Оксана Таран. Родилась в 1925 году под Ужгородом в семье учителей. Отец, Трофим Денисович, был активным деятелем местного отделения «Просвиты». Жена разделяла убеждения мужа и принимала участие в акциях, организованных «Просвитой». Кроме них, в «Просвиту» входили еще несколько местных учителей-украинцев, лавочник, дочь униатского священника, землемер. Руководителем был директор школы. Наиболее крупные мероприятия — создание украинского народного хора, выпуск рукописного журнала «Свитанок»[32], бойкот лавочника-еврея — основного конкурента члена «Просвиты» — под лозунгом «Украинцы покупают только у украинцев», устная пропаганда.
Во время событий 1939 года[33] относились к Советской власти откровенно враждебно, но активного сопротивления не оказывали — боялись. В годы оккупации абвер отнес местечко, где жила Оксана, к зоне, в которой карательные акции почти не осуществлялись[34]. Директор школы стал бургомистром. Он покровительствовал своим бывшим коллегам по «Просвите». Молодые из просвитовцев вступили в отряд украинской «вспомогательной полиции». К этому времени относится появление в местечке Марка Стрильця, известного вам под псевдо Беркут. Он пришел вместе с четвертой южной группой ОУН — «легионом „Роланд“»[35]. Беркут возглавил отряд «вспомогательной полиции». О деятельности Беркута писать нет необходимости — вы о ней знаете. К этому времени Оксане исполнилось восемнадцать лет. Она вступила в ОУН и по поручению Беркута руководила в местечке молодежной секцией[36]. Тогда же стала любовницей Беркута.
В 1943 году Беркут получил инструкцию готовиться к подпольной борьбе. В 1944 году в связи с приближением Советской Армии он увел людей из полиции в лес и создал из них сотню УПА. Оксана ушла вместе с ним. Отец посоветовал дочери сменить фамилию, а сам распространил слухи, что Оксана уехала к родственникам во Львов (там у Трофима Денисовича и в самом деле жила сестра).
Два года Оксана вместе с Беркутом кочевала по лесам, лично принимала участие в нескольких акциях. Псевдо Оксаны — Зирка.
В 1946 году сотня Беркута пыталась прорваться на Запад, угодила в засаду и возвратилась обратно в леса. Тогда же Оксана вышла из подполья — все соседи были уверены, что она возвратилась из Львова, от родственников. Стала связной между сотней Беркута и запасной сетью[37].
Во время облавы сотня Беркута была почти полностью уничтожена истребительными отрядами и подразделениями войск МГБ. Сотнику удалось спастись. Вашим указанием он был направлен в распоряжение краевой референтуры нашей службы безопасности. Оксана окончательно легализовалась. Однако в местечко просочились слухи о ее связях с Беркутом, и ей было трудно рассчитывать на доверие властен. Мы посоветовали ей под благовидным предлогом выехать. Она поступила в институт — мне нужен был опытный курьер. Беркут погиб в одной из акций…
Ива Менжерес. Отец Ивы был до войны известным в городе профессором западной литературы. В библиотеке института есть его научные труды. Сын крупного адвоката. Пользовался большим уважением среди украинской общественности.
В 1937 году профессор получил выгодное предложение преподавать в одном из университетов Польши. Семья перебралась в Краков, а дом был оставлен на попечение дальней родственницы — со временем профессор надеялся возвратиться в родные места. Завещание на недвижимое имущество составил на малолетнюю дочь Иву. Завещание сохранилось.
В Польше профессор установил связи с руководителями нашего движения, помогал деньгами, читал лекции, подписал несколько воззваний к украинцам. На квартире своего отца Ива познакомилась с Романом Шухевичем. Шухевич говорил:
— В семье подлинных украинцев, которую я хорошо знаю, растет черноглазая русокосая девочка с поэтическим именем Ива. С детства она знает, за что мы боремся, и сама готова на любые жертвы во имя наших идей. Мы подняли оружие ради наших дочерей, чтобы доля их не была плакучей, а земля родины не стала злой мачехой…
Есть свидетели этого выступления.
Иве было тогда пятнадцать лет. В шестнадцать она стала связной и курьером в ОУН, в семнадцать — руководительницей гражданской сети в одном из городков, выполняла сложные и ответственные задания.
