они разорались? Хотелось встать, пугнуть, но не было сил. Мало-помалу рассвело, вблизи стало хорошо различимо сплетение еловых ветвей.
Прежде чем выйти из леса, бросила взгляд на ложбину, где никого не было, потом взглянула на хвойный пригорок, и тут же села на землю. Под соснами стояли три грузовые машины, и от них в сторону леса врассыпную двигались люди — человек тридцать, если не больше. Впереди по траве решительно шагал человек в распахнутой зеленой куртке, он что-то говорил остальным, широким жестом указывая на лес — возможно, подавал знак рассыпаться цепью.
Моментально все поняв, Фатима круто повернулась и побежала назад в лес. Все-таки она имела маленький шанс на спасение: те только еще переходили лощину. Пока они поднимутся по склону, войдут в лес… Нет, она оторвется от них, она не даст настигнуть себя. Только куда бежать? Бежать было трудно, ее плечи и грудь под тяжелой мокрой одеждой обливал горячий пот, вспотело лицо, она то и дело отирала его рукавом. Оглядываясь, то бежала, то шла шатким неуверенным шагом.
Но сил становилось все меньше. Спотыкаясь, она лихорадочно ковыляла по мокрой траве подлеска. Голоса и выкрики становились громче, послышался лай. Она снова побежала тяжелой трусцой. За кустом можжевельника едва не столкнулась с зайцем. Тот, увидев человека, отпрянул в сторону и бросился назад. Там, где исчез заяц, раздался злой окрик:
— Стой, стрелять буду!
— Ты что? Это же заяц…
И там засмеялись.
* * *
Зубровский попытался встать, но голова раскалывалась, и он схватился за угол стола, чтобы не упасть, но что-то подняло и накренило пол вагончика — его швырнуло обратно. Все же ему удалось подняться и добраться до двери. Он схватился за ручку обеими руками, повернул ее и ступил босыми ногами в коридор. Здесь было темно, но впереди, у дежурного, горел свет. Он прошел половину коридора и был вынужден опереться о стену, чтобы отдохнуть.
— Проснулись, товарищ майор? — донесся голос.
Отвечать было трудно.
— Все нормально? — голос раздался уже близко.
— Где она? — единственное, что смог он выговорить.
— Что? — голос был теперь совсем близко. — Вам нельзя ходить. Лягте.
Голос был знакомым, но Зубровский никак не мог вспомнить, кому он мог принадлежать. Он напряг память — и все-таки вспомнил:
— Мулла? — ну да, конечно. — Мурадов?
— Идемте, товарищ майор, выпьете чаю.
— Снайперша, — выдавил из себя Зубровский. — Она уже здесь?
— Да вы не волнуйтесь. Ее загнали в пещеру возле водопада. А ну-ка, дайте мне руку.
Он отмахнулся.
— Я говорю, что ее там нет. Она идет к плотине.
— Но вам-то откуда знать?
— Где ботинки? Куда их дели?
— Вам нужно лечь и отдохнуть. Пещеру сейчас обследуют. Там черт знает сколько народу. Не нужно беспокоиться, справятся и без вас.
— Я уже сказал, что она не… Где мои ботинки, черт возьми?
Ботинки оказались в кабинете, у стола с компьютером.
Зубровский взял из оружейного ящика ПМ, зарядил полную обойму, пристегнул кобуру. Когда он проходил мимо Мурадова к выходу, тот поднял голову.
— Не говорите никому, — сказал майор. — И сейчас помолчите.
На улице майор с удовольствием втянул в себя свежий вечерний воздух. Служебный уазик стоял рядом. Садясь в него, он взглянул направо и увидел, как вся правая часть склона, примыкающего к поселку гидростроителей, разом осветилась, языки пламени рванулись к темным облакам.
Мурадов выбежал на крыльцо:
— Она выбралась из пещеры! Только что сообщили по УКВ — она угнала дежурную машину!
Взрывная волна прошла по окнам вагончика — раздался звон разбитого стекла. Несколько взрывов донеслось со стороны дороги, ведущей к плотине.
— Черт, что все это значит? — изумленно проговорил мулла.
Но Зубровский уже знал и с места рванул машину. Надо успеть.
До предела вжимая в пол педаль газа, Фатима вела мощный служебный «форд», поглядывая в зеркало заднего вида на залитую огнем улицу поселка гидростроителей. Гигантские языки пламени вздымались до верхушек растущих по ее краям деревьев. Теперь никто не сможет приблизиться к ней, им придется объезжать зону пожара, а вертолеты ночью в горах использовать опасно.
Надо выиграть время. Для этого придется сделать еще один отвлекающий маневр — чем больше таких хитрых ходов, тем проще ей будет добраться до плотины. Может быть, ее вообще на время бросят преследовать, направив все силы на тушение пожара.
Впереди, рядом с уличным фонарем, вспыхнули задние огни внедорожника, его водитель открыл дверцу, чтобы посмотреть назад. Фатима выехала на встречную, целясь в низко расположенные фары внедорожника. Тот вырулил на левую полосу, чтобы не столкнуться с ней, но Фатима тут же вернулась на свою, и внедорожник метнулся к тротуару, влетев в столб электроосвещения…
Продолжая вдавливать в пол педаль газа, она задумалась, почему на улице нет машин и никто не выходит на улицы. Объявили эвакуацию? Это ей только на руку. Машина на предельной скорости неслась вперед. Настроение у нее улучшилось. Она сделает свое дело. Завладеть машиной и пробраться незамеченной к шоссе, ведущему к плотине, оказалось нетрудно. Те, кто приехал на этой машине, сейчас, наверное, в горах вместе с остальными. Она без труда соединила провода в ключе зажигания, и сейчас, проскочив перекресток, чувствовала, что пройдет всего лишь несколько часов, и она выполнит задание. Они, конечно, уже знают, куда она движется, и ее попытаются остановить, но большинство их машин, вероятно, остались далеко позади, так что особого сопротивления впереди не будет. Она пересечет поселок, свернет на плотину и там, на гребне, взорвет, машину. Черт возьми, взрывчатка в плотине должна сдетонировать!
— Фатима…
Голос испугал ее. Он шел из рации в Форде.
— Фатима, послушай… Я знаю, ты меня слышишь.
Голос был знакомый, но давно забытый. Фатима попыталась вспомнить.
— Слушай меня, — каждый звук был четким и ясным. — Это я, Шамиль… Ля илляха илля Аллах… помнишь?
Да, конечно. Муфтий! Она редко видела его, женщин в мечеть не допускали — только голос с минарета.
Мерзавец. Идет против своих! Неужели продался?
— Фатима, ты должна остановиться.
— Нет, кади, я пойду до конца!
— Послушай меня. Если ты сдашься, останешься жить. Они обещали мне это. Они уже стоят у тебя на пути. Если бы была уверенность, что тебе удастся сделать это, я бы сам посоветовал тебе продолжать. Но у тебя нет выхода. Поверь мне. Пока еще не поздно, остановись. Сделать ты уже все равно ничего не сможешь.
— И это говорите вы, кади? — она не могла поверить своим ушам.
— Да, я. Я понимаю, тебе это трудно понять, но я помогаю им,
