Пока он там валялся один, на путях у платформы, в него попали две пули: в предплечье и в ту же самую ногу, где была первая рана!
Времени на вдумчивую перевязку не было, нужно было как можно быстрее уносить ноги, пока люди на станции не опомнились. Поэтому мы слегка перебинтовали Петровича, затянули раны тугой повязкой и пошлёпали дальше, а он на ходу потихоньку кровоточил и скулил от боли.
Я сказал, что ходо́к был узкий?
Он был реально узкий. Если в тоннеле Петровича можно было тащить втроем, ухватив с разных сторон, то здесь приходилось двигаться в колонну по одному.
Тащили мы с Юрой, на правах самых невредимых. Я двигался спереди, и практически весь вес приходился на меня, а Юра сзади лишь поддерживал.
Думаю, вы уже поняли, в те минуты я ненавидел Петровича всеми фибрами души.
Нет, я понимаю: гений сыска, умница, мозг команды, я сам неоднократно об этом говорил, но…
Всё это было наверху, в цивилизованном мире.
А здесь, внизу, в измерении «война», Петрович был страшной помехой и, не побоюсь этого слова, подставой для всей команды.
Не знаю, может, и случайно так вышло, но обратите внимание: из всей команды при первом боестолкновении серьезно ранили именно его. И именно из-за него ранили всех остальных, особенно досталось Комиссарову, потому что пришлось тратить время на затаскивание Петровича в вагон.
А потом он неловко прыгнул и таким образом в очередной раз подставил всю команду, пришлось его вытаскивать из-под огня, в результате чего мы все чуть не погибли.
Ну и повторюсь ещё разок… Вы помните, по чьей вине мы ввязались во всю эту передрягу?
– Живей, орлы, живей! – торопил Стёпа. – Некогда отдыхать, напрягитесь, немного осталось…
Ну вот, видите? А теперь, вместо того чтобы бежать во всю прыть, спасая свои шкуры, мы вынуждены изо всех сил напрягаться, волоча этого… гхм… товарища, в общем, и при этом двигаемся как минимум в два раза медленнее, чем если бы перемещались налегке. Погоню за нами отрядят обязательно, как только на станции очухаются и выделят боеспособных людей, так что это лишь вопрос времени.
И этого времени у нас в обрез.
Ну и как, по-вашему, не подставляет ли нас толстый недотепа и в этот раз?
В общем, от этой нервной спешки и дикой нагрузки я где-то к середине пути так вымотался, что стал скверно соображать. И тут меня посетила замечательная мысль…
Вот если сейчас Стёпа пристрелит Петровича… нет, это я так, в плане гипотетических рассуждений… Хм… Тогда мы сможем бежать налегке, и наши шансы на спасение увеличиваются чуть ли не в разы.
Вы не поверите, но Петрович, прилипший к моей спине, словно бы уловил мой тяжкий ментальный посыл и слезно простонал:
– Мужики… Бросьте меня к е… маме… Уходите сами, я вас торможу…
– Нельзя тебя бросать, ты слишком до хера знаешь, – грубо ответил следовавший сзади Стёпа. – С тебя столько информации сдоят, что нам потом однозначно не жить.
– Ну… тогда пристрелите меня, – совершенно серьезно заявил Петрович. – Спасайтесь, со мной вам не уйти.
– Не могу, патронов нет, – так же серьезно ответил Стёпа и щёлкнул затвором, очевидно демонстрируя отсутствие патронов, – я не видел, поскольку не мог обернуться. – Последние у платформы потратил.
– О господи… ну тогда…
– Петрович, заткнись! – не выдержал Стёпа. – Терпи молча, осталось недолго…
Чуть позже я понял и осознал, что это был приступ малодушия. Но в тот момент… Можете считать меня негодяем и подлецом – в тот момент я искренне желал Петровичу смерти. Если бы Стёпа пристрелил его или Юра зарезал – неважно, я бы принял это как должное.
И за этот приступ мне потом всё время было стыдно. Не перед Петровичем и ребятами, они-то даже и не узнали об этом, а перед самим собой. За то, что дрогнул в минуту тяжких испытаний и на какое-то время утратил себя…
* * *
Добравшись наконец-то до заветной двери, мы получили возможность немного передохнуть: уложили Петровича на пол и сами упали рядом. Стёпа сходил на разведку и вернулся спустя минуту с хорошими новостями.
– В тоннеле пусто. Дрезина на месте.
Здо́рово! Вражьей активности нет, Петровича дальше можно не тащить, в самом деле, это очень хорошие новости.
Помимо дрезины на подстанции было ещё несколько полезных штуковин: пожарный щит, металлический шкаф с инструментами, и несколько касок с рабочими налобниками[11]. Вот это было очень кстати: наши фонари погибли ещё при первом боестолкновении, мы их просто побросали, когда грузились в поезд.
