– Рулеты, – кивнула женщина. Ее заглушала перебранка между Брагиным и Эллой. Она морщилась, но голос повысить не могла. – Мясо нарезается тонкими ломтиками и в него, как в блин, заворачивается соломка из соленых огурцов…
– Может быть, я и быдло, – стучал кулаком в волосатую грудь Брагин. – Но я этого не скрываю. А вот ты, как психическая, все еще из себя девочку разыгрываешь. Смой с лица штукатурку – и на нем ни глаз, ни губ не найдешь. Одни уши. Старуха! Ста-ру-ха!
– Ах, какая скотина! – скривила рот Элла и толкнула дочь в спину, чтобы она отошла и не слышала гадких слов о матери. – Ты не только быдло. Ты убийца. Я это знаю и докажу. Ты очень скоро сядешь в тюрьму, Брагин.
– Это если Блинов даст тебе денег на подкуп суда, – усмехнулся Брагин. – А если не даст? Если он тебя из дома – под зад ногой?
– Не обращайте на них внимания, – сказал Шубин Вере Авдеевне, махнул рукой и стал чесать макушку. – Как вы думаете: лучше постелить на гальку простыню или же сложить из камней стол?.. Послушайте, а куда запропастился наш инструктор? По-моему, у него была клеенка…
Но Вера Авдеевна не слушала Шубина. Она смотрела на край обрыва, где находился лагерь. По стволам сосен скользили оранжевые блики пламени, и в кроны уперся черный столб дыма.
– Кажется, горит палатка, – сказала она.
Гера бежал по лесу, поминутно спотыкаясь на трухлявом валежнике и корнях вековых елей. Когда не хватало ни дыхания, ни сил, он останавливался, поправлял торчащий за поясом топор, сморкался и вытирал с грязного раскрасневшегося лица пот. Ему приходилось делать большую дугу, чтобы не нарваться на спецназовцев, ожидающих следователя на берегу.
Лес постепенно редел, и между стволов стала проблескивать река. Бег создавал слишком много шума, и оставшиеся метры до реки Гера шел медленно, тщательно обходя кустарники.
Прежде чем выйти на гальку, он минуту лежал на мягкой подстилке из мха, глядя на мост из-за ствола сосны. Две серые «Волги», на которых приехали спецназовцы и следственная группа, стояли чуть поодаль, почти у самой воды. Санитарной машины и «УАЗа» нигде не было видно, наверное, они уже повезли трупы в следственный морг. Гера увидел Лену. Женщина неподвижно лежала на берегу лицом вниз, подложив руки под голову, как пляжница под лучами солнца. Вокруг нее в серой пятнистой форме сидели спецназовцы.
На четвереньках Гера пересек узкую полоску пляжа, добрался до середины моста и лег на его бревенчатый настил. Отсюда ни машин, ни спецназовцев не было видно – их закрывала стоящая в воде скала. Он перегнулся через край и посмотрел на кипящую под собой пену. К коротким бетонным сваям, забитым в дно реки, были прикреплены бревенчатые опоры, на которых держалась вся конструкция моста.
Гера опустил ноги, обхватил ими опору и заскользил вниз. Дерево сменилось бетонным столбом. Шероховатый, покрытый ржавыми металлическими шипами, он, словно гигантский напильник, до крови расцарапал ему грудь… Гера не замечал ни боли, ни липкой крови. Плевать! Лишь бы спецназ вдруг не вздумал переехать на другой берег. Это единственный шанс…
Ледяная вода облизывала его ноги. Он крепче прижался к бетонному столбу, высвободил руку и вытащил из-за спины топор. От первого удара мост отозвался гулким эхом. Опора была прочной, пропитанной смолой. Лезвие топора оставляло на его поверхности лишь зазубрины. Рука быстро устала, и Гера опустил ее вниз. Глядя на реку, он мысленно считал удары сердца… Бессмысленны его порывы. Зачем это? Кому будет легче? Только ему? Нелепо все затевать ради одной слепой мести… Может быть, и Лене это тоже нужно? Даже Мира не смогла помочь ей стать мужиком. А приговор суда попросту ткнет ее мордой в зеркало: высшая мера к женщинам не применяется, и точка. Это будет для Лены последним ударом. Лена умрет с клеймом этого приговора: к женщинам высшая мера не применяется. То есть суд вынесет окончательный и самый страшный для Лены вердикт – он признает ее женщиной. Отныне и навеки. И только один Гера знает, как сделать ее счастливой, а приговор справедливым. А ради счастья другого человека можно и поработать, это стоит кровавых мозолей на ладонях…
Он принялся кромсать дерево топором с удвоенной силой, сопровождая каждый удар сдавленным криком. Щепки падали в реку, и мощное течение тотчас уносило их прочь.
– Это инструктора палатка горит! – крикнул Брагин. Он стоял на валуне и видел больше, чем другие. – Огонь может перекинуться…
Он спрыгнул на гальку и, не отрывая взгляда от кромки обрыва, пошел к тропе.
