— Куда?! Назад! — кинулся к нему милицейский сержант.
— Свои, — бросил Боцман, махнул удостоверением агентства «МХ плюс» и прикрикнул на меня: — Лейтенант! Ждать тебя?
— Иду, товарищ капитан, иду! — подыграл я ему.
Мы пересекли двор и подошли к группе людей, стоявших у прохода в парк возле «рафика» дежурного по городу и трех закрытых черным полиэтиленом трупов.
— Кто такие? — рыкнул на нас пожилой милицейский майор. — Кто пропустил? Вашу мать, сейчас начальство наедет, а тут посторонние! Убрать!
Штучки с корочками «МХ плюс» здесь не проходили. Я объяснил:
— Наш товарищ пострадал в происшествии. Мы хотим узнать, что с ним.
— Какой товарищ? Что за товарищ? Нет товарищей! Все уже господа! Вспомнил товарищей! Удалитесь за ограждение!
— Его фамилия Мухин.
— Какой Мухин? Не знаю никакого Мухина!
— Он сотрудник охранного агентства.
— А, Мухин! Этот Мухин? Этого знаю. Повезло вашему Мухину, что оружия не применил. А то бы долго доказывал, что он не верблюд! Очень долго!
— Что с ним?
— Да ничего. Получил по кумполу, а так ничего. Показания следователю дает. Там, в «рафике».
Я показал на трупы:
— А с этими что?
— А что с этими? Не видишь?
— Инфаркт?
— Да ты что, парень, больной? — изумился майор. — Какой инфаркт? Шеи сломаны! Инфаркт! Бандиты от инфаркта не помирают. А почему? А потому! Не доживают они до инфарктов!
* * *
Муха сидел в «рафике» дежурного по городу и старательно уверял следователя прокуратуры, что оказался в Сокольниках ну совершенно случайно, а в попытку похищения несовершеннолетнего Калмыкова Игната, которого никогда раньше не видел и не знал, вмешался из чувства гражданского долга, то есть по глупости. Голова у него была перебинтована, но вид бодрый и очень искренний. Не думаю, что следователь ему поверил, но дал подписать протокол, предупредил, что вызовет для дополнительных показаний, и отпустил.
— Ну, хвались, — предложил Боцман, когда мы вышли за линию оцепления. — Как же это ты обосрался?
— Ну нет у меня глаза на затылке, нет! — огрызнулся Муха. — Не просек четвертого!
— А надо просекать. Теряешь квалификацию.
— Да не было его с ними! Они втроем на джипе приехали!
— Откуда же взялся четвертый?
— Черт его знает! Откуда-то взялся.
— Ниоткуда ничего не берется, — назидательно заметил Боцман. — Если он откуда-то взялся, значит, там и был.
— Что с Игнатом? — спросил я.
— Все в порядке, — ответил Муха. — Уехал с матерью в Склиф. Туда увезли Сомова. Плохо с ним, сильно обгорел.
Я показал в сторону гаражей:
— Те трое — он? Муха кивнул: — Он.
* * *
Никак Боцман не мог понять, почему Муха не просек четвертого бандита. Он, судя по всему, был на подстраховке. Да чтобы Муха его не вычислил? Быть этого не могло!
Мне тоже это показалось странным. Но была и еще одна странность.
Намечая план похищения, мурманские должны были провести рекогносцировку. Тем более, что заказ очень серьезный, недаром же сам Грек явился в Москву. И если они это сделали, то не могли не понять, что есть гораздо лучший способ провернуть дело: выманить или вытащить Игната в парк, там оглушить и спокойно загрузить в багажник машины. А тачку поставить на лучевом просеке, в который упиралась аллейка. Вместо этого на глазах у всех они волокут парня к «Мицубиси». Даже если бы им удалось засунуть его в джип, далеко не уехали бы — кто-нибудь обязательно позвонил бы в милицию. И потом: раскатывать по Москве с мурманскими номерами и со связанным человеком в багажнике? Это до первого поста.
Что-то не то. Явно не то.
А с чего мы, собственно, взяли, что Игната тащили в джип? Его тащили по направлению к джипу. Джип стоял чуть дальше от прохода в парк. Сомов решил блокировать бандитам путь отхода. Но в горячке не сообразил, что блокировать нужно не джип. Ну конечно же! Не джип, а проход в парк! Этот четвертый не подстраховывал бандитов, а стоял на подхвате. Как только двое исполнителей вытащат Игната, он должен был отсечь преследователей, если бы кто-нибудь на это решился. Поэтому его Муха и не засек!
Мы погрузились в мой «Ниссан» и выехали на лучевой просек, который был ближе других к дому Галины Сомовой. Где-то здесь должна была стоять тачка и ожидать груз.
* * *
Здесь она и стояла. На обочине, с выключенными огнями, незаметная в темноте. Обычный «ВАЗ-2104» — синий пикап с московским номером.
