– Что с моими людьми, Эль-Абу Салих? – спросил я.
– Они живы… Более того, Вечер, открою тебе небольшую тайну. Они сбежали и находятся на свободе.
Мысленно я возликовал, но… Зачем Черный Генерал мне это сообщает? Ведь он ничего не делает просто так.
– Я жду тебя в бывшем кабинете Ушкова, – произнес Черный Генерал. – Нам есть о чем поговорить. На раздумья времени не даю. Если не придешь, я просто расстреляю вас всех из гранатометов.
– Я приду, Эль-Абу Салих!
Замолкший телефон я протянул Женьке. А ведь Абу Салих и в самом деле желал переговорить со мной. Я был нужен ему, это я чувствовал на уровне подсознания, интуиции. И, кажется, он не обманул меня насчет Чабана. Кентавр сумел выполнить поставленную задачу. А как там девушка Тонечка, медсестричка? Получить ответы на все вопросы я мог, лишь переговорив с Черным Генералом. Однако на всякий случай прихвачу с собой верного товарища «стечкина». В его компании разговор всегда интересней и содержательней.
Чабан, Кентавр, Антонина и очередные вольные стрелки
– Повторяю вопрос. Кто такие и чего потеряли в самолетной ассоциации?
Кентавр молчал. Допрашивающий его коренастый, полноватый мужик лет сорока в очередной раз демонстративно щелкнул плетью, метнув ее вперед, точно выстрелил. Сделал он это, надо сказать, мастерски.
– Ну, инвалид?! – Плеть взметнулась в сторону Чабана, щелкнула змеей в нескольких сантиметрах от его лица.
– Тебя пытать не будем, просто пристрелим, – сообщил Чабану тот, кто минут двадцать назад считался водителем попутного такси.
– Что вы от нас хотите? – произнесла Тоня. – Нас интересуют… соревнования по высшему пилотажу.
– Особенно тебя интересуют, – усмехнулся третий, со стальными зубами, постоянно куривший папиросы «Казбек». – Мы тебе скоро покажем… высший пилотаж.
– Не тебе ее ломать, валенок, – впервые подал голос Кентавр.
– Что?! – взвился сталезубый, чуть не выронив изо рта папиросу.
– Андрот,[36] клюв прихлопни![37] – продолжил в том же духе Кентавр.
Сталезубый, не вынимая изо рта папиросы, угрожающей походкой подошел к связанному по рукам и ногам Кентавру.
– Кто андрот? – спросил сталезубый.
– Потом кашлять и пениться[38] не будешь? – вопросом на вопрос ответил Кентавр.
Его крупные глубоко посаженные глаза не мигая смотрели на сталезубого. Тот недобро усмехнулся:
– Пениться сейчас ты будешь.
Удар жилистого кулака был нацелен в физиономию Кентавра, но тот исхитрился увернуться и, несмотря на то что был связан по рукам и ногам, сумел упасть спиной на пол, изогнулся, точно хлыст-змея, и, выбросив вперед обе связанные ноги, ударил сталезубого в живот. Тот охнул, согнулся и, не удержавшись на ногах, растянулся на земляном полу. Но папиросу из зубов при этом не выпустил.
– Что за чалпанья сходка?[39] – произнес Кентавр таким тоном, словно заправлял здесь он, а не коренастый усач с хлыстом.
– Ты, блатота, на зоне ханствовать будешь, – отозвался усач.
– А ты, стало быть, из беспредельщиков? – задал вопрос Чабан.
– Беспредельщиков я вешаю вон на том деревце! – Усач кивнул за окно. – Как и блатоту с чернотой.
Некоторое время в бараке, где происходила столь любезная беседа, висела тишина. В этот просторный, точно авиационный ангар, барак с земляным полом и парой узких длинных окон Чабана, Тоню и Кентавра доставили после того, как они покинули такси. Место, куда завез их водитель, было не похоже ни на поселок, ни на деревню. Тройка-четверка домов с дорожной стороны маскировали это место под заброшенную деревеньку, на самом же деле в глубине поселения находилась база наподобие хашимовской, но куда беднее. База была окружена мерзким проволочным забором, навевающим неприятные картины концентрационных лагерей из хроники Второй мировой. За проволочным следовал не менее высокий дощатый забор, покрашенный в темно-зеленый цвет. Разве только вышек с пулеметчиками по периметру не хватало.
– Смотрю, всех ты повесил, – включился в беседу Чабан. Ему связали лишь руки и даже разрешили Антонине сделать укол. – Потому сам здесь за проволокой и сидишь?
– Ты говори, зачем тебе самолетная ассоциация? – сказал усач, покручивая нагайку на манер нунчаков.
– Хотели увидеть казаков на самолетах. Не веришь? – спросил Чабан.
– Казаков?! – зло усмехнулся усач. – Никакие это не казаки. Маскарад один… Беспредельщики это, мразь. А вы их дружки?!
