Среднегорск — город по провинциальным меркам не такой уж маленький, не особенно отличается от прочих Уральских городков, ну, разве что чуть большим количеством чадя-щих труб. Размазанный по низинам и холмам у подножия старого горного хребта, он естественным образом дробится на жилые, выросшие на месте рабочих слободок, районы, достойно именуемые "инфраструктурой промышленных предприятий". Любой маломальский завод, или горнорудный трест, или шахтное управление в послевоенные годы считали своим долгом выстроить для своих же трудящихся если не район, так хотя бы квартал. Иногда в складчину. Само собой получилось, что наибольшее количество освоенных площадей и квадратных метров жилья приходилось на долю двух градообразующих комбинатов. Один из них, считаясь чуть ли не флагманом отрасли, плавил чугун, варил сталь, выпускал прокат; другой имел примерно такой же статус в оборонной промышленности. Правда, в последние годы социальное строительство засохло. С момента раздачи ваучеров обалдевшему от счастья населению, года два-три по инерции ещё что-то возводили. А вот когда, без малого, все акции доселе государственных флагманов и следующих за ними в кильватере мелких судёнышек прилипли к рукам избранных — бесплатному жилищному строительству пришёл каюк.
И всё же последний район новой застройки успел-таки порадовать трудящихся девяти-этажками так называемой "улучшенной планировки", весьма далёкой от совершенства и "улучшенной" лишь в сравнении с "хрущёбами". Район этот по прихоти какой-то мудрой головы назвали Красноармейским, хотя ничего армейского и тем более красного в районе не имелось. Дома стояли безликие, похожие друг на друга, как консервированные анчоусы в рассоле — такие же параллельные, перламутрово-серые, поблескивающие чешуйками балко-нов и глазками окон. Однако унылая заурядность бетонных коробок не угнетала по одной простой, как мычание, причине. Микрорайон, по необходимости отброшенный на окраину, вплотную подобрался к лесным дебрям. Из окон пограничных домов, особенно с верхних этажей, круглый год можно было любоваться бескрайним, сине-зелёным хвойным морем. Приличная удалённость от заводского чада и возможность (буде появится такая блажь) вы-браться на природу без привлечения транспортных средств, делали район удобным.
…Ранний летний вечер действовал на молодое население района, как хлебная под-кормка на рыбьих мальков. Едва лишь большая и малая стрелки часов образовывали стро-гую вертикаль, так словно бы из ниоткуда на асфальтированных дорожках по двое, по трое появлялись юные создания, причастные к той самой половине человечества, которую спра-ведливо называют прекрасной. Голопузые топики, обтягивающие джинсики, совсем уж ко-ротенькие юбочки потихоньку вытесняли с тротуаров солидное однообразие. Не спеша, же-манно переставляя ножки, опустив глазки, пряча загадочные полуулыбки, прелестные дев-чушки двигались по сложным, но точно рассчитанным маршрутам, делая вид, что сосредо-точенно беседуют, и им нет дела до окружающих. Парни кучковались у подъездов домов или на игровых площадках и вели себя несколько раскованнее. Кое-кто покуривал, кое-кто поплёвывал, кое-кто отпускал развязный матерок. Словом, всё, как всегда, как и во времена былые для сегодняшних, обременённых сиюминутными заботами родителей. От смены де-кораций и действующих лиц, то бишь, поколений, суть не меняется.
Потом консолидация по половому признаку теряла смысл, и начинался процесс диф-фузии, который заканчивался часам к восьми. Пёстрые, разношерстные стайки молодёжи расходились по облюбованным скамеечкам в сквере или по детсадовским беседкам. Насту-пала пора раскованного, непосредственного, ни к чему не обязывающего общения.
Две девушки и трое юношей — выпускники одиннадцатого класса одной из районных школ, оккупировали небольшой пятачок на периферии площади, оборудованной для отдыха и культурных мероприятий. По зимнему времени здесь устанавливалась нарядная ёлка, за-ливалась горка для катания, охраняемая вылепленными из снега сказочными персонажами, а сейчас обширное, выложенное серой тротуарной плиткой и обсаженное ровными рядами деревьев и кустиков пространство выглядело несколько пустоватым. Тщедушные, детского возраста берёзки до способности создавать тень ещё не доросли.
Ребята, сидя на скамейке, прикалывались, дурачились, болтали обо всём, смеялись без повода, короче, отдыхали и веселились. Причина на то была уважительная — успешно за-вершилась последняя, школьная и самая напряжённая экзаменационная пора, в скором бу-дущем грядут абитуриентские хлопоты. Но уж точно не сегодня.
