Я подумал о том, что, если бы «Хокс» проиграли, Питер все равно постарался бы вытащить меня в какую-нибудь забегаловку, чтобы спокойно посидеть в уютном местечке и вспомнить о жутких днях и ночах пребывания в Багдаде.
2
Питер был прирожденным репортером, способным обнаруживать закономерность и логику в разрозненных фактах и, казалось бы, ничем не связанных друг с другом событий. Лауреат престижной журналистской премий Пулитцера, он прекрасно зарекомендовал себя еще во Вьетнаме, работая для агентства Ассошиэйтед Пресс.
В своих репортажах Арнетт довольно критически оценивал боевые операции американских военных. Некоторые скептики, яростно критиковали Питера, утверждая, что вьетконговцы использовали прославленного репортера газеты «Нью-Йорк Тайме» для пропаганды в свою пользу.
Те же критики обвиняли Си-Эн-Эн в том, что ей пришлось заплатить за благосклонное отношение со стороны параноика Саддама Хуссейна. Наша телекомпания получила разрешение вести почти непрерывные передачи из столицы Ирака с самого начата войны. Мы получили даже разрешение доставить в Багдад собственную спутниковую тарелку в то время, когда всех других западных журналистов уже давно выслали.
Под огонь критики Арнетт попал после полуторачасового интервью с Саддамом, в ходе которого диктатор разразился речью о сионистском заговоре, пообещав призвать весь гнев Аллаха на головы противников. Когда же Питер счел возможным показать короткий сюжет с американским активистом движения за мир, назвавшимся Энтони Лоуренсом (он квалифицировал операцию «Буря в пустыне» как «империалистическую попытку блока западных государств захватить не принадлежащие им нефтяные ресурсы региона»), то упреки в адрес журналиста еще более усилились.
Наконец, Белый дом и командующий союзными войсками генерал Норман Шварцкопф выразили гневное отношение к репортажу Питера об уничтожении американскими ракетами фабрики для производства сухого молока.
– Вчера, – взволнованным голосом рассказывал Питер, стоя возле груды дымящихся развалин в одном из районов Багдада, – представители министерства военной информации Ирака устроили мне двухчасовой визит на фабрику сухого молока, где готовят питание для грудных младенцев. Мне сообщили, что она была разрушена во время американской бомбежки. Судя по тому, что вы сейчас видите, – Питер указывал на табличку у входа на фабрику с надписями на арабском и английском языках «Фабрика молочных смесей», – предприятие полностью разрушено.
Честно говоря, я и сам не мог понять: что же там производилось – детское питание или же биологическое оружие, как настаивала президентская администрация. Еще за год до начала бомбардировки Багдада, другой журналист телекомпании Ричард Рот в своем сюжете довольно скептически высказывался об этой фабрике. А после репортажа Арнетта одна компания в Северной Ирландии заявила, что показанные иракцами упаковки с детским питанием содержали сухое молоко, проданное Багдаду до введения эмбарго. Представители фирмы предоставили также расчеты, свидетельствовавшие, что их продукт не используется в смесях для грудных детей.
На защиту Питера Арнетта, работавшего под грохот взрывов и пребывавшего в диком нервном напряжении, что могло повлечь за собой и ошибки, горой вставал Чарльз Хофф. Он являлся директором-распорядителем внутренней спутниковой связи Си-Эн-Эн.
– Всегда предпочтительнее, – громыхал он своим раскатистым голосом, – когда у нас в Багдаде есть источник информации. Есть журналист, сообщающий нам хоть что-то, показывающий хоть что-нибудь. Это лучше, чем ничего, и только глупец может оспаривать сей факт. Во всем мире средства массовой информации – орудие пропаганды. Нас использует собственная страна. – Здесь он многозначительно повышал голос и подмигивал правым глазом. – Нас используют и другие страны. Я не знаю, как реагируют Пентагон и Белый дом на наши прямые репортажи из Ирака. Допускаю, что крайне негативно. И тем не менее, что бы они не говорили, эти парни наверняка наматывают себе на ус все, что идет оттуда, а разведслужбы делают свой анализ. Мы не выносим окончательных суждений. Наша задача дать главный материал – информацию. Трудность состоит в том, что наша информация с обеих сторон саудовской границы – не стопроцентная, чистая правда. Мы работаем в тылу врага и, значит, невольно вынуждены соглашаться на некую иракскую цензуру.
Ежедневно Чарльз Хофф носился по помещениям службы новостей с телефонами у каждого уха, пытаясь как можно тщательнее скоординировать соединение Атланты с Багдадом. Где-то на другой стороне земного шара наши технари, только что одолевшие мучительные пятьсот миль по разбитым дорогам Иордании с передвижной спутниковой «тарелкой», пытались нацелить антенну на спутниковый ретранслятор «Интелсат». На неразличимую невооруженным глазом точку в бескрайнем космосе.
