— Игорь Митрофанович, узнайте насчет моей реабилитации.
После перенесенного гепатита мне был положен двадцатичетырехдневный реабилитационный курс в санатории.
— Узню.
Засиживаться у шефа не стали. Разбрелись по виллам…
* * *
Ребята сели за стол. После пережитого необходимо расслабиться. Через некоторое время за столом уже был слышен смех… Им хорошо, а мне тяжко. В голове сплошной гул и дурные мысли. Да, сейчас бы рюмочка сорокаградусной не помешала бы…
— Санек! Давай пульку распишем, — Тахир с радостной улыбкой заглядывает в мою комнату.
— Нет, Тахир, не хочу.
— Кончай ломаться…
Тахир осекся, увидев мое выражение лица.
— Извини. Не хотел тебя обидеть, — хлопает меня по плечу, — извини.
— Проехали…
Тахир вышел. Меня охватила тоска… Заныла печень. Жалко себя до слез. Хочется зарыться с головой под подушку, одеяло. Хочется волком выть на луну, но тоже облом — луны нет, на улице тьма кромешная.
Лег на кровать. Не лежится. Походил по комнате — словно лев в клетке. Нет, так не годится. Надо что-то предпринять, иначе… Сел написать родителям письмо:
«Здравствуйте, дорогие мои мама и папа! За передачу спасибо. В декабре ребята полетят в Кабул; попрошу, чтобы забрали, самому лишний раз летать неохота. В Кабуле делать нечего, поскольку, в основном, летаем за продуктами. Берем обычно помногу, а организация и доставка все на ответственном, т. е. на тебе. Вот и бегаешь — то машины нет, то самолета… Дома спокойнее. Вы пишете, что в районе Кандагара обнаружили банду. Собственно, банды никуда и не пропадали. Вы меньше читайте всякую газетную ерунду. Обстановка у нас нормальная. Тихо. Погода хорошая. Тепло. Сегодня было +25 градусов. И это в декабре! Полно апельсинов, бананов, гранатов. Здоровье в порядке. Так что не волнуйтесь.
Пишите о себе. Как ваше здоровье? Что нового? Привет от меня родным и знакомым. Крепко вас целую, ваш сын Саша. 08.12.86 г.».
Перечитал письмо. А ведь не все так плохо: тихо, тепло, бананы, апельсины, гранаты… Вот и печень перестала ныть, и аппетит появился.
— Санек, как ты? — В дверях снова показалась голова Тахира.
— Великолепно. Рисуй пульку.
— Ты это серьезно?
— В моем положении шутят?
— Я мигом. Только Женьку тормозну, он в гости к соседям собрался.
Тахир скрылся за дверью… Хорошие все-таки у нас в группе ребята. Надежные, понимающие…
За игрой время пролетело незаметно. Около трех часов ночи все дружно начали зевать.
— Все. Больше не могу, — Тахир бросает карты на стол. — Хоть спички в глаза вставляй.
— Действительно, пора завязывать, — подытожил Женька-борода.
Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.
Тяжело начинается декабрь. Каким будет продолжение и конец 1986 года? Каким будет, таким и будет. Чего гадать. Спать, спать…
Проснулся позже обычного, в половине седьмого. Вроде и спал всего ничего, но с постели соскочил бодренько. Взял лопату. Пошел заниматься любимым делом — копать ямы под деревья. Надо же как-то стресс снимать.
Тахира мое занятие очень огорчало.
— Ну, мичуринец! — говорил он. — Опять людям спать не даешь. С раннего утра лопатой стучишь. Кому твои деревья нужны? Уйдем из Кандагара и яблочками не полакомимся.
— Не мы, так после нас придут и попробуют, — отвечал я.
— Попробуют, жди… После нашего ухода афганцы все твои деревья на дрова порубят. Посмотри вокруг, одни пни остались.
К сожалению, Тахир был прав. На Востоке трепетно относятся к деревьям, особенно фруктовым. В Афганистане же их безжалостно вырубали. Простых афганцев можно понять: детишек надо кормить, пищу приготовить — дрова нужны, а дрова продавались на вес, по 30–50 афгани за килограмм. Где деньги взять? Квалифицированный рабочий шерстоткацкой фабрики получал две тысячи афгани. Вот и весь счет…
Обкапываю дерево. Вдруг знакомый свист. Смотрю на часы — время семь утра. Что-то сегодня «духи» припозднились. Странно… И непонятно, откуда стреляют. А может, это и не они? После вчерашних событий всего можно ожидать. Надо поближе к стене встать. Раз, два, три… Насчитал двадцать три разрыва. Пауза, и вдогонку — двадцать четыре, двадцать пять. Тишина! Заработали «вертушки»…
Во двор выходит заспанный Тахир.
— Что, мичуринец, опять со своей лопатой людям спать не даешь?
