свет и делает бойца полуслепым, умело этим воспользовался. Орехов, ускользая, подвел противника под «огонь прожектора», поймал-таки «красного тигра» за кисть руки и тут же с разворотом ударил снизу коленом, ломая в локте руку Воронина. Тот взвыл и инстинктивно отпрыгнул в сторону, левой рукой прижимая поврежденную правую к груди. Орехов мог, пользуясь моментом, тут же напасть с новой силой и попытаться добить ошеломленного дикой болью противника, но майор почему-то явно не спешил…
Скат, сидевший чуть в стороне от китайцев и не сводивший с ринга напряженного взгляда, прекрасно понимал, почему майор притормозил: для Орехова исход поединка был практически ясен, и теперь нужно было просто не торопиться, чтобы ненароком не нарваться на случайный серьезный удар, который Воронин вполне еще мог нанести в порыве отчаяния, когда боль уступает место слепой ярости – и заяц порой может выцарапать глаза потерявшему осторожность волку.
Стас, сатанея от боли и бессильной ярости, тоже давно уже понял, что врага явно недооценил: этот жилистый мужик ни на секунду не потерял хладнокровия, а его реакции и скорости мог бы позавидовать и двадцатилетний опытный боксер. В силе, жесткости и неуловимой быстроте ударов чувствовалась такая школа, которая и не снилась бывшему спецназовцу из дивизии Дзержинского – этот жесткий и мрачноватый мужик играл с ним, как матерый волк с наглой дворнягой! «Господи, куда я сунулся, – затравленными молниями метались в голове суматошные мысли, – он же не дерется, не ведет бой – он просто работает. Работает! А работа, которой он наверняка всю жизнь занимается, проста: убивать таких идиотов, как я… Надо было…»
Что надо было, Стас додумать так и не успел, потому что сначала свет заслонила почему-то показавшаяся огромной тень Орехова, потом дикая боль пронзила глаза – казалось, прямо в мозг вогнали сразу два раскаленных штыка, – и весь мир взорвался, в долю секунды наполняясь ослепительной вспышкой… Нанеся жестокий удар по глазам, майор добил врага еще более жестким «индийским ударом» в горло. Стас рухнул на местами забрызганный каплями крови желто-зеленый брезент, раз-другой коротко дернулся в агонии и затих. Рядом с мертвым побелевшим лицом неторопливо расплывалась темно-алая лужица…
Малышев, не веря своим глазам, смотрел на скорчившееся на брезентовом полу тело своего товарища, еще какую-то минуту назад двигавшееся, дышавшее злой силой и уверенностью в победе над этим подсушенным мужиком, что сейчас стоит в центре ринга…
Вот именно, мужик-то стоит, ему открыто аплодируют что-то возбужденно орущие и гогочущие китайцы, а Стас уже с радостной улыбкой летит в Валгаллу, где его встретят такие же герои, павшие в жестоких и великих битвах… Хотя какой он, к чертям собачьим, герой, мысленно оборвал себя Малыш, если этот гад пришиб его как щенка глупого и пузатого? Лох он позорный, а не герой. «Я этого деда порву!» Порвал, придурок… «Мы спецназовцы, меня учили зэков зубами грызть!» Я, мы, спецназ… Тьфу! Вот он – точно из спецназа, а мы просто кретины, играющие в крутых парней. Теперь уже один кретин… Малышев вдруг почувствовал, как его накрывает серой волной чувство неуверенности, безысходности и какой-то почти детской, давно забытой беззащитности. Примерно то же он испытывал много лет назад, когда здоровенные пацаны гоняли его по всему двору, как затравленную, повизгивающую от страха и унижения собачонку.
Наемник вдруг встретился с холодным взглядом Орехова, непроизвольно вздрогнул и втянул голову в плечи. Ему показалось, что в этих спокойных и уверенных глазах он читает отчетливое: «А следующим будешь ты, сынок…» На самом же деле майор негромко произнес, обращаясь к Меченому:
– Я свободен?
– Конечно, – Ван Ли смежил веки и медленно кивнул. – Разве я похож на болтуна, который отрекается от своего слова?
Малыш, не отрывая злобного взгляда от майора, торопливо наклонился к Меченому и что-то торопливо зашептал тому на ухо, подкрепляя свои слова вполне понятными жестами.
Скат, заскрипев зубами от злости, попытался было встать, явно намереваясь при помощи своих цепей удавить больно уж шустрого непрошеного советчика, но был тут же жестко осажен двумя вооруженными бандитами, все это время ни на секунду не забывавшими о своих обязанностях конвойных. Китаец с прежней непроницаемостью выслушал горячую речь русского наемника, насмешливо кивнул и громко заговорил, медленно цедя слова и явно играя на публику, хотя обращался он, в первую очередь, конечно же, к ожидавшему окончательного решения Орехову:
– Этот парень предлагает мне доплатить за то, чтобы я приказал отрезать тебе голову. И неплохие деньги предлагает. Что скажешь, Черный Дракон?
– Мне плевать на то, что там плетет этот ублюдок, – глядя прямо в глаза Ван Ли, негромко сказал майор, чувствуя, как затылок стягивает холодом. – Я сейчас разговариваю с мужчиной и жду твоего окончательного слова.
– Тогда слушай… Благодаря тебе я только что заработал пятнадцать тысяч баксов. Да-да, не удивляйся – все ставили на твоего молодого противника, а я… – Китаец выдержал казавшуюся ему эффектной паузу. – Я всегда ставлю на зрелый ум и опыт. И редко ошибаюсь, ха-ха… Так вот, о деле: мне не нужны ни вы оба, ни он со своим пленником, который по справедливости принадлежит ему. Устал я от вас. Теперь вы все свободны. Но! – Ван Ли чуть склонил голову и важно поднял вверх палец: – Чтобы вы не перегрызли горло друг другу прямо сейчас, я отпущу вас по очереди. Первым уйдет мой щедрый друг со своим пленником, ведь он – его честный приз. Ну, а завтра я выпущу вас двоих, – Меченый вновь с усмешкой изобразил поклон в сторону Орехова. – Я все сказал. Никто и никогда не сможет упрекнуть Ван Ли в том, что он не держит своего слова. Все, уведите этих двоих обратно в камеру!
Через полчаса импровизированный ринг был разобран, свет в ангаре потушен, труп убран, и теперь уже решительно ничего не напоминало о том, что совсем недавно здесь бушевали совсем нешуточные страсти и один человек, поставленный перед жестоким выбором, убивал другого. Скат с Ореховым были водворены охраной в прежнюю камеру, а Малышева, по особому распоряжению босса, поместили в другое укромное местечко, в котором до сих пор изнывал от одиночества и мучился неизвестностью господин Ковалев. На вялые протесты наемника хунхузы, пряча гнусные улыбочки, отвечали, что так повелел Большой Босс и все делается лишь с одной целью: решить все возникшие проблемы по справедливости.
Малыш, которому сейчас хотелось просто по-волчьи взвыть от бессилия и безысходности, был почти на сто процентов уверен, что все эти «благие намерения» хитроумного Ван