– Нет, это все равно, что искать иголку в огромном стоге сена, – огорченно всплескивал руками Чарли, видя, что все усилия пока остаются безрезультатными.
Но внезапно, когда Чарли отчаивался наладить связь, нитка попадала в игольное ушко. За четверть секунды сигнал из Багдада поступал на спутник, а затем он устремлялся на наземную станцию в Лондоне. Оттуда его переправляли на другой спутник, над Атлантикой. Цепь замыкалась в Атланте, где в помещении службы новостей появлялся характерный звуковой сигнал – связь налажена.
Как по мановению волшебной палочки, оживали телевизионные мониторы, на экранах появлялись цветные полосы и текст: «Прямой эфир Си-Эн-Эн из Багдада!».
Чарльз не мог скрыть радости при виде картинки.
– Здорово. Слышно, как будто они находятся в соседнем здании. Видимость тоже четкая. Посмотрите, какие потрясающие цвета!
Оживление перерастало в шум: сам факт спутниковой передачи из Багдада был беспрецедентным: никогда еще ни одна американская служба новостей не вела прямого репортажа из города, который беспрерывно бомбили американские военнослужащие.
Из святая святых – кабины управления – появлялся весь взмокший от напряжения Боб Фурнад, главный технический продюсер.
– Ты здесь в самый раз, Боб! Сегодня ты – Господь Бог! – кричал ему Чарльз, не отрываясь от экранов.
Фурнад, смеясь, парировал.
– Это моя война.
– И мы в ней – победители, – поддерживал его Чарльз.
После томительных минут ожидания на экранах мониторов наконец-то появлялись Саддам Хуссейн и Питер Арнетт. Помещение Си-Эн-Эн взрывалось бурными аплодисментами. Они, разумеется, предназначались не иракскому тирану, а нашему коллеге и отделу спутниковой связи.
Насколько мне было известно, репортажи Арнетта давали военным обильный разведывательный материал. Хотя он сообщал и показывал то, что было согласовано с иракскими официальными властями, его репортажи несли крупицы сведений, полезных разведке союзников. Я был готов поставить пятьдесят к одному, что каждый дюйм его репортажей, кадр за кадром изучали в Пентагоне, чтобы опознать пресловутую фабрику детского молочного питания, определить место ее расположения, какой ущерб ей причинен, точно ли сброшены бомбы и не следует ли прибегнуть к более мощной взрывчатке.
После покушения, которое будет совершено пять лет спустя на старшего сына диктатора – Удэя, американская разведка с такой же тщательностью будет изучать видеозапись иракского телевидения. Уверения иракских средств массовой информации о легкой контузии Удэя Хуссейна будут опровергнуты в результате этого анализа. На видеозаписи нижняя часть Удэя находилась под одеялом, а камера не опускалась ниже пояса; специалисты из ЦРУ придут к выводу, что в результате обстрела автомобиля Удэя из автомата несколько пуль застряли у него в позвоночнике, что у него гангрена, грозящая ему ампутацией ноги, и что он к тому же наполовину парализован.
Питер Арнетт, бравший интервью во время войны в Заливе, не подозревал даже, насколько близок был Ирак к тому, чтобы нанести ядерный удар по войскам союзников или по Израилю.
3
В середине семидесятых годов стало понятно, что Ирак может стать первой в арабском мире страной-обладательницей мощного ядерного потенциала. Саддам Хуссейн лелеял мечту завладеть оружием такой мощности, чтобы иметь возможность стереть с лица земли Израиль или, на худой конец, Иран – своего второго злейшего врага.
Заказ на строительство ядерных реакторов поступил во Францию. Ее президент Жискар д'Эстен не уставал повторять, что он лично несет ответственность за то, чтобы ядерное оружие не появилось на Среднем Востоке. Французский лидер хотел войти в историю дипломатии как взвешенный и искушенный политик, способствующий сохранению мира на востоке планеты. Он восхищался президентом Египта Саддатом, не учитывая тот факт, что Хуссейн переносил эти хорошие франко-египетские отношения весьма и весьма болезненно. «Я всегда чувствовал,- писал Жискар д'Эстен в своих мемуарах, – что Саддат кое-что держит при себе и не раскрывает мне. Его метод состоял в том, чтобы постепенно добиваться решения отдельных краткосрочных задач, не выдавая своей конечной цели. В этом уроженце Нила было что-то от де Голля! Я вспоминал тактику, которой придерживался генерал де Голль при решении алжирского вопроса: на всем протяжении событий он никогда не говорил о том, какую цель в конечном счете преследовал».