А вот это было уже на что-то похоже.
Как только первый этап завершится и Игната вытащат в парк, водитель «Мицубиси» выезжает на просек, забирает участников операции, а неприметный «жигуленок» с одним человеком за рулем и максимум с одним пассажиром начинает свой путь по Москве и ближнему Подмосковью.
В «жигуленке» не было никакого движения. Водитель сидел за рулем, откинув голову на спинку кресла. Казалось, спал.
Он действительно спал. Вечным сном. Я развернул «Ниссан», поставил его носом к «четверке» и включил дальний свет. Мощные галогеновые фары осветили толстую золотую цепь на шее водителя, острый подбородок, орлиный нос и густые черные брови на бескровном белом лице.
— Я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в медицине, — озадаченно заметил Муха. — Но мне почему-то кажется, что у него инфаркт.
* * *
Галину Сомову мы нашли в зале ожидания института Склифосовского, мрачноватом от мучительной тревоги, словно бы пропитавшей все стены, пол, потолок. Она накапливалась здесь десятилетиями. Люди приходили, ждали, уходили, а тревога оставалась, была неистребима, как дух казармы или тюрьмы.
Игнат сидел рядом с матерью в углу холодного зала, неловко сутулился, сжимал в коленях длинные руки. У него были такие же высокие скулы, как у Калмыкова, такой же разрез черных глаз и большой красивый, как у матери, рот.
— Юра в реанимации, — сказала она. — Уже три часа. Пойди покури, сын. Да знаю я, что ты куришь, чего уж!
Игнат виновато улыбнулся и вышел.
— Не расспрашивайте его ни о чем, — попросила Галина. — Он ничего не помнит. Помнит, что его вытащили в парк, потом что-то произошло. Когда пришел в себя, рядом были только эти бандиты. Мертвые. Это был... он?.. Не отвечайте. Я знаю. Спасибо вам, — обратилась она к Мухе. — Я все видела с балкона. Я услышала, как он закричал «Папа», и выскочила на балкон. И я все думаю и думаю и не могу понять. Не могу, не могу!.. Кому он кричал «Папа»?..
Глава одиннадцатая
Кто есть кто
О том, что произошло в Сокольниках, Мамаев узнал в тот же вечер от генерала с Петровки, к которому поехал сразу после встречи с Пастуховым в офисе «МХ плюс» на Неглинке. Он был в ярости. Этот наемник разговаривал с ним, как с убогим. Как с недоумком! Он его убеждал. Он ему советовал. Он его предупреждал. Он заботился о его жизни!
Что творится? Уголовник его воспитывает. Проститутка его жалеет. Наемник учит его жить. А Тюрин ему угрожает! Тюрин, которого он вытащил из говна, который должен жопу ему лизать! Что, твою мать, творится?
Конверт, который дал Пастухов, Мамаев вскрыл сразу, в машине. Подписанный Горбачевым Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Калмыкову звания Героя Советского Союза ошеломил его. А приписка «посмертно» резанула, как бритвой.
Слишком часто стала заходить речь о смерти. Слишком часто. Сквознячком потянуло. Мертвящим. Из пустоты.
Но Мамаев умел вычленять существо дела из-под всех эмоций. Практическое значение этого Указа было в том, что никакого практического значения он не имел. Даже если Пастухов сразу отправит копию Указа в Минюст, пройдет время, прежде чем бумага проследует по инстанциям и произведет то действие, на которое Пастухов рассчитывал: обесценит купленные Мамаевым документы. Недели пройдут. А счет уже шел на дни.
Мамаев не очень понимал, для чего он покупает у Пастухова протоколы трибунала, которые ему, строго говоря, не нужны. Сработала привычка подстраховываться, ставшая инстинктом еще с тех времен, когда он был цеховиком, которых при советской власти травили, как бешеных собак. Обдумывая то, что сделал, он понял, что поступил правильно. Если Грек проколется, эти бумаги послужат надежным алиби. Он законопослушный гражданин. Он понятия не имеет ни о каком Греке. Он сразу проинформировал правоохранительные органы о том, что на свободе разгуливает опасный государственный преступник, не имевший на амнистию никакого права.
Да и подстраховка не помешает. Очень даже не помешает. Когда имеешь дело с таким, как Калмыков, никакая мера предосторожности не может быть лишней.
Милицейский генерал, на стол которому Мамаев выложил папку с протоколами военного трибунала, сделал вид, что обрадован возможностью оказать Мамаеву услугу, но Мамаев слишком хорошо знал эту породу людей, чтобы верить ему на слово. И оказался прав. На вопрос Мамаева, что он намерен предпринять, генерал с воодушевлением изложил план действий: запросим Минюст, на каком основании Калмыкова амнистировали, потом перешлем приговор трибунала, потом...
