ствол автомата, но оказать сопротивление у немецких солдат не получилось. Через две минуты на бетонном полу в лужах крови лежало несколько трупов, их оружие перекочевало в руки партизан. В живых остались лишь два человека: немецкий офицер с лычками инженерных войск и перепуганный светловолосый юноша в синем комбинезоне — Марлен Житков. Он вдруг бухнулся на колени и пополз к партизанам:
— Ребятушки, свои, наши! Не убивайте, я ваш! Я тоже из партизан! На вас работал, Лизавета от меня вам передавала информацию. Свой я! Не убивайте! Я ведь для вас на всё готов. Вот хоть его убить прикажите, дайте нож, глотку ему перережу, фрицу поганому!
Он неловким движением ухватил за лацкан кителя офицера и попытался подтолкнуть к лесным бойцам. Немецкий военный брезгливо отмахнулся от грязных рук рабочего и заговорил на немецком языке, обращаясь к Глебу: в нем он интуитивно угадал командира диверсантов:
— Я не буду пресмыкаться, как он. Вы не заставите меня встать на колени.
Капитан тем временем раздавал приказы своим ребятам:
— Ты к коллектору, сообщи, что всё чисто, и по цехам с проверкой. Остальные могут подниматься. Четверо по парам, ликвидировать охрану на периметре. Часового на вышке не трогаем, действуем бесшумно!
Едва ребята скрылись за воротами, Глеб, не сводя глаз с лица Житкова, отчеканил глухим голосом:
— Военным трибуналом Красной армии, от лица коммунистической партии вы, товарищ Житков, приговариваетесь к расстрелу за предательство своих товарищей и сдачу их фашистам. Вы — диверсант и двойной агент! Приговор будет немедленно приведен в исполнение!
Марлен открыл рот, чтобы закричать, начать протестовать, как мгновенно разведчик приставил к его виску табельный пистолет и выстрелил в упор. Крик оборвался, мертвый предатель рухнул на спину, заливая кровью всё вокруг. Позади в дверь мастерской начали заходить остальные диверсанты. Минеры под взмахи рук Левина принялись за свою часть работы: они разматывали проволоку и растаскивали по периметру заряды.
Немецкий офицер наклонил голову в ожидании следующего выстрела, прошептал:
— Ну стреляйте же, чего вы ждете. Я готов к смерти.
Он беззвучно зашептал молитву, рука легла на крестик под воротом кителя. Глеб оглянулся на водителей с дядей Пашей во главе, которые уже начали взбираться на броню танков.
— Я сохраню вам жизнь, если вы заведете танки и укажете, где хранятся снаряды для них, — предложил разведчик сделку.
Инженер не раздумывал ни секунды: он не хотел умирать, как трус, стоя на коленях, не настолько был предан Гитлеру, чтобы отказаться от возможности остаться в живых.
— Вот в тех ящиках лежит боезапас для танков. Там немного — только то, что было в их укладках, когда их вывезли с поля боя.
— Дядя Паша, — позвал командира танкистов разведчик. — Забирайте вон из тех ящиков снаряды, распределяйте по машинам.
Пожилой мужчина заторопился в угол цеха и ухватился за деревянный ящик:
— Негусто. Ничего, на мост хватит.
А Шубин подтолкнул немца к машинам:
— Заводите! В остальных цехах еще есть танки?
— Один на ходу, а второй мы не смогли отремонтировать, — пояснил инженер. — Вы не сможете выстрелить из него: произошла осечка, и в стволе застрял снаряд, который мы так и не смогли извлечь.
— Заводи то, что есть, — приказал капитан, и офицер полез на броню.
Два человека встали на карауле у двери, дядя Паша вместе с немецким инженером полез в башню танка. Его ребята уже поспешно таскали снаряды в укладки. Как только заурчал первый мотор, Шубин подошел к Феликсу Левину:
— Я на проверку периметра. Мы не пропустим никого, пока вы здесь не закончите.
— П-п-полчас-с-са. — Левин указал проволочную линию по периметру цеха. — Од-д-дин г-г-готов.
Загромыхал мотор второй машины, и Шубин выкрикнул через шум командиру танкистов:
— Двигайтесь к мосту, огонь после взрыва!
Тот закивал, подтверждая: всё идет по плану, как только будут взорваны цеха, сразу ударят танковые пушки и разнесут переправу на куски обстрелом в упор. Диверсионный отряд, словно слаженный оркестр, разыгрывал смертельную для немцев партию.
Сам разведчик бросился наружу проверить, как действуют его ребята. У второго цеха он наткнулся на два трупа охранников, которые, видимо, поспешили на шум в мастерских и были вовремя ликвидированы ребятами из его группы. Глеб, вспомнив о прошлых вылазках к заводу, подбежал к пожарной лестнице и взобрался по ней почти до самой крыши. Отсюда территория завода была видна как на ладони. Разведчик смог рассмотреть еще несколько мертвых тел, распластавшихся у забора между пищеблоком и пятачком ремонтных мастерских. Ему не понравилось, что охранник на вышке суетливо крутил прожектор, направляя его в разные стороны. Он явно был обеспокоен шумом и теперь пытался высмотреть, что происходит на охраняемом пространстве. Шубин спустился и кинулся бежать к вышке, хотя в голове не было пока плана, как остановить встревоженного дозорного. Наперерез ему метнулась черная тень.
— Стоять, — громко прошептал Глеб.
И тень замерла — это оказался один из ребят его группы. Он тяжело дышал после схватки с охранником:
— Товарищ командир, периметр очищен. Всех ликвидировали.
— Тела — они лежат на виду! — буркнул Глеб с досадой, ведь он учил думать о каждой мелочи, которая может выдать их с головой.
Разведчик отдал новый приказ своим ребятам:
— Двое на охрану центрального въезда, откройте ворота для движения танков. Двое на охране территории, обходите периметр, никто не должен зайти внутрь. Соберите всё оружие! Поставь ребятам задачи и беги к вышке: часовой что-то заподозрил. Его надо убирать. Прикроешь меня, я им займусь.
Луч света проре́зал темноту совсем рядом, Глеб толкнул юношу в сторону, подальше от опасности, а сам со всех ног побежал к вышке. На ходу офицер сообразил, как действовать дальше. Только что в полной темноте его боец мгновенно опознал своего командира, опознал по речи. Стоило лишь заговорить по-русски, и юноша тотчас среагировал, хотя в темноте даже не увидел, кто движется ему навстречу. Поэтому к вышке разведчик подошел, уже не скрываясь, наоборот, специально шумно ударил подошвой сапога по деревянной площадке, чтобы привлечь внимание дежурного. Глеб сделал несколько шагов по скрипучим ступеням и заорал по-немецки во всю глотку:
— Эй ты, идиот,
