воду для технических нужд. Сапер рванул по склону, к воде. Ощущал, как сзади все пришло в суетливое и опасное движение. Мелькали тени. Слышались крики: «Стоять!» Кричали определенно ему, но он не собирался выполнять это требование. Лучше уж пусть бьют наповал.
Лед на Яузе был тонкий, хлипкий, а потепление и вовсе грозило размыть его. Но все же Саперу почти что удалось пробраться на тот берег.
Сзади загремели выстрелы. Саперу казалось, что все пули свистят рядом. И следующая обязательно его!
Но стрелявшие мазали. А он упорно двигался вперед.
Треснул лед. Обожгла кожу ледяная вода. Сапер все же провалился. Дыхание перехватило.
Он дернулся, нащупал ногами близкое дно. Взламывая тонкий лед своей грудью, как ледокол форштевнем, двинулся вперед.
И выбрался на берег, до которого было рукой подать.
Вперед. Несмотря на отяжелевшее пальто. На сковывающий тело холод. Только вперед. Уйти. Скрыться от этих криков и свистящих пуль. Только бы уйти. А там он еще себя покажет! Пожалеют чекистские скоты, что их так плохо учили стрельбе!..
«Матросу» я двинул от души. Со всей дури. Кулаком по ребрам. Тот только крякнул и угомонился на полу, ловя ртом воздух. Наверняка пару ребер я ему сломал. Ничего. Будет знать, как незнакомым людям атлетического телосложения раздавать подзатыльники.
Обернулся к Птицееду, готовый раздавить это насекомое. Но тот благоразумно дергаться не стал, соотнеся наши габариты. Лишь поднял ладони:
— Я не сопротивляюсь!
Ох как мне хотелось двинуть ему в лоб. Вроде пока не за что — сдается на волю победителя, не сопротивляется. Но когда очень хочется… Пока забирал у еле дышавшего «Матроса» револьвер и раздумывал над этим вопросом, послышался топот.
— Астра! — донесся крик, означавший, что это свои. Чтобы не пальнул ненароком.
— Гелиос, — отозвался я — мол, тоже все в порядке.
Вскоре избушка наполнилась народом.
— Как там тот, на улице? — спросил я командира группы захвата.
— Уложил ты его точнехонько, — сказал тот. — Не дышит.
Ну не дышит так не дышит. Одной паскудой меньше у стенки стоять будет. К таким рабочим моментам, как кокнуть контру при задержании, притом которая тебя самого кокнуть хотела, я привык давным-давно. Никаких угрызений совести. Вооруженный враг должен быть уничтожен — простая истина войны. А вот со сдавшимся врагом можно и поиграть.
— Ну что, резидент, игра закончена, — обернулся я к Птицееду.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Посмотрим. Но вы меня удивили. Вы чрезвычайно живучи.
Да ничего особо удивительного и не было. Просто я привык выживать и не в таких ситуациях.
Сейчас мне сильно помог старый добрый шпионский арсенал. Бензиновая зажигалка «Зиппо», которую я постоянно крутил на пальце и к которой настолько все привыкли, как к моему талисману, что не обращали на нее внимания, на самом деле была однозарядным стреляющим скрытным устройством. Конечно, по мишеням из нее палить не станешь, но с трех метров снять противника проблем не составляло. Вот так я удачно и укокошил шустрика.
Как мы вычислили Птицееда? Просто и тупо. Сработала моя идея по поводу обмена информацией через зарубежные газеты. Мы сверили списки имеющих притяжение к Верблюжьей Плешке со списками тех, кто получал иностранные газеты. В политической пролетарской библиотеке имени Веры Засулич в списках значился наш комендант. Еще в карточке было отмечено, что он владеет начальным французским языком, газеты ему нужны для организации агитации в подведомственном жилом районе. Что ж, дело полезное, и ему пошли навстречу. Он раз в неделю листал парижскую газету «Эра», где между строк значились инструкции, как лучше делать гадости советской республике. Была ли у него обратная связь? Трудно сказать. Скорее всего, если и была, то далеко не регулярная. Иначе меня могли бы вычислить куда раньше. Например, запросить внешние данные эмиссара. Или еще какие моменты, которые можно использовать для проверки.
Вообще, комендант идеально подходил на роль резидента. Хотя бы потому, что держал под наблюдением весь район. Мог, не вызывая подозрения, шататься по нему в любое время. Наблюдать за всеми. И спокойно брать почту из тайника без риска засыпаться.
Стопроцентным доказательством его интерес к французской социалистической прессе не являлся. Лишь тот, кто работал в ОГПУ, знает, какое количество самых нелепых случайностей и казусов происходит вокруг. И тут могла быть такая же дурацкая случайность, которая только собьет нас с пути и не даст вовремя вычислить реального Птицееда.
Тут и использовали мы трюк с кружкой. Кстати, не мной придуманный, а хорошо известный сотрудникам уголовного розыска. Та самая кружка, которую лапал комендант, ставя передо мной, и которую я так удачно смел рукой со стола. Выбрасывать я ее не стал, а в газетке отнес в тайник. Обученные люди тщательно сверили отпечатки на кружке и на шифровках. И было одно совпадение. Вот это уже сто процентов в точку.
Птицееда подвело высокомерие профессионального разведчика по отношению к простым смертным. Просто не снизошел до мысли, что его будут проверять криминалисты, как простого вора. И засыпался, как начинающий форточник, не слышавший о науке дактилоскопии.
Впрочем, неудивительно. Самомнения Птицееду не занимать. А это самомнение и самолюбование — свойства опасные. Скольких самых прожженных и опытных разведчиков они привели к провалу.
Поскольку решили мы брать не только самого Птицееда, но и его крайне опасных помощников, мне снова пришлось совать голову в пасть ко льву. Вот и придумали головоломную комбинацию, чтобы вытянуть на свет божий силовую поддержку хитрого Птицееда.
Удалось в дебрях московской бюрократии отыскать бумагу, написанную собственноручно Конторщиком. Тут умельцы из негласного аппарата ОГПУ, в свое время недосаженные за подделку документов, изготовили такое письмо, что даже сам колчаковский каратель, глядя на почерк, в конечном итоге решил бы, что это он сам написал, но забыл. При этом текст составлял я лично с использованием специфических речевых оборотов, чтобы у его товарищей никаких сомнений не возникло.
Самого Конторщика и Шофера изъяли спокойно, без шума и крика. Тормознули, когда они ехали на грузовичке артели в центр Москвы. Они уже показания дают.
Когда Сапер принялся настойчиво убеждать меня посетить коменданта, сразу стало понятно — наша комбинация сработала. Даже быстрее, чем мы думали. Слава богу, подготовились мы заранее и незаметно расставили вокруг Верблюжьей Плешки оперативный состав.
Ну а потом получилось, как получилось. Имелось у нас предположение, что комендант попытается меня опоить, чтобы потом затащить в какую-нибудь пещеру на доверительную беседу. А там, если я действительно на германцев работаю, можно договориться. Или просто пришибить, выпотрошив всю информацию, — главным
