Ознакомительная версия.
Да, тяжело осознавать поражение.
Вздохнув, медленно поднимаюсь. Усевшись на кровати, замираю – оцениваю свое состояние.
Вроде ничего. В голове легкий шум от остаточной слабости, грудь и спина туго перевязаны. Здорово побаливают мышцы ног от вчерашней чрезмерной нагрузки, но это временно.
Нахожу на полу больничные тапочки; держась за край кровати, принимаю вертикальное положение. И несколько секунд вновь прислушиваюсь к организму…
Нормально. До туалета прогуляться можно.
Накидываю коричневый халат с белым воротничком, завязываю пояс и выглядываю в приемный покой.
Не видно ни доктора, ни фельдшера.
Двигаюсь дальше. Медленно, осторожно, по стеночке.
Босса в коридоре нет, а навстречу мне бежит группа матросов.
– Эй, орлы! Что за спешка?
– Прием топлива и воды, тыщ. Танкер подошел…
Ясно. Топаю дальше – к трапу, ведущему на палубу.
Преодолевая его ступеньки, вынужден вновь вспомнить о вчерашнем насыщенном событиями дне – мышцы бедер от напряжения едва не сводит судорогой. Добравшись до последней ступеньки, распахиваю дверцу и вдыхаю свежий солоноватый воздух.
«Адмирал Никоненко» идет малым ходом. Заправка производится траверсным способом: по правому борту БПК с интервалом в один кабельтов параллельным курсом следует танкер. С борта на борт перекинуты крепкие тросы, к ним подвешены шланги, по которым поступает топливо для корабля, авиационное топливо и пресная вода.
Для меня эта картина интереса не представляет, и я поворачиваю к противоположному борту…
Задумавшись, держусь за леера и всматриваюсь в даль. Погодка нынче исправилась: облачность растаяла, волны улеглись, от штормового ветра остался легкий бриз.
К действительности возвращает частое дыхание Босса и его дурацкая привычка со всего маху тыкаться носом в ногу, выражая радость от встречи. Следом слышится голос Анны:
– Женя, вот ты куда сбежал! А мы тебя ищем по всему кораблю!
Мы одновременно делаем шаг навстречу друг другу. Я обнимаю ее; она улыбается, в больших серых глазах вспыхивают искорки счастья…
* * *
– Евгений Арнольдович, я очень доволен быстрой поправкой вашего организма, но впредь без разрешения лазарет не покидайте. Договорились?
Доктор отвечает за мое выздоровление и, безусловно, прав, выговаривая за самовольную отлучку.
– Договорились, док, – говорю я и занимаю свое место на кровати.
Впервые навестивший меня Сергей Сергеевич присаживается на койку Устюжанина, которого доктор увел на перевязку в соседнее помещение. Лицо его мрачно и серо, глаза воспалены от бессонницы.
Анна помогла мне спуститься по трапу и довела до самой кровати, а теперь намеревается оставить нас наедине.
Но генерал просит задержаться.
– Мне будет легче кое-что объяснить нашему герою, если вы, Анна Аркадьевна, мне в этом поможете.
Подбиваю подушку и устраиваюсь повыше, мысленно готовясь к тяжелому разговору о провале операции по возвращению командного блока. Однако старик начинает беседу совершенно о другом и вполне миротворческим тоном:
– К вечеру закончится прием топлива, и танкер отвалит. А нас пилоты смогут перебросить вертолетом на аэродром Тикси лишь в середине следующего дня…
О как. И ни слова о нашем фиаско. Что произошло с моим шефом? Внезапно переменил тактику? Записался в либералы? Перестал бояться вышестоящего начальства? Впрочем… однажды мне довелось услышать из его уст одну интересную фразу. «Нет никакой власти, Женя, – сказал он, перебирая какие-то бумаги. И задумчиво добавил: – Есть только наши страхи: большие, маленькие…»
Однако к делу. Представив канитель с транспортировкой раненых парней тесноватой «кашкой», с последующей погрузкой в самолет и многочасовым путешествием до Москвы, я предлагаю другой вариант:
– Нельзя ли этим же кораблем добраться до Североморска? Доктор здесь мировой, зато от Североморска до столицы всего час лету…
– Корабль на некоторое время вынужден задержаться в южных районах моря Лаптевых, – спокойно парирует шеф.
– Зачем?
– Дело в том, что из Мурманска вышло новое научное судно «Академик Челомей» – на смену погибшему «Академику Антонову». А большому противолодочному кораблю «Адмирал Никоненко» приказано дождаться его прибытия и обеспечить безопасность во время проведения двенадцатого испытательного пуска баллистической ракеты «Молот».
