Спокойно, сказал он себе, чиркая зажигалкой и глядя, как над темной водой понемногу остывает, тускнея, расплавленное золото заката. Ты отправился в эту экспедицию не за деньгами, а за истиной, помнишь? Ты копал эту тему черт знает сколько лет, жертвуя другими, куда более перспективными и злободневными, и что теперь – пойти на попятный в шаге от финиша? Мало ли что рискованно! Раскапывать истории, связанные со злоупотреблениями в торговле, скажем, подштанниками, тоже рискованно, и что с того? В общем, как сказал господин Стрельников, на месте разберемся. Вот только этот сопляк, Евгений свет Иванович… И на кой черт понадобилось тащить его сюда? Тоже мне, концессионер, равноправный партнер…
«Он уже три года не был на море, – сказала мать равноправного партнера. Ей откровенно хотелось заплакать, но она держалась, чему немало способствовала ее полная неосведомленность по поводу того, куда и зачем они отправляются. – Морской воздух для него – настоящий бальзам, у него ведь слабые легкие. Надеюсь, вы проследите, чтобы он там опять не впутался в какую-нибудь историю…» – «Прослежу», – сказал тогда Андрей, и сейчас, покуривая на прогулочной палубе с видом на морской закат, он был готов с корнем вырвать себе язык за это обещание, которое было даже не опрометчивым, а просто-напросто лживым.
Марта, которая знала обо всем этом чуточку больше, сказала просто: «Липский, ты идиот. Жизнь тебя ничему не учит, и, будь я твоей женой, сейчас же подала бы на развод. Ты хотя бы завещание оставь, имбецил».
Это было сказано во время их первого разговора, касавшегося предстоящего отъезда. В ходе второго и последнего Марта сказала просто: «Одумайся». Это прозвучало после того, как Андрей вручил ей составленное по всей форме, нотариально заверенное завещание, согласно которому все его движимое и недвижимое имущество, за исключением квартиры, после его смерти отходило его бывшей жене – то есть ей, Марте. Квартиру он, поддавшись внезапному порыву, завещал гражданке Соколкиной Елизавете Степановне – просто потому, что вспомнил Женьку с его «Нам с матерью жить негде». Как бы ни сложились обстоятельства, младший член концессии сполна отработал свою долю еще до начала великого похода; мертвому квартира в центре Москвы ни к чему, а Марта, что ни говори, отродясь не бомжевала.
Марте следовало отдать должное: если она и обратила внимание на незнакомую фамилию в завещании, носительница которой оттяпала у нее лакомый кусок, то виду не подала. «Одумайся, – сказала она. – Зачем? Тебе что, жить надоело?» – «Я делаю это не в интересах истины, а в интересах правды», – гордо объявил Липский, цитируя Ильфа и Петрова и подозревая при этом, что безбожно перевирает канонический текст.
«Дурак», – сказала Марта. Спорить было трудно, если вообще возможно.
Спору нет, эта вылазка могла кончиться по-разному. И все-таки главной своей проблемой Андрей Липский считал Женьку. У него не было собственных детей, и никогда прежде он, свободный журналист и известный блогер, не выступал в роли няньки при великовозрастном балбесе, ухитрившемся встрять в историю, которая могла выйти боком даже опытному авантюристу. И ведь, как ни крути, виноват в этом был он, Андрей, со своими разоблачительными статьями. Если бы не он, все с большой степенью вероятности могло закончиться примерно таким диалогом: «Мальчик, у вас в пансионате на днях умер пожилой мужчина. Он тебе, случайно, ничего не оставлял?» – «Да вот оставил какой-то конверт, ума не приложу, что с ним делать». – «Так отдай его нам. А мы тебе – вот, возьми, – пять тысяч рублей. Отдай маме, я знаю, ей деньги нужны». И все. Тихо-мирно, чинно-благородно, без поездок на край света, из которых, бог знает, удастся ли вернуться, без морских переходов, загадочных карт, Слонов, Мосек, подозрительных пенсионеров и деревянных ящиков защитного цвета…
Предмет его невеселых размышлений неожиданно обнаружился прямо под боком, с правой стороны. Машинально включившись в привычную игру, Андрей молча протянул ему открытую пачку сигарет.
– Не мой сорт, – в свою очередь привычно отпасовал Женька и, помолчав, начал: – Андрей Юрьевич…
– Андрей, – поправил Липский.
– Андрей, – повторил Женька, – у меня тут образовалось одно дело…
– Уже? – удивился Андрей. – Да ты талант! Ну, давай колись, чего тебе надобно, старче?
