— Значит, это были не сказки, — пробормотал я. — Бафомет действительно существует.
Я вдруг понял, что существует не только Бафомет, но и тамплиеры. И немало, судя по рассказам Гоши Маркова и де Мегиддельяра. Жизнь повернулась ко мне удивительной и пугающей стороной. Древние тайные общества не были мифом. Существовал Бафомет и существовали тамплиеры. И они не были самозванцами — самозванцы не хранят в подвале мумифицированные головы для решения задач прикладного характера. Рыцари Алькантары не были тамплиерами. Чтобы в этом убедиться, я должен был увидеть доказательство своими глазами.
— Это наш оракул, — сказал приор. — Хорхе Эррара изготовил его в Москве, когда мы ещё не выбрали город, в котором остановимся.
— Кого для этого потребовалось убить? — угрюмо поинтересовался я. — Кого из светил российской науки вы угробили?
— Это голова академика Фламенко, — сообщил де Мегиддельяр.
— Академика Фламенко?!
— Да.
Я расхохотался.
— Ты чего, Ильюха? — забеспокоился Слава.
— Довольно неподходящий объект для Бафомета! — хихикнул я, отворачиваясь от головы. Смех был нервный, и я судорожно сжал браслет. — Это же академик Фламенко, знаменитый учёный-разоблачитель, срывавший покровы, скрывающие постыдные тайны мировой истории. Неудивительно, что Эррара получал от него путанные телепатемы с налётом мудрости, в которых затем не мог разобраться. У вас ведь были проблемы с показаниями оракула? — обратился я к приору.
— Э-э… некоторые затруднения возникали, — согласился де Мегиддельяр. — Я относил это к способностям Хорхе.
— Со способностями у Хорхе было всё в порядке. Просто Эррара ошибся, погнавшись за научным званием, — я не стал знакомить де Мегиддельяра с существованием в России массы левых академий с громкими названиями, тема была слишком велика для разговора в подвале. — В общем, российская наука урона не понесла, и слава Богу! Жаль только, что Эррара не добрался до учеников академика.
Посмеиваясь, я выбрался из подвала. Хенаро Гарсия забрал мумифицированный трофей и погнал несчастного клерка, как овчарка гонит отбившуюся от стада овцу. Мы вышли на свежий воздух. Де Мегиддельяр запер дом.
— Я могу попросить вас похоронить голову? — спросил он.
— Сначала я хотел бы получить наши деньги, — мягко ответил я.
— Пожалуйста, — де Мегиддельяр вытащил бумажник и отсчитал деньги. У бедного рыцаря там что-то ещё оставалось.
— Я возьму башку, — сказал Слава.
Мы вышли за ворота. Я забрался на водительское кресло и наблюдал, как Хенаро Гарсия заталкивает в «Мерседес» клерка. Де Мегиддельяр величественно стоял рядом.
Это был уставший идальго. Печальный великан.
* * *
— Кидай её назад, между сиденьями, — брезгливо сказал я.
Слава забросил на пол голову академика Фламенко, я включил зажигание.
Мы помчались на похороны. Сердце, голос которого рекомендовали слушаться Петрович и Слава, подсказывало погрести жертву тамплиеров в кладбищенской земле. В Парголово я свернул и через десять минут остановился возле Северного погоста.
— У тебя лопата есть? — спросил корефан.
— Нету.
— Руками придётся рыть.
— У нас есть ножи, — сказал я.
— Тогда пошли, — афганец подцепил за бороду голову академика и мы выбрались из машины.
Постояли, осмотрелись. До ворот кладбища было ещё далеко, людей не наблюдалось.
— Ну что, пошли? — спросил афганец.
Ему как и мне страшновато было нести голову по открытой местности.
— А фиг ли делать? — сказал я. — Пошли раз приехали.
Между деревьями, где валялись старые памятники и пользованные оградки, мы и решили похоронить голову-оракул. Северное кладбище растёт, подпитываемое мертвецами города Питера, и скоро доберётся сюда. Слава опустился на корточки, достал пику и принялся бешено рвать ею землю с корнями дикорастущих трав. Когда он разрыхлил приличный участок, я начал отгребать руками землю. Довольно быстро мы выкопали круглую глубокую яму. Под слоем дёрна земля оказалась мягкой, лесной. Слава бережно уложил голову академика Фламенко на дно могилы и мы быстро засыпали её ногами. Притоптали и замаскировали дёрном.
— Давай навалим сверху плиту, — предложил корефан.
— Давай.
Тяжёлую половину треснувшего памятника, выкинутого за ненадобностью с кладбища, мы бросили поверх земляного холмика. Плита почти целиком закрыла выброшенную землю. После первого хорошего дождя будет не разглядеть, что здесь копали.
— Ну и хорош! — ободрил Слава, пиная ногой камень. Он не сдвинулся с места.
