Ознакомительная версия.
— Похоже на то, — ответил Турецкий.
Бармен закончил работу и поставил перед Александром Борисовичем высокий стакан с коктейлем.
— Держите.
Отхлебнув коктейля, Турецкий почувствовал себя лучше. Мрачные мысли стали отходить куда-то в сторону.
— Отличная вещь, — похвалил Александр Борисович. — Теперь буду специально приезжать в ваш город, чтобы попить коктейля. Если, конечно, какой-нибудь московский ресторатор не переманит вас в столицу.
— А вы мне сделайте рекламу, — усмехнулся бармен. — Расскажите друзьям. Может, кто и заинтересуется.
— Обязательно, — пообещал Александр Борисович. Он сделал еще глоток и сказал: — Я вот что хотел спросить. За столиком с Вороновым… с тем парнем, который умер… сидел человек в темных очках. Так?
— Так, — кивнул бармен, протирая стаканы мягкой тряпочкой.
— Вы говорили, что плохо разглядели его. И всё-таки попытайтесь вспомнить. Меня интересует всего одна деталь.
— Какая?
Александр Борисович слегка наклонился вперед.
— Этот мужчина в очках — он курил?
Бармен замер с тряпочкой и стаканом в руках. Он задумчиво сдвинул брови, пытаясь припомнить. Александр Борисович ждал, не сводя с него пытливого взгляда.
— Курить-то, наверное, курил… — задумчиво проговорил бармен. — Но я…
Он вдруг посмотрел куда-то в сторону и громко позвал:
— Илья!
Молоденький официант, проходивший мимо, остановился и вопросительно на него посмотрел.
— Слушай, — обратился к нему бармен, — ты уж прости, что я тебя подставляю, но тут дело очень важное. Помнишь того парня, который помер в клозете?
Лицо юноши помрачнело.
— Я же тебя просил, — тихо процедил он, почти не разжимая губ.
— Он не из милиции, — сообщил парню бармен. — Скажи ему пару слов, и всё.
— Я уже говорил! И не хочу больше об этом вспоминать.
В холодном лице официанта появилась горечь. Было видно, что воспоминание о смерти человека доставляет ему боль. Турецкий поразился — за последние дни он позабыл, как должна выглядеть нормальная человеческая реакция на горе, которое случилось с другим человеком. В этом городе он сталкивался только с цинизмом и безразличием. Всем на всех было плевать. Но только не этому парню. Человечность официанта тронула его.
— Простите, что напоминаю вам о том случае, — заговорил Александр Борисович. — Но это вынужденная необходимость.
Парень неприветливо посмотрел на Турецкого.
— Что? — спросил он. — Что вы хотите знать?
— Насколько я понимаю, вы обслуживали их столик? — уточнил Турецкий, не сомневаясь в ответе.
— Да, обслуживал, — нехотя ответил официант. — Но я ничего не помню. Я даже лиц их не разглядел. Если бы я помнил, я бы сразу все рассказал.
— Он не про лица хочет спросить, — снова встрял в разговор бармен.
— Правда? — официант посмотрела на бармена, затем перевел взгляд на Александра Борисовича. — Тогда про что?
— Как вас зовут, я не расслышал? — поинтересовался Турецкий.
— Илья, — представился официант.
— Илья, постарайтесь вспомнить: мужчина в темных очках, — он курил?
— Я не…
— Только не спешите с ответом, — предостерег его Александр Борисович. — Вы наверняка меняли пепельницу и, может, даже несколько раз.
— Вспомни, Илюш, это очень важно, — попросил бармен.
Турецкий покосился на него. «Очень важно». Откуда этому бармену знать, что важно, а что нет? Впрочем, молодец.
— Вы знаете… — медленно заговорил официант, отчего-то смущаясь. — Я подходил к их столику… Несколько раз. Тот парень… ну, тот, которого нашли мертвым… он попросил меня разменять сто долларов. У меня были мелкие купюры, и я разменял.
— А при чем тут размен? — с легким недоумением спросил бармен, протирая стакан.
Юноша метнул на него сердитый взгляд, снова повернулся к Турецкому и сказал:
— Мне кажется, парень просто хотел, чтобы я проверил банкноту — фальшивая или нет.
«Стобаксовая бумажка из выкупной пачки», — понял Турецкий.
— Спасибо, — сказал он. — Это очень ценная информация. Банкнота оказалась настоящей, так?
Официант кивнул:
— Да. Я ее проверил.
— Что вы еще помните?
— Этот человек… Ну, тот, который в темных очках… он курил. Но не сигареты. — Веки официанта дрогнули, и он сказал: — Он курил трубку. Да, точно! Трубку!
— Как у Шерлока Холмса? — быстро спросил Александр Борисович.
