бедро. Прямо сквозь брюки, хрен бы с ним…
– «Укол» на связи, прием. Попал под обстрел, по мне работают, прошу прикрытия, нужно вытащить «трехсотого», – связался по рации медик.
– «Егерь», в канале. Держись «Укол», прикрываем. Выдвигаемся к тебе.
– Так, земеля, ты не ранен?
– Нет.
– Вытаскивай раненого, а я прикрою.
– А ты?
– Вытаскивай, б…дь, раненого!!! Это приказ. Нас двоих ты все равно не потащишь. Вперед, боец, выполнять!
Тот помедлил, но все-таки кивнул. Молча вытащил из разгрузочного жилета несколько магазинов и оставил медику. Зацепив ремень автомата за карабин на бронежилете пострадавшего, он поволок его из зоны обстрела.
Егор тем временем поудобнее перехватил свой «Калашников» и открыл огонь короткими очередями. Вот когда пригодился автомат без всякого «тактического обвеса»! С таким более легким, без «наворотов», оружием как раз оказалось удобнее управляться одной рукой. В этом случае и выходила на первый план надежность и простота в использовании «Калашникова», чем он, собственно, и славился во всем мире.
Отстреляв тридцать патронов, Егор перевернул оружие и сменил магазин. Уперев приклад, с силой дернул рукоятку затворной рамы назад. Теперь снова можно было стрелять. Боль немного отпустила, подействовала лошадиная доза анальгетика. Полевой медик ловил на мушку противника или те места, где он прятался, и продолжал бить короткими очередями. Снова неуклюжая, но действенная перезарядка одной рукой. И снова стрельба, чтобы прикрыть товарища, выносящего с поля боя раненого. По нему самому тоже лупили нацисты «Азова», вокруг противно свистели пули, то и дело взметались фонтанчики попаданий. Но Егор не слишком обращал на это внимание. Цель за укрытием в положении лежа поразить очень тяжело.
Хотя, надо признать, «нацикам» один раз это уже удалось…
Но по противникам Егора совсем неплохо отработали автоматические гранатометы АГС-17. «Егерь» слов на ветер не бросал и прикрывал своего медика. Над головой раздался характерный свист минометных мин – и грохнули несколько взрывов. Это уже «Маэстро» подключился…
Внезапно рядом с позицией Егора раздался треск автоматных очередей. «Обошли с фланга, суки!» – медик развернул ствол автомата в ту сторону. В кармане «разгрузки» лежала граната для себя. Похоже, что настал ее черед…
– Не стреляй, свои!
«Свои» – только услышав это, Егор «позволил себе» потерять сознание.
Глава 25
«Терпи, чтобы спастись»
Полевой медик пришел в себя от резкого запаха лекарства. Голова кружилась, в глазах все плыло, но здоровая рука уже привычно потянулась за автоматом. Надежный «Калашников» во всем этом враждебном, полном боли и страха мире оставался единственным верным другом. Перебороть страх можно было, только ощущая привычную тяжесть оружия.
В глаза бил неприятный яркий свет, хотелось пить. В правой ноге, по ощущениям, как будто черви шевелились. Конечность почти не чувствовалась.
– Егор, не гони, успокойся… Лежи спокойно!.. – раздался вдруг рядом знакомый голос. – Сейчас еще иголка из вены выскочит…
– Дима?.. – раненый скосил глаза и увидел тонкую прозрачную трубку, торчащую из его руки. Она уходила вверх, к флакону с лекарством.
– Да-да, лежи спокойно, не дергайся. Ты нам мешаешь.
– Я ноги не чувствую, и все плывет перед глазами… Что с моей ногой?!
– Все нормально с твоей ногой, ты ее не чувствуешь из-за проводниковой блокады. Мы ее обезболили и сейчас проводим хирургическую обработку раны. Ну и сильно же пуля тебе бедро распахала! Но кость не задета, а мясо срастется! – лейтенант медицинской службы Громов говорил приглушенно из-за белой маски на лице.
Хирург быстрыми и точными движениями скальпеля иссек рану, вытащил деформированную пулю изогнутым корнцангом, удалил инородные тела, сгустки крови и омертвевшие ткани вокруг раневого канала, обильно промывая полость физраствором, а затем продезинфицировал перекисью водорода. Огнестрельную рану он, как это принято единой доктриной лечения, до конца не ушивал, ограничившись редкими швами стерильной нитью из бараньих жил – кетгута. Рану он закрыл рыхлой тампонадой из смоченных в антибиотике хирургических салфеток, чтобы предотвратить инфекцию и нагноение, поставил дренаж.