Тогда же Ива познакомилась с Виктором Яновским, впоследствии сотником Бурлаком. Учился в Краковском университете. С приходом немцев учебу прекратил, активно участвовал в нашем движении. Прошел специальное обучение в школе в Австрии, работал на гестапо.
С его помощью Ива устроилась переводчицей в гестапо. Знает, кроме украинского, польский и немецкий языки. Сообщала ценные сведения СБ.
Виктор Яновский для любовных встреч с Ивой использовал одну из нелегальных квартир. В то же время убедил ее стать любовницей одного из высокопоставленных чинов гестапо. Это помогло ему выдвинуться по службе.
В 1944 году получил приказ уйти со своей сотней в леса. Действовал на территории Жешувского воеводства, часть населения которого украинцы. Сотня Бурлака выполняла приказ любыми путями помешать переселению украинцев, проживавших на территории Польши, на Украину[38].
В 1943 году отец Ивы умер. После его смерти Ива отдавала все свои силы организации. В 1945 году перешла на нелегальное положение и присоединилась к сотне Бурлака. Принимала участие во многих акциях, в частности в уничтожении отделений милиции на территории Жешувского воеводства в Польше.
Сотня Бурлака пыталась через Словакию прорваться на Запад. Но Бурлак был убит, сотня разгромлена. Ива получила приказ уйти на территорию Украины для продолжения борьбы. Возвратилась вначале в Краков, где заявила, что была в фашистском концлагере, потом в лагере для перемещенных лиц в Западной Германии. Предъявила властям соответствующие документы и справки. Получила, как украинка, разрешение на переселение на Украину. По линии организации была снабжена инструкциями, явками и паролями. Можно предполагать, что имеет конкретное задание. После возвращения поступила на учебу в институт, чтобы обеспечить себе «крышу».
Пользуется доверием у некоторых руководителей организации. Отмечаются личная храбрость Менжерес, опыт, ее убежденность и решительность. Награждена Золотым и Серебряным крестами.
По характеру крутая, замкнутая, склонная к истерике. Иногда ведет себя вызывающе, поэтому ее перевоспитанием занимается комсомол. Руководители института и общественных организаций считают такое поведение нормальным, так как, по их мнению, Менжерес росла в буржуазной среде.
…Две биографии. Два пути, схожие и не схожие друг с другом. Сведения были собраны по крошке теми, кто в этом был заинтересован. Но даже они не смогли бы сказать, что здесь правда, а что — из области специально разработанных легенд.
Ива простила Оксане те неприятные минуты, которые ей пришлось пережить во время визита Кругляка.
— Я же не знала, кто ты, — оправдывалась потом Оксана. — Мне приказали, а в таких случаях не рассуждают.
— Успокойся. Каяться будешь перед смертью, — ответила ей Ива. — Ты поступила правильно. Единственное, что могу сказать, — действовала не очень умело. Будь на твоем месте дивчина поопытнее, так она сразу бы меня на тот свет отправила…
Жили они дружно, делили пополам хлеб и соль. У Ивы водились деньги, зато родители Оксаны бесперебойно слали своей доченьке продукты. Время от времени приезжали деревенские родственники Оксаны, передавали бесчисленные приветы, оставляли увесистые торбы с салом, яйцами и прочей снедью.
Однажды поздно вечером зашел на огонек Северин. Был он чем-то расстроен, поглядывал исподлобья. Оксана пригласила было садиться, а Ива начала ругаться — она не могла допустить такого грубого нарушения конспирации. Оксана успокоила:
— Не турбуйся, все знают, что Северин мой земляк, так что ничего особенного, если и проведает.
— Я «чистым» пришел. Трижды проверился, — сказал Северин. И жалобно попросил: — Не гоните меня, девчата. Тошно на душе, будто ведьмы там поселились — так и скребут когтями.
Северин достал из кармана бутылку водки, поставил на стол. Оксана побежала на кухню готовить закуску.
— Такое ощущение, что вот-вот попаду в капкан и тогда все кончится — и жизнь и небо голубое.
— Даже если нас не станет, жизнь все равно не остановится, — тихо сказала Ива, — может, никто и не заметит, что нас нет.
— Угу, — согласился Северин. — Шел вечером по городу. Каждому в лицо смотрел, люди думали, наверное, тихопомешанный. А я загадал: попадется навстречу угрюмый человек, обиженная женщина — значит все в порядке. Так нет же, идут, смеются, молодежь песни поет…
— На горе загадывал?
— А я радости давно не вижу.