Постояли немного молча. Надо было что-то сказать, что говорят в таких случаях.
— Покойся с миром, никчёмная жертва рыцарей Храма, — пробормотал я. — Лёгкого тебе лежанья.
— Пусть будет земля пухом, — добавил Слава.
— Кстати, вот твоя доля, — я протянул корефану пятьсот евро.
— Ага, — афганец сунул деньги в задний карман джинсов и посмотрел на меня. — Ну, чего, Ильюха, теперь надо бы того… Помянуть.
— Не вопрос, — сказал я, двигаясь к машине, — только не за рулём. Доедем до дома, осядем в нормальном кабаке.
Ночевать я сегодня собирался у Маринки. Рулить надо было через весь город. Когда проезжали через центр, я глянул на часы.
— Время ещё есть, завернём в «Хорс-мажор»? Рокабилли сейчас как раз должны быть в ударе.
— Дались тебе эти рокеры, Ильюха, — покачал головой Слава. — Чё ты на них запал?
— Почему бы и нет? Забавные люди, живая оригинальная музыка. К тому же, нас с ними свело само Небо. Помнишь божество Раут-шестьдесят шесть? Нельзя пренебрегать вмешательством высших сил!
— Ты же вроде только прикалывался с ихнего божества.
— Так иногда бывает: поначалу прикалываешься, а потом — раз и поверил.
— Серьёзно что ли?
— Слышал о теории эгрегора?
— Чего? Ну так, слышал краем уха. Чё за мандула?
— Эгрегор — это такое маленькое божество, которое появляется, когда в него уверуют. Чем больше в него верят, тем сильнее божество становится. Если ты читал внимательно Библию, а в тюрьме ты её наверняка читал от скуки, то помнишь, что Иегова поначалу был мелким злобным божком. Только потом, благодаря стараниям патриархов, он стал могучим и не таким мстительным.
— Сильные люди — добрые люди.
— Правильно. Раут-шестьдесят шесть как раз такой эгрегор, вступивший в стадию угасания. Раньше он был большим и добрым, когда о нём грезили миллионы, теперь он переживает осень патриарха, но тем не менее вполне силён. Если подключиться к эгрегору, можно рассчитывать на его защиту.
Слава красноречиво вздохнул, воздержался от комментариев и стал смотреть в окно. Я вывернул с набережной на задворки Невского проспекта и покатил к «Хорс-мажор», предвкушая нескучный вечер.
Сердце замерло. Пол-улицы перегораживала здоровенная красная корма пожарного ЗИЛа. По тротуару текло. Я объехал ЗИЛ, сбавив скорость до предела. Объезжать пришлось также милицейскую «Газель» с надписью «Криминалистическая лаборатория» и открытый люк, из которого вылезал брезентовый пожарный рукав. Кабак был раскурочен. Вывеска с конём в пальто криво висела на одном болте. Стёкла были выбиты, из окон вился слабый дымок.
Миновав казённые машины, я придавил педаль газа и свалил подальше от взорванного кафе. Пересёк Невский и вырулил на Вознесенский проспект.
— Вот то же самое я увидел, когда приехал продавать исмаилитские древности в «Аламос», — нарушил я тягостное молчание. — Чёрные опять взорвали бомбу.
— Надо бы узнать, как твои рокеры поживают. Погоди, сейчас не звони, — остановил Слава, заметив, что я дёрнулся за телефоном. — Сейчас их мусора допрашивают, позвонишь — спалишься.
— Логично, — согласился я.
Действительно, встрять в разгар общения Рикки с опером («Кто звонит? Мой приятель. Он сегодня с какими-то чёрными схлестнулся. Пожалуйста, вот его телефон.») или послать вызов на мобильник, снятый ментом с трупа («Сейчас номерок пробьём по базе данных. Ого, какие люди в Голливуде! Завтра вызываем на допрос и — в камеру.»), было верхом неосмотрительности.
В гробовом молчании я довёз корефана до дома. После «Хорс-мажора» поминать академика Фламенко расхотелось. Слава, впрочем, уговорил тормознуть у ларька, купил нам по бутылке пива.
— Давай… за хороняку, — подождав, когда я остановлюсь напротив ксениной парадной, друган сковырнул зубами пробку и выжидательно посмотрел на меня.
Я ловко поддел пробку кинжалом ас-Сабаха. Хлопнув, она ударилась о ветровое стекло и скатилась мне на колени.
— За академика, — я пригубил тёплое жгучее пиво. Злые острые пузырьки кусали язык. — Надо же, мумией на старости лет заделался. Слава, ты знаешь, что у мумии мозги достают крючком через ноздри, предварительно как следует взболтав? Засовывают в нос особый крючок, протыкают до самого вместилища ума и так… тр-р-р-р-р! Как в миксере. Я видел египетские бронзовые крючки, довольно тонкая работа. Сейчас таких не делают.