Так… Может, кто-то подумал, что мы прыгнули на дрезину и помчались? Согласен, это было бы здорово, но на деле всё получилось немного сложнее. Эта допотопная штуковина на ручной тяге стояла прислоненная боком к стенке, так что пришлось всей толпой тащить её и устанавливать на пути. Весит она как минимум полтонны, а то и поболее. А поскольку все, кроме нас с Юрой, были ранены и не могли особо напрягаться, основная нагрузка опять легла на нас.
– Ух, ёпп… – возмутился Юра. – Эта дрянь из свинца, что ли?
Если я переживу этот сумасшедший день, непременно пойду лечить грыжу. Нет, я ничего не знаю про грыжу и до сегодняшнего дня никогда о ней не думал, но теперь я уверен: она у меня есть!
На этом, однако, сложности не кончились. Места на дрезине было чрезвычайно мало, так что о комфортной езде такой толпой не могло быть и речи. Примерившись и так и этак, мы плюнули на это дело, уложили на дрезину Петровича и пошли пешочком, толкая дрянную железяку перед собой. Действительно, транспортное средство на ручном приводе.
Вскоре впереди показалась развилка.
Мы остановились и отправили Юру на разведку. Через некоторое время он вернулся и доложил:
– Чисто. Никого нету.
Это меня ни капли не удивило. Диверсантам нет смысла сидеть на развилке и ждать нашего возвращения. Они отправили нас на верную смерть и спокойно утопали по своим диверсантским делам. А вот куда именно утопали, это уже другой вопрос.
Добравшись до развилки, мы обнаружили, что пост связи уничтожен: остался обрубок кабеля да вдребезги раздробленная панель.
– Вот ведь незадача, – констатировал Стёпа. – Спартак?
– Можно попробовать сделать связь, – обнадёжил Спартак. – Надо полчаса и чью-нибудь мобилу, свою не дам. Мне бы только с кабелем разобраться.
– У нас нет полчаса, – покачал головой Стёпа.
– И вообще, не стоит туда звонить, – вмешался Комиссаров.
– Это почему?
– На станции был наш спецназ. – Комиссаров тяжело вздохнул. – Это они по нам стреляли.
– Точно?
– Точно. Заметили, у них масок не было? На поражение работали, маски не нужны. В общем, узнал кое-кого. Да и вообще, по всем признакам – наши.
– И чего ж ты не побежал да не заорал «Я свой!!!»? – ехидно поддел Юра.
– Да как-то не бежится да не орется, когда по тебе стреляют, – признался Комиссаров. – Ну и не думаю, что от этого был бы толк. Они нас ждали и точно работали на поражение.
– Правильный вывод, – одобрил Стёпа. – Ещё бы узнать, почему они получили такую команду…
После этого немного посовещались на предмет «куда пойти, куда податься…».
Выбор был невелик. В тупик нам не надо, один тоннель закрыт решеткой, вперед и назад по магистрали – не стоит, так что оставались два боковых тоннеля (теперь они находились слева по ходу движения).
Комиссаров от рекомендаций воздержался. Он сказал, что понятия не имеет, что там дальше в этих двух тоннелях, но, по логике Системы, всё должно быть устроено примерно так же, как и на магистрали. То есть по какому тоннелю идти, наверняка без разницы, рано или поздно мы всё равно доберемся до какой-нибудь охраняемой караулом шахты.
Проблема была в том, что за нами в любой момент могла отправиться погоня (если уже не отправилась). И ладно бы пешая, это мы как-нибудь переживем. Но нельзя было исключать вариант, что пути при взрыве пострадали незначительно и на станции удастся быстро устранить затор, там ведь рядом депо (все примерно так же, как в первом карауле).
А в депо есть мотовозы.
Взвод стрелков на мотовозе для нас наверняка будет последним приключением сегодняшнего дня.
Поэтому нам нужно непременно обозначить ложное направление движения. Причём обозначить убедительно, чтобы преследующая нас публика поехала (пошла) по этому пути в противоположную сторону от нашего реального маршрута.
В свете всего вышесказанного мы обратили свой взыскательный взор на тоннель, забранный в решетку.
Комиссаров остался, чтобы получше перебинтовать Петровича и следить за магистралью, а мы, Стёпа, Юра, Спартак и ваш покорный слуга, подошли к решетке и принялись за работу.
Освещение здесь было тускловатое, я светил налобником, Спартак с Юрой осматривали замки и обсуждали перспективы.
Перспективы, скажу я вам, выглядели весьма неутешительно.
Это была не цельная решетка, а двухстворчатые решетчатые ворота из стального толстого прута, на массивной металлической раме. Пожалуй, и мотовозом не сразу протаранишь, так что о ручных работах говорить не приходится.
