может, даже минут, чтобы оторваться от преследования.
Петляя в темноте и не упуская друг друга из виду, Бегун и Север пытались уйти от погони и уклониться от выстрелов, которые звучали им вслед. И разведчики ушли. Вернее сказать — почти ушли. Крики и выстрелы за спиной стали чуть тише, сейчас они звучали даже не сзади, а где-то с левой стороны, и это могло означать лишь одно — погоня сбилась со следа и ушла влево. Но тем не менее она была не так и далеко, крики и выстрелы слышались отчетливо. Один из таких выстрелов и стал роковым. Прилетевшая из темноты пуля нашла-таки свою цель…
Этой целью оказался один Алексей Урывков. Бегун — как привыкли его звать товарищи. Алексей вскрикнул и с размаху упал на невидимые под ногами камни.
— Ты это чего? — обернулся на этот крик Матвей Барабанщиков. — Слышь, Леха, где ты там? Оступился, что ли?..
Но никто ему не ответил.
— Леха! — повторил Матвей. — Ты это чего? Отзовись!..
Ответа опять не последовало.
— Эге!.. — растерянно произнес Матвей.
Пригнувшись и не разбирая дороги, он в несколько прыжков добрался до того места, где, по его расчетам, должен был находиться его товарищ. Там он его и обнаружил — лежащим на земле, он об него буквально запнулся.
— Леха! — Присев на корточки, Матвей дотронулся до неподвижно лежащего Алексея. — Слышь, Леха!.. Ты это чего разлегся?
Никто ему не ответил. Вначале осторожно и бережно, а затем сильнее Матвей потряс лежащего Алексея за плечо. Но и тут Урывков не подал никаких признаков жизни.
— Ах ты ж!.. — сквозь зубы произнес Матвей.
Он включил фонарь и осветил товарища. Пуля угодила аккурат Алексею в грудь. Конечно, если бы на Алексее был надет бронежилет, тогда, возможно, все и обошлось бы. Но спецназовцы из группы Кудрявцева никогда не надевали бронежилеты, отправляясь в разведку. Тяжело и не слишком удобно тащиться в бронежилете по незнакомой местности, да и вообще — для чего он нужен в разведке? Редко-редко когда приходилось разведчикам вступать в перестрелку — пожалуй, лишь в одном случае из сотни. И надо же было такому случиться, что нынешней ночью как раз и выпал этот самый сотый случай!..
— Леха… — сказал Матвей.
Он выключил фонарь и прислушался. Ему показалось, что голоса стали ближе. Точно, так и есть! Погоня приближалась! Должно быть, те, кто шел по следу спецназовцев, заметили свет фонаря.
— Ладно!.. — сквозь зубы произнес Матвей. — Это мы еще поглядим!
Он добавил в адрес погони еще несколько непечатных слов, затем торопливо стал собираться. Взял у убитого товарища автомат, нож, подсумок с двумя гранатами, еще кое-какие спецназовские мелочи, автомат навесил на себя, все остальное распихал по карманам, затем, собравшись с силами, взял на руки безжизненное тело. Тяжеловато, конечно, но идти можно.
И он пошел, прислушиваясь к шуму у себя за спиной. Шум становился отчетливее и громче, а это означало лишь одно — погоня приближалась. Оторваться от нее у Матвея возможности не было, бежать со своей ношей он не мог. Оставалось одно — перехитрить погоню, запутать следы. Спецназовцы умеют это делать, они этому обучены. Есть много хитрых способов, чтобы запутать следы и сбить погоню с толку. Поразмыслив, Матвей решил применить один из таких способов.
Суть его заключалась в следующем. Погоня находилась еще не так близко, а в мире по-прежнему царила ночь. Значит, Матвея до поры до времени идущие по его следу «каракалы» не видели. Что ж, на это и был расчет. Матвей резко свернул в сторону, противоположную от погони, прошел метров сто, затем свернул еще раз — теперь уже в ту сторону, где, по его предположениям, находился поселок Вади. То есть он пошел обратно в поселок, чтобы оказаться у погони за спиной.
Конечно, в сам поселок Матвей возвращаться не собирался. Пройдя еще примерно сто метров, он опять развернулся и пошел в другую сторону, то есть вслед за погоней. В этом-то и таился хитрый расчет. Рано или поздно погоня, не обнаружив никого, подумает, что она сбилась со следа, и свернет вправо или влево, а скорее всего, рассыплется в обе стороны. Но вот назад по своим же следам погоня вряд ли пойдет. Для чего преследователям идти по своим следам, если они там уже были и никого не обнаружили? Кто может помыслить, что те, кого ты ищешь, идут за тобой следом? И, таким образом, Матвей, идя по следам погони, устремленной на поиски его же, преспокойно доберется до своих. Только бы ему добраться до своих до наступления рассвета! Темнота его укроет и спасет, а вот рассвет может стать его врагом. Ничего, он успеет! Он обязательно успеет!
Нет ничего тревожнее и утомительнее, чем ожидание боевых товарищей, которые отправились в разведку. Как там все сложится, на той стороне, когда вернутся товарищи, какие сведения они принесут, а главное — оба ли они вернутся живыми? Никто не может ответить на этот вопрос, потому что разведка — дело непредсказуемое.
Кончилась ночь, наступил рассвет, а Севера и Бегуна все не было. Томясь ожиданием, спецназовцы затеяли спор — отчего это вторую ночь «каракалы» не показывались в поселке. То шастали сюда каждую ночь, а то ни слуху о них, ни духу.
— Мне кажется, тут все ясно. Прознали «каракалы», что в поселке появились мы, вот и затихли до поры до времени, — высказал предположение Александр Рыжов.
— Обоснуй, — не согласился с Рыжовым Никита Белкин.
— Да тут и обосновывать нечего, — пожал плечами Рыжов. — О том, что мы в поселке, они знают. Думается, наш друг Аббас доложил им об этом во всех подробностях. Но ведь он почти ничего о нас не знает! Ни кто мы такие на самом деле, ни зачем мы здесь, ни сколько нас… А если не знает он, то, следовательно, не знают этого и «каракалы». Вот скажи, — Рыжов глянул на Белкина, — сунулся бы ты на их месте в поселок?
— Я бы нет, — ответил Белкин. — Соваться в воду, не зная броду, рискованно. Непрофессионально, иначе говоря.
— Ну, так и «каракалы», наверно, ребята ученые, — сказал Рыжов. — Оттого и не суются.
— К тому же у них бесследно исчез их связной, — поддержал Рыжова Альберт Корольков. — Тот самый, который сидит у нас в темнице. Куда, спрашивается, он подевался? Ясно куда — мы его приземлили. А значит, мы не такие и простые парни. Оттого «каракалы» и осторожничают.
— Оно, конечно, хорошо, если это и вправду так, — вынужден