— Ты стал ворчуном, Тахир. Душманы тебе спать не мешают, а человек с лопатой мешает… Здорово сказал: «человек с лопатой». Почти как у Погодина — «Человек с ружьем». До чего же душманы могут довести, себя уже с классиками литературы сравниваю…
Тахир, пропуская мои умозаключения мимо ушей, с криком «козлы!» со всего размаху плюхается в бассейн. «Козлы», надо полагать, относилось к душманам…
— Что ты там насчет классика русской литературы говорил? — спрашивает он, вылезая обратно.
— Ничего. Это я так, тихо сам с собою…
Афганские товарищи подъехали часам к двенадцати. Выглядели они устало. Привезли троих тяжелораненых сотрудников. Женька с Тахиром сразу отвезли их в наш госпиталь.
Выслушали подсоветных. Обстановка в Кандагаре сложная. Официально около ста убитых и раненых. А сколько на самом деле? Кто знает? Задерживать их не стали. Что можно в такой ситуации советовать? Покормили, передали кое-какие лекарства, продукты и проводили до нашего поста…
* * *
Через три дня из Кабула вернулся Игорь Митрофанович.
— Как в Кабуле? — спросили мы у него.
— В Кабуле? А что ему сделается? Руководство нам сочувствует. Говорит, чтобы держались. Они с нами!
— И все?
— Что вам еще нужно? Работайте, работайте.
Шеф был не в духе, что с ним случалось крайне редко.
— А насчет меня узнали? — спрашиваю я.
— Что насчет тебя? Ах, да, узнал! Ты сильно в Союз хочешь?
— Честно говоря, была мыслишка в море покупаться, не стану врать. Но с другой стороны, ни родителям, ни жене про мою болезнь неизвестно. Зачем лишний раз их расстраивать, помочь все равно не смогут. Если поеду, узнают, будут переживать…
Игорь Митрофанович не дал мне закончить мои рассуждения.
— В Кабуле и не отказали, и не настаивали на твоем лечении. Для них — это дополнительные денежные расходы и прочее. Короче, тебе придется самому отстаивать «светлое будущее». Решай.
— Я уже решил. Не поеду. А то чего доброго в мое отсутствие всех душманов переловите, оставите на бобах…
— Ну и правильно, — заулыбался шеф. — Завтра едем в город. Гульхан не советует, но я так решил. Хватит на виллах отсиживаться. Может, мы и не герои, но трусами выглядеть негоже. Надеюсь, все со мной согласны?
Все дружно ответили: «Да!»
— Ну и ладненько. Выезд в восемь утра.
* * *
Утром все были особенно серьезны, но спокойны. В Кандагаре как будто ничего и не произошло. Жизнь текла своим чередом, только народу на улицах было меньше обычного. На очередном повороте я встретился с глазами проходившего мимо старика-афганца. В его взгляде было все: и злость, и удивление, и восхищение: «Надо же! Такое натворили — и не боятся снова появляться в городе»…
Территория Управления приведена в порядок. Ничто не напоминает о былой трагедии, если не считать настороженных взглядов афганцев…
В мошаверку зашел садовник. Поздоровавшись со всеми, подошел ко мне (у меня с ним были дружеские отношения) и взял за руку, приглашая выйти во двор. Я поддался его призыву.
Мы подошли к кусту роз.
— Смотри! — говорит старик.
Батюшки! На кусте расцвели розы. Розы в декабре! Они были великолепны!
Зачарованно смотрю на цветы… Несмотря ни на что, жизнь продолжается. Эх! Умел бы писать стихи, такие бы написал, все поэты мира позавидовали бы! Но чего не дано, того не дано.
Садовник предлагает мне срезать розы. Я отрицательно качаю головой. Нет, отец, не нужно. Это новая жизнь! Наша жизнь!
Подходят ребята.
— Санек, что ты там разглядываешь?
Подошли поближе и тоже замерли, любуясь розами. Действительно, красота спасает мир. Молча смотрим на цветы. Каждый думает о чем-то своем…
Спасибо, старик, спасибо, родной. Ты вселил в нас новые силы. Еще повоюем!
* * *
«Здравствуйте, дорогие мои мама и папа!
Написал письмо в Бийск, теперь вот вам. Новостей у меня нет. Единственная новость — изменение погоды. Резко похолодало, даже вода замерзла. Если пойдут дожди, будет теплее. Вот такая здесь погода: летом жара, зимой холод. Здоровье у меня хорошее. Пока не жалуюсь. Посылаю вам две фотографии. Как у вас дела? Пишите. Крепко вас целую, Саша».
* * *
Вчера проводили шефа в очередной отпуск. Сегодня проводили на дембель Тахира. Тоска. Ощущение пустоты. Может, это из-за болезни? Да нет, болезнь тут ни при чем. Грустно расставаться с друзьями: Володей, Нуром, Стасом, Игорем Митрофановичем, Тахиром… Собственно, чего грустить? На смену им новые сотрудники прибыли. Надежные ребята. Жизнь продолжается!..
