– Опусти, дурень, пушку, – сказал Мазур с той же сердечностью. – Она, знаешь ли, стреляет, если вон ту хреновину нажать...
– Я знаю, – грозно обронил парень, но ствол опустил.
В следующий миг Мазур крутнулся, простейшим ударом выбил у него наган, угодив носком туфли по нужной косточке, подхватил оружие на лету, отступил на два шага. Крутанул барабан – надо же, ветеран оказался заряжен на все гнезда...
– Да успокойся ты, фотолюбитель, – хмыкнул Мазур, всерьез опасаясь, что парень обделается с перепугу. – Я, конечно, смерть, но не за тобой пришла, а за твоей канарейкой...
Он высыпал патроны в горсть, огляделся и с того места, где стоял, запустил их под кровать, отправил следом наган, сел на единственный стул, закурил и сказал мирно:
– Ну вот, теперь и перетереть можно вопрос чисто конкретно...
«Бог ты мой, ну я и нахватался... – покаянно подумал он. – А впрочем, с кем поведешься, с тем и наберешься...»
– Деньги покажите.
Мазур достал одну из пачек, крепко держа за уголок, издали продемонстрировал во всей красе. Сказал:
– Товара не вижу...
Парень повозился на столе, сбрасывая на пол газеты, кисти, какие-то наброски, в подметки не годившиеся, понятно, тому великому этюду, чьим обладателем Мазур нечаянно оказался. Достал стопочку фотографий, подошел поближе и вывалил на колени Мазуру, другой рукой ухватившись за пачку.
Скосив глаза себе на колени, Мазур разжал пальцы, предупредил честно:
– Там только половина, ты пока посчитай, а я посмотрю...
И принялся перебирать фотографии, поневоле ощутив мимолетный сердечный укол – все мы к пожилым годам становимся чуточку сентиментальны, особенно матерые живорезы. Бог ты мой, как она была хороша, прилежно запечатленная лет десять назад – совсем юная, Лара-Ларочка, золотые волосы до пояса тяжелой волной, вовсе даже нераспустившийся цветок...
На всех снимках она представала в костюме праматери Евы, или, учено выражаясь, голышом – сидела в мягком кресле, перекинув ногу через спинку, лежала на каком-то клетчатом покрывале то на пузе, то на спине, в относительно скромных позах, в позах вовсе уж вызывающих. Сразу видно было, насколько она еще н е у к л ю ж а и молода – ни следа нынешней отточенной грации, зрелого мастерства... Этакий молоденький щенок, которому еще предстояло вырасти в красивую, утонченную зверюгу...
Ай-яй-яй... Ежели половина снимков была, так сказать, с о л о, то на последующих наблюдалось известное многолюдство – наша обнаженная Ларочка в компании двух столь же не отягощенных одеждой молодых людей, в одном из которых без труда узнается хозяин квартиры. Старательно дурачится молодежь, выбирая позы попикантнее и устраивая замысловатые композиции в стиле «шведский бутерброд». Вот тут – чистой воды имитация, зато здесь – без дураков ей заправляют и там, и сям, и всяко...
– Нравится? – спросил парень с кривой усмешечкой.
– Ну, на любителя вообще-то, – сказал Мазур, прилежно складывая снимки аккуратной стопочкой. – Я человек не озабоченный...
– Я не про то. Есть контраст меж известной своей добропорядочностью скромницей и... этим?
– И еще какой, – сказал Мазур честно. – Студенческие забавы, а?
– Было дело...
– Негативы?
– Деньги?
Поколебавшись, Мазур достал вторую пачку. Бегло ее пересчитав, парень сложил обе в пластиковый пакет, подошел к распахнутому окну, перевесился через подоконник и свистнул. Оказавшись рядом с ним одним прыжком, Мазур увидел, как затормозившая под окном девушка на велосипеде хватает брошенный ей пакет и рвет с места на максимальной скорости, какую только смогло развить ее безмоторное транспортное средство. Вжить – и след простыл, за углом скрылась...
– Разумные меры предосторожности, а? – спросил Мазур с ухмылкой.
– Вот именно.
– Верная любящая подруга?
– Вот ее вы не троньте, – хмуро пробасил парень.
– Помилуй бог, я и не пытаюсь... – пожал плечами Мазур. – Ну?
Парень выдвинул ящик, запустил туда руку до плеча, извлек кассету в черном пластмассовом футляре и протянул Мазуру уже без особой опаски. Мазур извлек рулончик пленки, бегло просмотрел некоторые кадрики и, убедившись, что имеет дело с качественным товаром, с негативами, спрятал во внутренний карман.
– С ней учились? – спросил он.
– Ага. Ей тут девятнадцать, умела еще расслабляться, терять бдительность, потом-то это прошло...
