Человек по кличке Кот Учёный в означенный бизнес забрёл чуточку иной дорожкой. Добредя до кандидата физико-математических наук, впав с началом перестройки в самую пошлую бедность, да сообразив вдобавок, что никакого такого научного светила из него, в общем, не вылупится, Вадим Иваныч Хижняк, большой знаток и собиратель икон, церковной бронзы и церковных же печатей, на этой почве знакомство со Смолиным свёл ещё во времена позднего Брежнева. И в конце концов, плюнувши на большую науку, целиком ушёл в антикварную торговлю, о чём нисколечко не сожалел. По жизни это был коротыш сорока пяти лет, абсолютно лысый и с аккуратной чёрной бородушкой, хороший каратист и нешуточный ценитель девиц не подпадавшего под Уголовный кодекс возраста. Из-за внешности он был незаменим в тех случаях, когда позарез требовался индивидуум, выглядевший стопроцентным профессором — очки с простыми стёклами, строгая «тройка» с полосатым галстуком, безукоризненная интеллигентская речь… Всякие случаются коллизии, не везде и пошлёшь Шварца с его устрашающими габаритами, ласковой рожей фельдфебеля расстрельной команды и неистребимой привычкой изъясняться на смеси мата и деревенского просторечия (совершенно необъяснимой при такой генеалогии)…
И, наконец, Стёпа Генералов, сорокалетний, поджарый, жилистый, усатый, с физиономией классического армейского сапога, каковым он много лет и являлся, дослужившись до майора и угодив под очередное сокращение в те безумные времена, когда министром обороны, по слухам, едва-едва не сделали мадмуазель Новодворскую. Смолин, поначалу намеревавшийся использовать его в качестве простого секьюрити, но очень быстро обнаружил, что отставной майор — неплохой знаток «холодняка» <Холодное оружие (обиходное выражение)> и германских наград двух последних столетий (давнее хобби, ещё с юности). После этого стало ясно, что Фельдмаршала, как быстро окрестили бывшего ракетчика, следует использовать на гораздо более сложных и деликатных участках работы…
Смолин встрепенулся, переспросил:
— Что?
— Я говорю — мочканут бабку, на хер, — повторил Шварц.
— Теория вероятности вещует, что процент подобного исхода стремится к конечной точке… — задумчиво поддакнул Кот Учёный.
— А что мы можем сделать? — пожал плечами Смолин. — Если божий одуванчик, обитая по-прежнему в романтичных шестидесятых, продавать холсты наотрез отказывается? Ну, это всё лирика. В конце концов, не факт, что её непременно мочканут. По большому счёту, покойный — не Рубенс, чего уж там. Это ради Рубенса сворачивают шеи, это Рубенсом имеет смысл торговать потаённо — но не Бедрыгиным всё же…
— Но как никак — тыщ триста баксов, — обронил в пространство Фельдмаршал. — Дураков хватает…
— Меня даже не количество дураков на квадратный метр волнует, — признался Смолин. — А волнует меня то, что к бабуле, как выяснилось, зачастила Дашенька Бергер…
— Ах, во-от к кому она… — протянул Кот Учёный. — А мы-то смотрим — Дашенька попкою вертит, ныряет в тот же подъезд под ручку с хиппастым таким мальчиком… Во-от оно что… Кащей, паскуда?
— Чёрт его знает, — мрачно сказал Смолин. — Вот только старушенция отчего-то начала говорить загадками — и уверяет, самое интересное, что замаячил наконец на горизонте неведомый филантроп, обещавший подмогнуть с музеем…
— Кто?
— А я знаю? — пожал плечами Смолин. — Говорю же, намёками всё. Но кто-кто, а наш общий друг Никифор Степаныч, чтоб ему в неглыбком месте утонуть, вполне способен устроить какую-нибудь афёру. Мы все тут люди взрослые и битые, механизм примерно понимаем…
— Тоже мне, ребус, — фыркнул Шварц. — Я беру ботана, даю ему пару раз по почкам, и он у меня поёт, как Соловей-Разбойник на суку…
— Отставить, — сказал Смолин решительно. — Беда не в том, Шварц, что это Голливуд, а в том, что это получится дешёвый Голливуд. Мы же не «Коза Ностра» как никак, и даже не мафия вокзальных таксистов. Твой ботан, едва утерев сопли, помчится с заявой в ментовку, и всем нам станет уныло. Не говоря уж о том, что парнишка вполне может оказаться вне игры. Абсолютно. Всего-то навсего потрахивает девочку да возит, куда ей надо. Если это Кащей — в жизни он не станет использовать подобного сопляка. Дашка — дело другое, родная кровиночка при всей его неприязни к близким родственникам, да и умненькая, паршивка, ходит слух…
— Дык, ёлы-палы… — сказал Шварц. — Можно и Дашку… проинтервьюировать вдумчиво.
— Шварц, чтоб тебя… — с досадой сказал Смолин. — Ну что, в самом деле, за понты корявые?
