папаху, убедительно размахивал «маузером» и орал, изображая обосравшегося от страха, обезумевшего мелкого начальника. В ходе суеты из склада было вынесено несколько ящиков продуктов, а взамен занесено несколько предметов, завернутых в мешковину, из которых мой штатный командир пулеметного отделения собрал трофейный немецкий пулемет и наскоро объяснил мне, как им пользоваться.
Почему я не оставил с собой, хотя бы, пулеметчика? А я уверен только в себе. Быстрая и жестокая расправа урок с моими сотрудниками показала, что их понимание окружающего мира осталось на уровне наскоро обученного, вырванного из специфической деревенской жизни, ратника второго разряда. А про себя я точно знал, что не закурю, сигнализируя всем заинтересованным лицам, что на запертом складе кто-то есть. Я не начну ныть, что замерз, не начну храпеть на все складское хозяйство, не упаду с верхней полки стеллажа, потому что захотел пожрать, и не уроню ящик с консервами. Нет, я уверен в себе, что всю ночь просижу у невиданного мною раньше, странного пулемета на треногом станке, с огромным барабаном, набитым патронами сбоку и надписью «Парабеллум. 1915. Берлин» на ствольной коробке.
После ухода двух моих часовых, что правдоподобно показали страх перед опускающейся на город темнотой, и самовольно оставили свой пост, время казалось, потекла в два раза медленней. Я осторожно подошел к жарко протопленной печке и прижался к ней спиной, стараясь впитать в себя побольше тепла. Интересно, до какой температуры успеет остыть склад до утра?
Тишина стояла, как в подводной лодке. Этот квартал складов у Николаевского вокзала, и днем не отличался многолюдством, а тут ночь, чью звенящую тишину изредка прерывали гудки паровозов, доносившиеся со стороны железной дороги.
«Добрые люди», желающий получить содержимое склада, которое я, положа руку на сердце, уже считал своим, заявились к складам после полуночи, как я примерно и рассчитывал. Пока наблюдатель добежал до лежки банды с сообщением, что вся охрана, в панике, смылась в неизвестном направлении, пока все собрались и протрезвели, пока пришел транспорт, пока банда добралась до склада, это не менее трех-четырех часов. И вот, у самых ворот, еле слышно хрустнул снег. Ворота чуть скрипнули, принимая вес тела человека, что навалился на створки, пытаясь услышать, что творится внутри. И дальше опять тишина, такая долгая, что мне уже стало казаться, что все звуки улицы мне почудились. После чего кто-то крадучись, отошел от ворот, а потом, на улице, к моему облегчению, раздались звуки шагов множества людей, скрип тележной оси и фырканье животных. Кто-то подошёл, уже не скрываясь, позвякал дужкой замка.
— Ну что? — раздался очень низкий, хриплый голос.
— Айн — цвай — драй, замок убирай! Сейчас всё сделаем, Зверь, все будет в лучшем виде! — второй голос был звонче и моложе. Что-то ещё раз звякнуло, заскрежетало железо. И створки ворот, с протяжным всхлипом, стали расходиться.
Два десятка человек тёмными силуэтами стояли на границе абсолютной темноты, царящий на складе и полумракам улицы, подсвеченный огнями огромного города.
— Ну что? Зажигайте фонари и пошли смотреть, что тут нам солдатики оставили! — скомандовал обладатель хриплого голоса.
— Пещера с сокровищами Али-Бабы! — хохотнул кто-то в толпе.
— Заткнись, студент! Фонарь лучше зажигай! — гаркнул главарь.
А вот местные керосиновые фонари мне здесь не нужны, когда они разбиваются, очень часто случаются пожары. Поэтому я, не мешкая далее, припал к прицелу пулемёта и нажав на спусковой крючок, перечеркнул, стоящих на пороге людей слева — направо. Струя пламени, рвущаяся из ствола пулемета, ослепила меня, хорошо, что я за время ожидания отметил углы поворота ствола, ограничив их ящиками, установленными на прилавок, создав себе подобие амбразуры.
Я с трудом заставил себя отпустить спусковой крючок. На пороге, в луже темной крови, лежали люди, много людей, ствол пулемета дымился и пах металлической окалиной, а во дворе испуганно ржали лошади. Вдруг что-то мелькнуло перед воротами, кто-то дико заорал, и сбоку, из-за створки ворот, выскочила, влекомая парой лошадей, большая телега, чудом разминувшись с телегой, стоящей напротив ворот, стала быстро выезжать со складского двора. На телеге, широко расставив ноги, по-разбойничьи свища и нахлестывая лошадей вожжами, стоял какой — то человек в распахнутом светлом меховом тулупе. Я, даже не раздумывая, схватил заранее выложенный на прилавок, рядом с пулеметом, «браунинг» и опершись на ящик, выпустил в удаляющееся от меня светлое пятно всю обойму. Сначала мне показалось, что я не попал, но потом человек в телеге склонился вправо, после чего, головой вниз, полетел на землю и поволокся по булыжнику, так и не выпустив вожжи. Доскакав почти до конца складского двора, лошади остановились, не желая дальше волочь по земле, повисшего на вожжах, хозяина.
Я вставил в опустошенный браунинг следующую обойму и принялся ждать, времени теперь у меня было много. Надеюсь, что если кто-то из налетчиков остался жив и лежит теперь, притворяясь мертвым, замерзнет он раньше меня.
Но прежде этого в наш процесс ожидания вмешались иные люди. От соседнего склада раздался громкий шепот:
— Зверь, зверь, пахан! Ты живой?
Наверное, отчаянно шептал в темноту кто-то из бандитов, что был оставлен на шухере. Мне это соседство было на фиг не нужно, и я пальнул в темноту, намекая, что ребятам стоит уйти.
Ага! Поняли они мой намек. В следующее мгновение я на четвереньках убегал, под защитой прилавка, в угол склада, потому что, на то место, где я только что был, обрушился град пуль. Отбежав в угол, я, пользуясь перерывом в стрельбе, выглянул из-за кирпичной колоны. Метрах в десяти от ворот, совершенно открыто, стояли два темных силуэта, и, судя по мату и звону падающих гильз, спокойно перезаряжали барабаны своих опустевших револьверов. Дальше играть в благородство я не стал и четырьмя выстрелами уложил спасательную команду бандитов на стылую землю.
Подождав минут пять, я, доснарядив обойму «браунинга», двинулся проверять окружающую обстановку. Пулеметная пуля в упор — это, конечно, страшно. Люди, лежащие у порога склада, были растерзаны, так что никаких контрольных выстрелов не потребовалось. Лошадь, попавшая под очередь вместе с людьми тоже пострадала очень сильно. Повезло пяти конягам, что вместе со своими тарантасами, были отведены возчиками вбок от ворот, чтобы не мешаться погрузке в первую, пострадавшую от моих выстрелов, телегу. Возчик, пытавшийся сбежать, лежал, уткнувшись лицом в землю. Я перевернул его, и совесть моя мгновенно успокоилась — единственной невинной жертвой здесь была лошадь. За поясом у убитого возчика, из-под распахнутой полы пиджака, был заткнут обрез, скорее всего, «берданки». Я выдернул вожжи из мертвой кисти и повел, испуганно косящих на меня глазами, и фыркающих