– Тринадцатого, – поправляю генерала.
– Нет, Женя, ты не ослышался, а я не ошибся: двенадцатого пуска «Молота» для испытания нового командного блока управления маневрированием третьей ступени.
Поочередно гляжу на собеседников.
– Предыдущий запуск значился под номером «двенадцать» только для средств массовой информации и для некоторых любопытных господ из-за кордона. На самом деле он был липовым, – уверенно говорит Сергей Сергеевич и кивает на молодую женщину: – Вот Анна Аркадьевна подтвердит.
– Это так, – виновато шепчет она.
– Ни черта не понимаю. А как же вся эта возня вокруг командного блока? Как же противостояние с экипажем малой подлодки?
– Не возражаете, если я немного подымлю у открытого окошка? – подходит к иллюминатору шеф и, загораживаясь от сквозняка, раскуривает сигарету. Раскурив, поворачивается лицом к нам: – Я уже как-то упоминал о чрезмерно любопытных западных специалистах. Мы прекрасно знаем об их страстном желании заполучить командный блок и догадываемся о регулярно посылаемых в северные районы моря Лаптевых разведчиках. Правда, не ожидали такой жестокости, с которой они расправились с гражданским судном «Академик Антонов», – пыхнул он дымом и покачал седой головой. – Ну, что ж… В ответ на эту наглость мы приготовили им неплохой сюрприз, благодаря которому в стане противника слетит немало ретивых голов. По крайней мере, я на это надеюсь…
Начинаю немного соображать.
– Сюрприз… В смысле, мы подсунули им что-то другое?
– Подсунули, – кивает Анна.
– Вместо настоящей аппаратуры командного блока Анна Аркадьевна в сборочном цехе Воткинского завода лично поместила в его корпус сломанный приемопередатчик от устаревшей метеорологической ракеты…
«Ни хрена себе – новость!» – невольно проносится в моей голове. Я, мягко говоря, удивлен и подавлен.
В горле застрял кадык и не позволяет произнести ни слова. С одной стороны, мне чертовски обидно за гибель Бори Белецкого, за тяжелые ранения моих товарищей. С другой стороны, получается, что все это не зря, и все вместе мы сделали огромное и полезное для страны дело.
Тут же припоминаю прощание с Питером. Как он окликнул меня на вертикальном трапе, как я остановился и смотрел вниз. В его руках была продолговатая металлическая хреновина с боковым наплывом в виде небольшой книжки. А на треугольной физиономии сияла широченная улыбка. Я тогда был очень раздосадован этим обстоятельством и даже обозвал его сукой. Однако!..
Представляю, каково будет узнать о метеорологической «начинке» блока пославшим подлодку разведчикам. И какова будет их реакция…
– Ты уж извини, Евгений, за нашу скрытность, – выбрасывает шеф окурок. – Извини и не обижайся. Просто от тебя и твоих ребят требовалась не игра, не театральное представление, а настоящая работа, понимаешь? Искренняя, профессиональная, без капли подделки – чтобы разведчики с подлодки ни на миг не усомнились в подлинности событий.
– Понимаю.
Генерал с доброй улыбкой смотрит то на меня, то на Анну:
– Ну и славно. И вообще, я хотел бы вас поблагодарить за проделанную работу. Вы оба – очень мужественные и сильные люди. Спасибо вам.
Молча переглядываемся с Анной. Она не военный человек, да и мне как-то влом орать: «Служу России!»
Сергей Сергеевич подходит, треплет мои вихры и бодрым голосом обещает:
– Ничего-ничего. Мы тебя приведем в полный порядок. А потом отправим в самый лучший газпромовский санаторий на целых три недели. Анна Аркадьевна, не составите Евгению компанию?
– Кто ж меня отпустит?
– Обижаете, Анна! Я не знаю в нашей стране ни одной службы и организации, которая отважилась бы спорить с контрразведкой, а тем более перечить ей. Я уговорю ваше начальство – обещаю!
– Уверены?
– На девяносто два процента.
– На девяносто два? – по красивому лицу женщины блуждает растерянная улыбка. – А восемь куда подевались?
– Э-э… Как ты там отвечаешь? – глядит на меня генерал. – А вот, вспомнил! Оставил на погрешность видимости из-за фитопланктона. Верно?
– Верно, – смеюсь я.
Подмигнув, Сергей Сергеевич прощается и оставляет нас одних.
За дверью слышатся приглушенные голоса: в приемном покое доктор перевязывает нашего Георгия.
Беру Анну за руку, она послушно пересаживается на край моей кровати.
Ознакомительная версия.