– Сам-то ты кто? – спросил в открытую Кентавр.
– Чарыков я. Атаман. Казачий атаман, – щелкнув в очередной раз плетью, ответил усач.
– Стало быть, вот куда загнали казаков, – произнес Чабан.
– Верно догадался. Все солнцедарские казаки здесь, а у Ушкова, генерала этого е…го, одна мразь.
Только теперь и до Чабана, и до Кентавра дошло, что перед ними те самые солнцедарские казаки, что не вошли в «самолетную ассоциацию» нового атамана. Сейчас эти чарыковские ребята выглядели самым что ни на есть разбойным контингентом.
– Ты, я смотрю, крест носишь? – спросил Чарыков Чабана, глядя на грудь Якова Максимовича. – И они тоже, – кивнул он на Тоню и Кентавра. – Православные, значит?
– Русские православные, – ответил Чабан.
– Так отвечай мне, русский православный, как на духу – кто вы такие?
– Я майор ВДВ, это прапорщик… А девушка в изгорском госпитале работает. А с самолетчиками у нас свои счеты. Война, если хочешь.
– Да, на чувырлу девица ваша не похожа, – произнес Чарыков. – Да и вы пацаны не из гнилых, я людей вижу… Только кто подтвердит, что это все так?
Подтвердить могли немногие. Даже среди войсковых людей очень мало кто знал в лицо офицеров и бойцов спецразведки ВДВ.
– А позови-ка сюда Генку! – неожиданно отдал распоряжение Чарыков молодому казаку, стоявшему у входа.
Не прошло и пяти минут, как в помещении появился коренастый парень лет двадцати трех, очень похожий на самого атамана в ранней молодости.
– Вот Генка, племянник мой! – пояснил атаман. – Он не соврет! В Чечне два года рубился. И как раз в десантных войсках. Как его слово будет, так и я порешу. Знаешь, Гена, кого из этих?
Генка молча разглядывал Чабана, Кентавра, Тоню. Якову Максимовичу этот парень был незнаком. Скорее всего он служил срочную в обычных частях ВДВ. Возможно, в тыловых или в подразделении связи или инженерного обеспечения. Но в спецназе Чабан такого Гены не видел. Между тем взгляд парня остановился на Тоне.
– Девушка! – произнес он. – Сестричка из госпиталя! Точно!
А Антонина, как всегда, засмущалась, разрумянилась. Генка продолжал:
– Помнишь, ты меня на операцию на каталке везла? Еще говорила слова такие… Забыл, хорошие слова… И как тебя зовут, забыл.
– Скажи своему дядьке, чтобы отпустил нас, – сказала Антонина.
– Генка не соврет, – проговорил атаман. – Но так просто я вас отпустить не могу…
Спустя десять минут Тоня, Кентавр и Чабан сидели в атамановой хате. Помимо самого Чарыкова, здесь присутствовали его жена, сестра и племянник Генка.
– Как лето, пугают змеями, клещами, маньяками… Разве что летающими реактивными х…ми не пугают, – произнес атаман, опрокинув первый водочный фужер. – На штурм этой гребаной ассоциации я не пойду! – сказал он, наливая себе второй фужер местной солнцедарской водки. – Только людей зазря положить. К тому же у этого генерала ихнего, Ушкова, все схвачено. Менты, прочая погань… Они нас сюда загнали, а сами сюда соваться боятся!
– А ты, атаман, в город избегаешь наведываться? – заметил Чабан.
– Верно… Увидят, убьют на месте. Ничего, вот мы эту зиму пересидим. Деньжат, силенок подкопим…
Атаман залпом осушил фужер и тут же вновь наполнил его все той же солнцедарской водкой. Далее, как и всегда после третьего фужера, последовал экскурс в историческое прошлое. По словам атамана Чарыкова выходило, что солнцедарские мужики стоящие. Атаман у них, до Чарыкова, был из местных, в прошлом мичман ВМФ, на подводной лодке служил. Первым помощником тоже хороший парень, спортсмен-рукопашник, в прошлом, правда, судимый. Казаки те свою «казачью границу» держали на серьезном, невскрываемом замке. Никаких караванов наркотиков (а также самопальной водки и прочей гадости) ни через ближайшие пограничные станицы, ни через них пройти не могло. Это и не давало покоя наркобаронам. Первым убили атамана-мичмана. Стрельнули из гранатомета по его «Ниве». Затем по ложному обвинению посадили рукопашника. Прочих непокорных сумели разными способами укоротить. А некоторых откровенно купили, дав возможность организовать всякие «совместные предприятия». Совместные с персонажами вроде Хашима. Атамана Чарыкова не купили и прибить не сумели, поэтому ныне он с тремя десятками верных людей схоронился здесь, в самостийной казачьей вольнице. И покидать ее не торопился. Но в будущем был намерен твердой рукой навести порядок во всем Солнцедарском крае и приграничных областях. Об этом он сообщил после четвертого фужера.