Юноша медленно покачал головой:
— Н-нет… Пожалуй, нет. У него была другая. Такая черная и вся… как будто жеваная. Или обугленная. Неровная вся такая. — Официант пожал плечами: — Не знаю, как это называется.
— Неровная… — тихо повторил Турецкий.
— Я понимаю, о чем он, — сказал бармен. — Вероятно, это была рустированная трубка. У ней чашечка рифленая, правильно? — обратился он к официанту.
— Чашечка? Ну да.
— Ну вот, — сказал бармен. — Это рустированная трубка. У меня двоюродный брат такую же курит.
— Дорогая? — спросил у него Турецкий.
— Точно не скажешь. Они бывают либо очень дешевые, либо дорогие. Дешевые, потому что, рустируя чашечку, легче скрыть дефекты древесины. А дорогие, это когда чашечку специально обрабатывают — для красоты. Так сказать, для эстетики.
— Ясно, — кивнул Александр Борисович. — Что ж, спасибо вам. Даже не знаю, чтобы я без вас обоих делал.
— Не за что, — пожал плечами официант и отправился по своим делам.
Александр Борисович допил коктейль. Уходя из бара, он расплатился с барменом, оставив щедрые чаевые.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГОРДИЕВ УЗЕЛ ОТНОШЕНИЙ
— Будьте добры, «Мир компьютеров».
Неуклюжая фигура системного администратора склонилась над окошечком газетного киоска.
— У вас мельче не будет?
— Не держу, — усмехнулся сисадмин.
Продавщица, вздыхая и сердясь, отсчитала ему горстку мелочи и небрежно швырнула ее в пластиковую чашечку.
— А повежливее нельзя? — ворчливо поинтересовался сисадмин, соскребая монетки толстыми красными пальцами.
— Не нравится — не берите, — отрезала киоскерша.
— Черт-те что творится, — пробурчал сисадмин, пересыпая мелочь в карман бесформенного джинсового пиджака, больше похожего на синий лабораторный халат. — Скажите спасибо, что я сегодня добрый.
— А то бы что? — с вызовом спросила продавщица.
— А то бы нашел способ уволить вас отсюда. У меня весьма влиятельные друзья, уж будьте уверены.
— Нашел чем напугать! Да я сама отсюда давно бы ушла, если бы не упросили остаться. Кто вместо меня тут работать будет — ты, что ли, толстый боров?
Сисадмин не ожидал от продавщицы такого «штурма и натиска», а потому ретировался, обиженно бубня:
— Я вам не толстяк… Вы не смеете оскорблять… Я интеллектуал, а вы — никто…
— Чего-о? — протянула киоскерша и даже высунулась из киоска. — Я тебе покажу «никто». А ну пошел отсюда, бомж бородатый! Давай-давай, пока милицию не вызвала!
Слова про милицию подействовали на неуклюжего сисадмина несколько отрезвляюще. Он свернул журнал в трубку, втянул голову в покатые плечи и быстро зашагал прочь от киоска.
— И чтоб я тебя здесь больше не видела! — кричала ему вслед киоскерша. — Ишь, развелось хулиганья!
Прежде чем свернуть за угол дома, сисадмин остановился и крикнул, потрясая в воздухе свернутым в трубку журналом:
— Это черт знает что! Я на вас найду управу!
Затем снова вжал голову в плечи и быстро скрылся за углом.
Сисадмина звали Марк Сковородников. Он шел по улице странной, неровной походкой — то мелко и размеренно семеня, то вдруг рывком бросаясь вперед, словно нырял в воду. Причиной странного поведения сисадмина Сковородникова было то, что он сегодня не стесняясь и по-скотски напился. Выпил целых две бутылки пива! Учитывая тот факт, что Сковородников обычно пьянел от одного запаха спиртного, две бутылки пива вполне можно было назвать лошадиной дозой.
Причина у Марка была уважительная. Но уважительность эта была такого рода, что Сковородников никогда и никому бы о ней не рассказал. Слишком интимно. Шагая по тротуару, Марк представлял себе поочередно то лицо Хозяина, то лицо женщины, свидания с которой он ждал с таким трепетом, словно от этого зависела вся его жизнь. И в зависимости от того, чье лицо вставало перед хмельным взором Сковородникова, он то бежал вперед, сгорая от нетерпения и рискуя сломать себе шею, а то вдруг принимался мелко, спешно и неровно перебирать ногами, как старый, растолстевший осел, которого вели на убой и который, трепеща волосатыми ноздрями, чувствовал запах крови.
Итак, Сковородников шел по тротуару с журналом в руке. А за ним, буквально в десяти шагах, шел частный детектив Антон Плетнев, который, подстраиваясь под странную походка «объекта», вынужден был также менять свой аллюр с галопа на рысцу и обратно.
Ознакомительная версия.