— Да я ж не всерьёз, мля, — сказал Шварц примирительно. — Тяжко просто смотреть на эти окошечки, зная, что там — та-акое лавэ… Триста тысяч. Условных енотов.
— Всем тяжко, — сказал Смолин. — Но это ещё не повод нести херню, неприменимую в реальности… Ладно. Если это Кащей, дело надолго в тайне не сохранишь, рано или поздно будет утечка, вот и посмотрим, сможем ли мы для себя что-то выкроить. У Кащея хватка уже не та, сдаёт старинушка на глазах, так что есть шансы, есть… — он кивнул в сторону «восьмёрки». — А вот номерок обязательно пробейте, и не откладывая. Посмотрим, кто таков, чем дышит, и зачем он тут вообще посреди интриги — по случаю, или как… Поехали, Шварц, у нас и без бабули делов невпроворот…
Глава 2
БУДНИ БЕЗ ОСОБЫХ СЮРПРИЗОВ
Магазин располагался на первом этаже желтокирпичной девятиэтажки с одним-единственным подъездом. В старые времена, то есть в годы союза нерушимого республик свободных, тут пребывала пельменная, памятная Смолину ещё по раннему детству: неплохое было заведение, пельмени тут лепили практически на виду у публики несколько проворных тёток, в кухне, отделённой от зала лишь низеньким барьером. Тут и варили, тут и разливали. И если уж задевать ностальгию, то именно тут, в подсобке, Смолин и потерял невинность с одной из разбитных пельменщиц. Ностальгия эта, впрочем, не имела никакого отношения к покупке им в своё время означенного заведения (пельменная как-то незаметно самоликвидировалась, едва грянула гайдаровщина, потом тут сменилось с полдюжины хозяев, открывавших то продуктовую лавочку, то, извините за выражение, бутик, то просто некий абстрактный «офис» — а уж четыре года назад в результате не особенно и сложной комбинации, на пятьдесят процентов честнейшей, а на остальную половину связанной с закулисными интригами и ярко выраженной чиновничьей коррупцией, здесь обосновался Смолин).
Место было выбрано тщательно, после долгих расчётов: практически в центре города, но всё же в некотором отдалении от трёх самых оживлённых центральных проспектов, так что обычным заезжим зевакам, слонявшимся по историческому центру Шантарска, забрести сюда было не так просто. Антикварный магазин — не сувенирная лавка, и случайный народ тут всегда был досадной помехой, главные деньги испокон веков делаются на устоявшейся клиентуре, регулярно наведывающейся за конкретикой. Здесь, что повлияло на выбор, была обширная стоянка — серьёзные собиратели пешком ходят редко, им, помимо прочего, непременно подавай удобное место для парковки…
За вычурным названием он не гнался с самого начала: над входом красовалась не особенно и большая вывеска, где чёрным по светло-зелёному было изображено не самым вычурным шрифтом «Антиквариат». Умному достаточно.
Сделав парочку звонков по одному мобильнику (номер, в общем, многим известен), парочку по второму (гораздо более законспирированному), Смолин вылез из машины и вразвалочку направился в своё логово. Выглядевшее до уныния стандартно, мало чем отличавшееся от сотенки-другой собратьев, разбросанных по России: картины на стенах, три ряда начищенных разномастных самоваров на тёмном стеллаже, стеклянные витрины со всякой всячиной, вдоль стен расставлены старые радиоприёмники, полдюжины колоколов (церковные — с крестообразным «ухом», корабельные — с простым), небольшой штурвал, китайские вазы (не уникумы) и прочий хлам вроде пишущих машинок, нереставрированных стульев и разномастных бронзовых фигур современной работы, наводнивших российский рынок трудами китайцев и испанцев. Большей частью это был именно что хлам — с точки зрения серьёзного коллекционера. Настоящее (как не входившее в противоречие с Уголовным кодексом, так и предосудительное) всегда размещается в задних комнатах, куда случайно забредшему зеваке ни за что не попасть…
Кадры наличествовали в полном составе: Маришка восседала на специально для неё устроенному высоком табурете на манер тех, что стоят у барной стойки — когда она так вот сидела ножку на ножку, картина с учётом мини-юбки представала самая романтическая, убойно действовавшая на любого посетителя моложе девяноста (а следовало ещё учесть и белую блузочку с циничным вырезом). Любому магазину, чем бы он ни торговал, категорически необходима такая вот фигуристая лялька, скудно одетая и сверкающая белоснежной улыбкой в сорок два зуба — особенно антикварному, где мужики, так уж повелось исстари, составляют подавляющий процент клиентуры. Кроме фотомодельной внешности, за девочкой числилось ещё одно несомненное достоинство: по большому счёту, глупа была, как пробка, но это в подобном ремесле лишь приветствуется. Как гласит старый анекдот, была у меня умная, так полбизнеса оттяпала… Антикварка предоставляет нехилые возможности для шустрого продавца крутить свой собственный маленький бизнес в отсутствие хозяина, и, если это вовремя не просечь, можно не обнищать, конечно, но столкнуться с дистрофией собственных карманов… Бывали, знаете ли, печальные прецеденты…