Хирургу во время операции в импровизированном полевом лазарете ассистировала фельдшер Юля «Кобра», а помогал им водитель Игорь, «временно мобилизованный» в качестве санитара. Юля в завершение операции сделала укол сильным антибиотиком.
– Все нормально, Егор. Ты хорошо держишься. Сейчас повязку наложим, и я тебе укол сделаю, чтобы сердце поддержать.
– Все будет нормально… – прохладная рука Юли в перчатке легла на лоб раненого.
Егор снова отключился.
* * *
В себя он пришел снова от тупой зудящей боли в ноге и от ощущения, что его дергает за левую руку. Дико хотелось пить и в туалет по-маленькому.
Неуклюже, едва не заорав от боли, он все же по стеночке поднялся с брезентовых раскладных носилок на ноги. Вместо костыля приспособил какую-то палку и поковылял до ветру.
Когда вернулся, фельдшер Юля рассерженно зашипела на него, полностью оправдывая свой «змеиный» позывной.
– Егор, мать твою, где тебя носит?!
– В туалет выходил.
– А если бы от нагрузки швы на ноге разошлись?! Вся наша работа насмарку?! Снова на операционный стол захотел?!
– Ценю твой профессиональный подход, Юля, – рассмеялся прооперированный медик. – Что с тем раненым, у него обе ноги переломаны были, взрывная, осколочная, сочетанная травма?
– Эвакуировали, с ним все нормально. Но мы очень сильно переволновались, как же ты под пули подставился?
– А как иначе его вытаскивать с обеими переломанными конечностями, сильнейшим шоком и контузией? Пока возились с ним, «нацики» и приметили… Знаешь, Юля, когда постоянно в таких переделках, утрачиваешь чувство опасности. Казалось бы, в каких передрягах за эти два с половиной месяца мы не побывали!.. Вот и мне прилетело – видимо, исчерпал я запас своего везения… И ты, Юлечка, будь, пожалуйста, осторожнее.
– Нога сильно болит, уколоть?
– Давай, если обезболивающего на меня не жалко, – улыбнулся Егор. – Геройствовать не буду.
– Скоро машина за ранеными придет. Сначала в эвакогоспиталь, а потом «вертушкой» – в Ростов. Там тебя уже капитально подлечат.
– А где Дима?
– Как раз документы на вас заполняет.
* * *
Дима Громов протянул раненому Егору прозрачную пластиковую пробирку с кусочком исковерканного свинца внутри.
– Пуля вошла тебе в бедро под каким-то странным углом и вспорола мышцы вместе с кровеносными сосудами, словно мясницким ножом, можешь себе представить! Но кость, к счастью, не задета. Правда, пришлось с обработкой раны повозиться…
– Спасибо, Дима, ты мне жизнь спас!
– А ты спас жизнь тому бойцу, которого из-под обстрела с обеими переломанными ногами вытащил. И не ему одному. Так что выздоравливай там, в Ростове! – улыбнулся военный хирург.
– Дима, помнишь девиз средневековой медицины: Patere ut salveris?
– «Терпи, чтобы спастись»? Помню, конечно.
– Теперь мне, похоже, придется освоить эту нелегкую науку терпеть, чтобы быть спасенным, – слабо улыбнулся раненый полевой медик.
– Да уж, мне Юля уже рассказала, как ты тут на одной ноге скакал!.. Теперь действительно расслабься и выздоравливай.
Санитарный грузовик, который должен был эвакуировать Егора и остальных из зоны боевых действий, ничем не отличался от любого другого армейского транспорта. Обычный «Урал», только что вытянутый капот прикрыт кустарно наваренными на бампер и по бокам стальными листами. На дверцах наброшены бронежилеты, защищая водителя и старшего машины. Никаких красных крестов! Именно по ним так любят упражняться в меткости снайперы и расчеты ПТУРов нацистского полка «Азов».
В кузове грузовика вместе с Егором на носилках лежали еще трое раненых. Тот самый спецназовец, которому взрывом реактивной гранаты перебило ноги и эвакуацию которого полевой медик прикрывал огнем из автомата. Офицер с проникающим ранением в грудь – бронебойная пуля пробила все же пластину жилета… И мотострелок с разорванной брюшной полостью и вдобавок размозженной кистью левой руки и перебитым пулями плечом.
Раненые глухо стонали от боли, хотя анальгетики по возможности сопровождающий в кузове фельдшер им колол. Но ведь так может и сердце остановиться от передозировки. Поэтому приходилось терпеть.
* * *
По сути дела, Егор понимал, что, несмотря на пулю, перепахавшую его бедро, как широкий мясницкий нож сочный окорок, ему еще, можно сказать, повезло.
Вокруг были люди, раненные навылет в грудь, которым предстояли сложнейшие
