещены в бункере. Состояние Паттерсона и Пирсона не вызывало опасений, но вот Ховард продолжал истекать кровью и постепенно впадал в бессознательное состояние. Медик требовал немедленной эвакуации солдата, но ему неизменно отвечали отказом.
Рабочие «Хаммеры» были выставлены у ворот. В каждый было загружено по двойному боекомплекту. Внутри бункера оставался минимум бойцов. Практически всех, включая своего заместителя, Майкман отправил на крышу.
– Есть еще одна проблема… – слово взял Родион.
– Да ты полон сюрпризов, братишка… – Павел развел руками. Происходящее представлялось ему каким-то театром абсурда, – после всего, что мы узнали, есть еще что-то, что может нас удивить?
– Заткнись, многословный ты наш… Дай человеку сказать, – огрызнулся Бойченко.
– Мужики, видели бы вы себя со стороны. Целитесь в друг друга, а мне рот затыкаете… Ладно… Что там у тебя…
– У меня… В общем, если вы не в курсе, Штаты начали эту войну для того, чтобы найти у Саддама оружие массового поражения. Получается, что мы его нашли. Думаете, я позволю ему…
– Ты за Буша, что ли, жопу рвешь? – оскалился Сергей, – хрен ты получишь этот заряд. В девяносто первом из-за этой штуки уничтожили всю мою группу! А пару недель назад, тут, в Багдаде, погиб мой друг! И убил его тот, кто сейчас рвется сюда, ясно тебе?!
– Это что же, получается, сначала на блюдечке Саддаму ядерное оружие принесли, а потом обосрались, да? Молодцы, нечего сказать… А почему тебя сюда одного отправили, а не группу вашего супер-пупер-спецназа?
– Это ты у меня сейчас тут обосрешься, сынок…
– Оба заткнитесь! Вы… Вы себя-то слышите? Вы хоть понимаете, что вы говорите? – Павел был натурально шокирован заявлениями «собеседников», – вы чего, оба психи, что ли? Кончайте балаган! Давайте думать, как отсюда выбираться!
– Нет, – коротко ответил солдат армии США.
– Разбежался… – сказал бывший спецназовец ГРУ.
– Ну тогда я не знаю, что вам еще такого сказать, чтобы вы хотя бы целиться друг в друга перестали! Вы же, бля, русские оба!
– Я – военнослужащий армии США, – упрямо сказал Родион.
– А я – белорус.
– Очень смешно… – Павел бессильно опустился на пол.
И Сергей, и Родион находились в патовой ситуации и пытались выиграть время для решения проблемы. Сергей прекрасно понимал, что находится в более уязвимом положении, но он не привык отступать и искал выход из тупика. И чем дольше он думал, тем больше росла уверенность в его неминуемом проигрыше. Как бы он ни поступил, он проиграет с большим или меньшим счетом. В любой другой ситуации из двух зол он выбрал бы меньшее, то есть постарался бы уменьшить сопутствующий ущерб, но положение, в котором он оказался сейчас, однозначно требовало от него не допустить ничьей гибели. Бойченко признался сам себе, что он не готов убить два десятка человек.
– Вот, блин, народ достался… Ну тупые… В общем, так… Скажу просто, как смогу. У меня сложилось впечатление, что ты, Серега, рубишься не столько за страну, сколько за друзей. Скажи мне, та рожа со шрамом, ну, фото в машине… Это этот самый и есть, да? Можешь не отвечать… По глазам вижу. Мстишь. На остальных тебе плевать – и в чем-то тебя можно понять.
Бойченко тяжело вздохнул. Павел, тем временем, продолжал:
– Плохо это или нет, не важно сейчас… А ты, брат мой младший, единственный и неповторимый, что, наоборот? За «остальных»? Ты же вот там вот, – Павел ткнул пальцем куда-то наружу, – когда мы мило беседовали под запись, так круто задвигал про то, что политика и прочая фигня тебя не интересует, что ты тут просто выполняешь приказ и сражаешься за братьев по оружию! Одна команда, чувство локтя и все такое… Может, вы оба, дебилы, определитесь, все-таки, ради чего вы тут пупы рвете? И самое главное. Вы что, не врубаетесь, что этому… Ибн… Хаттабу… Наджибу… Плевать на на вас обоих. Поймите! Вот вы сейчас друг для друга вроде как враги. Да перестреляйтесь тут хоть тыщу раз! Кому от этого легче станет? Советский Союз подарил или, не знаю, продал, может быть, Саддаму бомбу. Штаты узнали об этом и хотят ее найти. Сразу не нашли. А бомба, ха, вот она! Русский спецназовец не хочет, чтобы американский солдат ее нашел. А американский солдат не хочет отдавать русским их замечательную бомбу. Да, Союз облажался, когда вручил Саддаму бомбу. А Штаты облажались когда ее не нашли. Оба в дерьме. И хрен бы с ним! Дерьмо высохло и уже не пахнет. Но бомба вдруг нашлась. И что мы имеем в итоге? А имеем мы отмороженного иракского боевика, который сидит и ждет, пока русский с… черт побери, вторым русским! Русским, мать вашу! Русским! Друг дружку тут поубивают. Если вот так вот дальше пойдет, – Павел показал пальцем на обоих, – если вы не попытаетесь чуть-чуть подумать, то точно дождется. И заберет бомбу себе! Парни, у нас есть общий враг, поймите вы это! Общий враг, который желает смерти всем нам вне зависимости от того, кто вы и что вы. Русский ты или не русский. Американец или нет. Ему это не важно. Он убъет всех. А потом убьет еще миллион человек ради своих людоедских идеалов. Не важно, чья это бомба. Она не должна достаться злодеям! А вы тут между собой воевать собрались… Вам бы только пострелять! Вояки… Хотите пострелять? Да пожалуйста! Вы прекрасно умеете это делать! Только стреляйте в одну, черт бы вас всех побрал, сторону!