Сергей Капралов тоже прикалывался, изо всех сил делая вид, будто ему легко и безза-ботно, даже пытался шутить, но лицо его горело, мысли путались, а сердце трепетало, как трепещут крылышки моли, учуявшей запах натуральной шерсти — бедро присевшей рядом Алёны Крокиной обжигало, излучая что-то запредельное. Ещё совсем недавно, с полгода назад такой близкий контакт вряд ли бы взволновал Сергея, они с Алёнушкой проучились бок о бок с первого класса, сиживали за одной партой и вроде бы успели друг к другу при-выкнуть, как привыкают близкие, живущие по соседству и часто встречающиеся родствен-ники. Раньше Сергей старую подругу никогда не величал по имени, используя в качестве позывного nickname Денди. Как ни странно, но причиной появления этого совсем не девичьего прозвища стала Алёнкина фамилия. В первом классе, благодаря неразумному языку записного остряка Юрки Чудина, к Алёне Крокиной попыталась прилепиться кличка Крокодил, образованная, надо полагать, от начальных букв фамилии, но разительное несоответствие внешности беленькой девчушки с обликом рептилии вызывало неосознанный протест у одноклассников. А потом по телику показали фильм "Денди по прозвищу Крокодил". Переименование произошло спонтанно. Денди всегда была девчонкой весёлой, доброжелательной и общался с ней Серёжа по-приятельски, а сейчас…, сейчас ему с трудом представлялось, что было время, когда он укладывался спать и просыпался спокойно, равнодушно, и перед его глазами не всплывал волнующий образ. Кто-то когда-то сказал: "Я просыпаюсь, и ты стоишь на моих ресницах".
Виноват во всём оказался солнечный зимний луч. Алёна отвечала у доски, класс при-тих не потому, что заслушался, просто никому ничего не хотелось делать, даже переговари-ваться. День стоял пасмурный. За окнами с совершенно белого неба падал совершенно бе-лый снег. Лично Сергею больше всего хотелось спать. Чтобы не задремать и не обидеть тем самым историчку, которую уважал, и чтобы не опозориться перед ней и не нажить себе врага, он отчаянно пялился на Крокину, стараясь связать воедино обрывки иногда застревающих в сознании слов.
Вот тут-то природа и отколола непредсказуемый номер: снег прекратился, насыщен-ные микроскопическими кристалликами замёрзшей воды тучи разомкнулись, и лимонно-жёлтый, сконцентрированный луч снайперски ударил в глаза стоящей у доски девочки. Алё-на инстинктивно вскинула руку, прикрыв ладонью глаза, гибким движением выгнув стан. Солнечный свет собрался в ладошке, вытек из неё, и заструился, охватывая сиянием строй-ную, чуть угловатую фигурку. Алёна в буквальном смысле предстала в новом свете. Сергей засмотрелся на облитую золотом девушку, и сердце сбилось с ритма. С той поры ему повсюду, даже на экране персонального монитора виделся девичий силуэт, грациозно прогнувшийся под давлением солнечного потока, похожий на тонкую, чуть надломленную ветку в лучистом обрамлении. Неожиданно возникшее чувство стало всеохватывающим, обессиливающим, ни на что не похожим.
Вообще-то Сергей никогда не числился в слабаках, в классе и в компании сверстников его ценили за остроумие, за лёгкость в учёбе, за этакую лидирующую уверенность в своих силах, но рядом со светловолосой, голубоглазой девушкой он почему-то терялся и ему при-ходилось прилагать немалые усилия, чтобы не выглядеть робким недоумком. Короче, засу-шился Серёга капитально и ничего против этого не имел.
— Прикинь, — говорил худенький и очень высокий Стас Широков, сметая в сторону па-дающие на глаза тёмные волосы, — мои маман с папиком со следующей недели уходят в от-пуск и уезжают на фазенду. Не желают, видишь ли, чахнуть среди каменных стен. От навоза балдеют. Хотели и меня с собой. А что мне там? На комаров охотиться? Я же там никого не знаю! Они мне впаривают: познакомишься, мол. А мне влом. Отбился всё-таки. Ну и живи, говорят, один, мы наезжать будем с проверочками да с подкормкой. Так что хата есть — пив-ка попьём!
Юрка Чудин как всегда чудил и кривлялся. Надо отдать должное: клоунада у него по-лучалась. Он потешной походкой прошёлся вдоль скамейки, очень реалистично изобразил скрежет ключа в замке, скрип открываемой двери, потом до невозможности вытаращил гла-за, в ужасе схватился за голову и заверещал тонким голосом.