– Кто это поджег? – испуганно спросила Вера Авдеевна.
– Да сам лысый и поджег!
– Господа, надо воду таскать! – предложил Шубин, огорчившись, что предстоящую тризну оттеснило более яркое событие.
– Какой смысл? – лениво ответила Элла. – Палатка горит десять секунд. Сейчас все закончится…
Тем не менее Брагин побежал. За ним следом с криком «Моя косметичка!» на подъем устремилась Марина. За девушкой – Шубин. Оставшиеся две женщины и следователь пошли по тропе без суеты. Элла отставала, но Пузырьков всякий раз уступал ей дорогу.
– А вы не боитесь за свои вещи? – спросил он ее.
Элла обернулась, посмотрела на следователя сверху вниз и ответила:
– А у меня все вещи с собой. Палатка и спальник казенные, отвечать за них будет инструктор…
– А моя палатка стоит далеко от обрыва, – сказала Вера Авдеевна. – До нее огонь не достанет. А вот сердечко… сердечко сейчас выскочит…
Когда они поднялись в лагерь, от палатки инструктора остались дымящаяся кучка горячей клейкой массы да закопченные дюралевые колышки. Шубин и Брагин стояли за очагом, закрывая собой какое-то зрелище, намного более завораживающее, нежели останки палатки.
– Это еще что такое? – ахнула Элла и, оттолкнув идущую впереди Веру Авдеевну, кинулась вперед.
Марина сидела на земле, прислонившись к стволу сосны. Рядом с ней стоял молодой человек в джинсовом костюме.
– Только не надо ко мне прикасаться! – зло произнесла Марина, когда увидела Пузырькова.
Следователь взглянул на Брагина, затем на Шубина.
– Прошу вас быть понятыми.
– Ой-е-ей! – поморщилась Марина. – Какие сложности! Вы будете меня обыскивать? Мне раздеваться?
– Марина, в чем дело? – с круглыми от недоумения глазами спросила Элла.
– Я старший оперуполномоченный уголовного розыска Мищенко, – представился группе молодой человек в джинсовом костюме. – Эта гражданка была задержана мною в тот момент, когда извлекла из-под днища своей палатки сверток и спрятала его в кармане штормовки.
– Пожалуйста, предъявите все вещи, которые есть у вас в карманах, – сказал Пузырьков.
– Нате, – игривым голосом произнесла Марина, вынула из кармана небольшой газетный сверток и кинула его себе под ноги. – Подавитесь!
Никто из группы не мог ничего понять. Пузырьков наклонился, поднял сверток, освободил его из бумаги. Это была видеокассета для любительской камеры.
– Опаньки! – вырвалось у Шубина. – Палатку, значит, нарочно подожгли?
И повисла тишина. Марина энергично жевала жвачку и смотрела в лес. Оперуполномоченный поймал взгляд Пузырькова и принес откуда-то полиэтиленовый пакет. Он опустил его на землю и аккуратно извлек из него желтую толстовку с бурыми пятнами на груди и рукавах. Марина мельком взглянула на нее и отвернулась.
– Это ваша одежда? – спросил Пузырьков.
Элла отступила на шаг и прижала ладонь ко лбу. Ей стало дурно то ли от вида крови, то ли от вида дочери.
– Ладно, не старайтесь, – сквозь зубы процедила Марина. – Это я убила Талдыкина. Пришла в палатку, когда он спал, ударила его топором по голове и скинула с обрыва в реку.
Элла вскрикнула и стала оседать. Шубин подхватил ее под мышки, но не удержал. В его руках осталась только ее курточка на синтепоне, а сама Элла, выскользнув из курточки, мягко опустилась на землю.
– Господи, – шептала она, тряся головой и изо всех сил растирая пальцами виски. – Неужели это правда?.. Это та самая кассета?.. Это из-за нее?..
– Из-за нее, мамочка, – подтвердила Марина и сделала по-детски невинное лицо. – Я хотела продать эту кассету папочке. За сто тысяч долларов. Чтобы улететь в Америку и никогда больше не видеть ваши лживые физиономии!
– Вай-вай-вай, – пробормотал Брагин и, сплюнув под ноги, отвернулся.
В Эллу вдруг влилась жизненная энергия. Она резво вскочила на ноги, шагнула к дочери, попутно оттолкнув Шубина, и вцепилась ей в волосы:
– Дрянь! Поганка! Сволочь! Ты кого продать хотела? Свою мать?..
Сыщик попытался оттолкнуть Эллу от Марины, но женщина, мгновенно переключившись на него, влепила ему пощечину.
– Отдайте мне кассету! Вы не имеете права меня шантажировать! Это противозаконно! У меня есть связи в прокуратуре, я вам устрою сладкую жизнь!
– Правильно, правильно! – весело крикнула Марина, поправляя прическу. – Покажите по телику этот ролик. А я могу прокомментировать. Может, мне за это меньше дадут?