Вздохнув, Женька начал рассказывать. Говорил он с явной неохотой, будто через силу, и выглядел не ахти – чувствовалось, что парень глубоко переживает свою оплошность, которая чем дольше Андрей его слушал, тем меньше представлялась ему именно оплошностью. С его точки зрения, это была случайность, да не какая попало, а счастливая – того сорта, что выпадает человеку от силы раз в жизни.
– Чудак, – сказал он, – что ты каешься? Судя по тому, что я услышал, это был радиомаяк, который через спутник передавал наши координаты. Кому передавал, догадайся сам. Но что-то подсказывает, что не береговой охране и не твоей матери. И что из этого следует? Из этого, братец ты мой, следует, что тебе не каяться надо, а гоголем ходить: смотрите, какой я герой, одним махом всех спас! Вы тут оружием запасаетесь, а я одной левой все козни раскрыл, маяк утопил, и пускай теперь нехорошие люди ищут золото партии на дне морском. Чем плохо? Что тебя не устраивает?
– Просто вы не дослушали, – даже не подумав обрадоваться и облиться слезами облегчения, сдавленным от напряжения голосом сказал Женька. – Потом на шлюпочную палубу явился один тип…
…Тип, оказавшийся одним из прилетевших со Стрельниковым коротко остриженных, спортивного, чтобы не сказать солдатского, вида парней, какое-то время просто курил, облокотившись о фальшборт, поплевывая в море и бездумно озирая морской горизонт. Утомившись без толку сидеть на корточках в своем ненадежном укрытии, Женька совсем уже было собрался покинуть его и независимо удалиться, как вдруг у типа зазвонил телефон.
Поначалу Женька не придал этому значения, но потом его словно холодной водой окатило: елки-палки, какой тут может быть телефон?! Провода они за собой не тянут, в этом легко убедиться, просто сгоняв на корму; мобильник здесь не берет – в океане антенных вышек нет. А значит, в кармане у типа лежит самый настоящий аппарат спутниковой телефонной связи – штука в наше высокотехнологичное время не то чтобы редкая, но и не настолько широко распространенная, чтобы сын уборщицы (пускай себе и с двумя высшими образованиями) мог спокойно пройти мимо, не обратив на это чудо техники никакого внимания.
Женька, естественно, внимание обратил, для чего ему пришлось выставить из укрытия половину физиономии (потому что люди, в отличие от крабов, не могут выглядывать из-за угла, выдвигая глаза на гибких стебельках). Судя по тому, что он увидел, спугнувший его тип действительно являлся счастливым обладателем спутникового телефона.
– Ну? – неприветливо сказал он вместо привычного «алло». – Вы что там, совсем охренели? Сказано же было: звонить только в самых экстренных случаях! А? Что? Что значит «нет сигнала»? Как так – нет? А батарейки?.. А, ну да… В натуре, не зависит. Ну хорошо, сейчас посмотрю. Тем более я рядом.
– …Полез прямиком в шлюпку, – рассказывал Женька. – Перерыл там все, как свинья под дубом…
– Шарил-шарил – не нашел, сам заплакал и пошел, – вспомнил детский стишок Андрей. – Ну, и какова же была его реакция?
– Странно, говорит, – ответил Женька. – То ли, говорит, хозяин что-то новое придумал, то ли еще что…
– Как? – опешив, переспросил Андрей.
– За что купил, за то и продаю, – сердито ответил Женька Соколкин. – Короче, назвал наши координаты и курс и отключился. Вот я теперь хожу и думаю: что это было и что мне с этим делать?
– А я, если честно, думаю о другом, – откровенно признался Липский. – Что я твоей матери скажу, если с тобой что-то случится?
Женька Соколкин откровенно насмешливо ухмыльнулся.
– По моим наблюдениям, – заявил он, – у вас возникают проблемы каждый раз, когда надо ей что-нибудь сказать. Даже «доброе утро», не говоря уже о чем-то более серьезном.
– Выдрать бы тебя хорошенько, – сказал Андрей, плохо представляя себе, как, собственно, это делается.
– Сперва опекунство оформи, – деловито сказал Женька. – Потом дери, а потом встретимся в суде.
– Засекреченный ранец, – сказал Андрей.
– Чего?
– Замнем для ясности. Понятно одно: конкурирующая организация не дремлет, и у нас на борту находится ее агент. Ну а чего, собственно, мы хотели? Так и должно быть, хотя хорошего в этом мало… В общем, ты правильно сделал, что обратился ко мне. Я поговорю с Виктором Павловичем – в конце концов, это его люди, ему с ними и разбираться…
– Мутный он какой-то, – вздохнул Женька.
– Ты, что ли, прозрачный? – возразил Андрей.
– Это да, – согласился Соколкин.