Похоже, ему самому ужасно хотелось выговориться. То и дело выхватывая из мятой пачки на столе кривые сигаретки, он говорил и говорил, расхаживая по комнате, присаживаясь на незаправленную постель.
Картина помаленьку вырисовывалась небезынтересная. Жила-была студенточка из маленького городка, решившая зубами зацепиться если не за столицу нашей необъятной родины, то хотя бы за град-столицу Шантарской губернии. Умненькая девочка, с характером, первый год, выражаясь фигурально, плыла по течению, давая волю несложным желаниям и нехитрым страстям – но очень, очень быстро подернулась ледком, отвадила прежних кавалеров, являя на взгляд со стороны образец благонамеренности и невинности – но люди особо посвященные кое-что знали. Сплошные банальности – сначала старенький, но влиятельный ректор, потом еще парочка не менее дряхлых, но очень уж нужных, потом диплом и уютное местечко, зависевшее от очередного престарелого ловеласа, потом...
– У нас все знали, что эта старая сука – записная лесбиянка. Только я в жизни не слышал, чтобы кто-то из девчонок таким вот образом строил карьеру. За исключением Ларочки – Лара наша моментально смекнула, что к чему... И вообще... Хотите знать, как она ухитрилась окрутить господина Панкратова? Да она его тачки по номерам откуда-то знала наперечет, месяца три на разных углах то под дождем мокла, то неподъемные чемоданы с понтом таскала, пока не клюнуло наконец... Пару раз попадала в неприятности, когда ее д р у г и е пытались в тачку затащить... Ну, она ж у нас упорная, выбрала случай и уцепилась зубками... И стала обитать на другом уровне.
– Информированный ты парень, я смотрю, – усмехнулся Мазур.
– Шантарск только на вид большой. А на деле – одна маленькая деревня. Между своими много полезной информации крутится. Наружу такое выпускать не станешь – жизнь дороже...
– Это точно, – убежденно сказал Мазур. – На т а к о м уровне человека достать трудно, а вот он пакостей может наделать много.
– Уже наделала.
– То есть?
– Лева... ну, тот, что с нами на снимках... сдуру распустил язык. Про эти снимочки, про старые времена...
– И что? – терпеливо спросил Мазур.
– Схоронили Леву. Полгода тому. Как в песенке поется – но вчера с ножом в лопатке мусора его нашли...
– А может, чистой воды совпадение? – спросил Мазур с подначкой.
– Ага, совпадение... Вот только дня за три до т о г о Лара его отыскала и потребовала кассету. Даже денег не предлагала, стерва. Или кассета, или – «крайние меры». Лева посмеялся, послал ее подальше, дурик... А потом... Воды много утекло, она и забыла про эти снимочки, надо полагать... и вдруг аукнулось... Пустяк, если подумать... Или нет?
«Да нет, не пустяк, – подумал Мазур, представив решительное, холодное, о б т я н у т о е лицо Гвоздя. – Отнюдь не пустяк. Она ведь, насколько удалось вычислить, л е п и л а образ насквозь домашней тихони, ангела светлого не от мира сего. А тут, изволите ли видеть, в цвете показано, как наш ангелочек один п р и ч и н д а л в рот затянул на всю длину, а второй с противоположного конца засадили... Допустим, это еще не смерть и не развод, – но ведь отношение резко переменится, жить станет не в пример труднее. Жена Цезаря должна быть вне подозрений, сие не нами придумано и – не сегодня. Имидж трещинами пошел бы, а имидж ей чертовски дорог. И не говорите мне, что она не способна послать у б и в ц е в... Ого-го, я-то ее уже знаю немножко...»
– Я уже месяц дома не живу, – сообщил его собеседник. – А как же, приходили... Сообразила: если кассета сохранилась, быть она может только у меня. Вот только я ухитрился слинять вовремя, а про Нинку, – он обвел рукой комнату, – она пока не знает... Вообще, надо из этого милого города сваливать, хоть и жалко – я ж здешний...
– Твое дело, – сказал Мазур. – Ты человек взрослый... Я так понял, старая лесбиянка – это госпожа Нечаева, Анна Всеволодовна?
– А кто ж еще? Там у них хорошее гнездышко – она, Танька из «Радости», еще парочка... Я ж все подробно рассказал вашей девочке, когда вели переговоры... Она что, не рассказала?
«И никому уже ничего не расскажет, – подумал Мазур, понурясь. – Опасные игры имеют тенденцию кончаться, и печально...»
– Только меня вы ни во что не впутывайте, – заявил парень с забавной смесью воинственности и уныния. – Я вам товар отдал, бабки получил – и разбежались, как тараканы от «Рейда». Ясно?
– Чего уж яснее... – вздохнул Мазур, вставая. – Всего хорошего!
Оказавшись на улице, он не сразу вернулся к машине. Купил на углу конверт, засунул в него одну из особенно пикантных фотографий, предварительно коряво нацарапав на обороте гелевой ручкой:
