Мазур довольно долго наблюдал за трудягами – без всякой профессиональной надобности, откровенно говоря, просто от нечего делать. Дом и подходы к нему он и так давно изучил, а эта парочка особого интереса не представляла: сразу видно, ребятки крепкие и битые, но он насмотрелся подобных орлов под всеми географическими широтами. Гораздо интереснее было бы посмотреть на самого Бешеного Майка, как-никак широко известная в узких кругах легенда, но он-то как раз и не показывался.
Два мордоворота возились со своей яркой вывеской, как дурень с писаной торбой – примерялись, прикидывали, советовались. Их суета казалась бездарным фарсом, а может, так обстояло оттого, что Мазур уже знал, кто они такие...
Потом ему пришло в голову, что он рано расслабился. Следовало сразу же, едва обнаружив следы очередного незваного визитера, пройти по всемсекреткам. Мало ли что. В шкафу под бельем вполне может покоиться мешочек с полуфунтом гашиша, а в столе – пистолет с одним израсходованным патроном, из которого пару часов назад пришили какого-нибудь добропорядочного обывателя. Коли уж кто-то неизвестный повадился шастать в комнату, следует заранее настраиваться на самые пессимистичные прогнозы...
Примерно через четверть часа он убедился, что сегодня, по крайней мере, никто ему вроде бы не собирался подбрасывать поганые сюрпризы. Не считая секретки у двери, все остальные пребывали в неприкосновенности. Кто-то зашел в комнату, потом вышел – и этим ограничился. В прошлый раз поверхностно обыскав жилище, не озабочиваясь поиском искусно устроенных тайников, а сейчас всего лишь зашел-вышел. Нескладушки какие-то, точно. Не имеет потаенного смысла. О каких там еще вариантах старательно и многословно предупреждал Лаврик? Могут подбросить компромат, а могут и...
Охотничий азарт моментально усилился, нарисовалось четкое направление поиска – и Мазур приступил к делу уже с учетом новыхвариантов.
Под кроватью – ничего такого. Под столешницей – аналогично. За жалюзи на подоконнике – ни следа. Что у нас осталось? А остался у нас старомодный платяной шкаф, огромный и тяжелый, как БТР, не сдвигавшийся с этого места добрых полсотни лет, с тех самых пор, как его сюда приперли. Подобную громадину двигают лишь при самой крайней необходимости.
В конце концов, недолго думая, Мазур принес от окна тяжелую табуретку, бесшумно поставил ее на пол, бесшумно на нее взобрался. Теперь только смог заглянуть наверх.
По периметру верхнюю кромку шкафа окружало нечто вроде массивной балюстрадки, вырезанной из неведомого дерева. И слева у стены, тщательно прикрепленный прозрачной липкой лентой, красовался предмет, в первый миг показавшийся гранатой, так что Мазур инстинктивно отпрянул.
Но тут же подумал, что с профессиональной точки зрения место для закладки чего-то взрывчатого выбрано крайне неудачно. Последнее место, где следует прятать гранату или бомбу, если собираешься обитателя комнаты подорвать. Вся энергия взрывной волны уйдет на то, чтобы разворотить шкаф. Совершенно безграмотно было бы... Ага!
Он уже сообразил, что видит не гранату, а микрофон. Черный дырчато-сеточный шарик размером с теннисный мячик, насаженный на трубку длиной и диаметром с палец. Мазур присмотрелся получше. Так и есть: в промежуток меж задней стенкой шкафа и стеной свешивался блестящий жгутик. Сходив за зажигалкой, вновь взобравшись на табурет и высекши пламя, Мазур окончательно удостоверился, что жгутик длиной сантиметров в десять. Микрофон, никаких сомнений. Вот только великоватый какой-то, чересчур громоздкий...
Унеся табуретку на прежнее место, он продолжил поиски, но никаких посторонних предметов более не обнаружил. Сел и закурил после трудов праведных. Вот теперьзагадка второго визита в его комнату разрешилась полностью, если не считать того, что виновник все еще таился в роковой пропащности...
– Эгей! – жизнерадостно рявкнули в коридоре практически одновременно с громким стуком в дверь.
Мазур быстренько открыл. Лаврик энергично вошел, плюхнулся в старомодное кресло с выцветшей обивкой и громко сказал, ухмыляясь:
– Дела закручиваются, старина Дикки. Второй механик нас ждет через полчасика. Вроде бы заинтересовался двумя такими способными и неприхотливыми ребятами, как мы, так что...
Сделав страшную рожу, Мазур прижал палец к губам, потом принялся отчаянно жестикулировать, показывая на шкаф, на уши. Лаврик моментально замолчал, не проявив особенного удивления – собственно, просто-напросто закончил фразу, а больше ничего не сказал, так что неизвестный слухач не смог бы заподозрить ничего. Пробежав на цыпочках к окну, Мазур принес табуретку, утвердил на том же месте у шкафа и многозначительно показал пальцем.
Напарник живенько, не производя ни малейшего шума, взмыл на табурет, вытянув шею, как Мазур давеча, посветил себе зажигалкой. Слез. К некоторому разочарованию Мазура, лицо Лаврика не стало ни азартным, ни озабоченным, скорее уж он выглядел скучающим.
Отнеся табуретку назад, Лаврик вновь уселся в кресло, вытянул ноги, пустил к потолку идеальное кольцо дыма и сказал с самым беззаботным видом:
– Мне тут на лестнице попалась эта американская кукла. Все же приятное создание. Дикки, признавайся, шельмец – успел ей ножки раздвинуть? Я тебя, ходока этакого, сто лет знаю, ты б за три дня успел десяток таких приложить на простынку. Ну, не скромничай. Что-то рожа у тебя больно ханжеская... Угадал?
Он яростно жестикулировал, делал гримасы. Довольно быстро подумав, что угадал смысл этой отчаянной мимики, Мазур сказал осторожно:
– Ну, если по совести...
Лаврик, оскалясь, одобрительно закивал, делая поощрительные жесты. Мазур, приободрившись оттого, что понял его совершенно правильно, уверенно продолжал:
– Ну, между нами говоря, Сид, я ее в первый же вечер разложил. Благо не сопротивлялась ни черта. Эта паршивка, дураку ясно, сюда приехала как следует потрахаться посреди экзотики.
– Я ж вижу по твоей физиономии... – сказал Лаврик, скалясь и делая те же поощряющие жесты. – Расскажи-ка старому приятелю...
Ухмыляясь, Мазур начал повествование. Понемногу увлекся – к тому же Лаврик, как дирижер, требовательно помахивал указательными пальцами, требуя нагнетать и усугублять. Вот Мазур и старался. Он терпеть не мог в обычной жизни детально повествовать о победах над женским полом и уж тем более лихо врать подобным образом, но тут случай был особый, и он старался, ориентируясь главным образом на виденные во время пребывания на растленном Западе порнофильмы.
Неплохо получалось, судя по блаженной физиономии Лаврика. В смачном рассказе Мазура очаровательная Гвен предстала укрывшейся за ангельской внешностью законченной шлюхой. Она чуть ли не изнасиловала согласно порочной натуре своей незатейливого австралийского морячка, она первая предлагала всевозможные извращения и экзотические позы, каковые пользовала с большим знанием дела.
– И денег не взяла? – поинтересовался Лаврик, когда Мазур устал и остановился передохнуть.
– Ни пенни.
– Везет тебе, как всегда, – сказал Лаврик. – И опытная шлюха попалась, и не потасканный вид, и совершенно бесплатно. Ты, Дикки, в своем репертуаре...
– Сам не знаю, отчего у меня с ними так лихо получается, – скромно сказал Мазур.
– А это все оттого...
Лаврик, прислушивавшийся к чему-то в коридоре, вдруг вскочил и прямо-таки вывалился из комнаты, увлекая за собой Мазура – аккурат так, что они нос к носу столкнулись с Гвен, направлявшейся к лестнице.
В первый миг она прямо-таки стегнула Мазура взглядом – злым, ненавидящим, накаленным. Не взгляд, а лазерный луч. Именно так и следовало смотреть невинной жертве похабной похвальбы, сроду не вытворявшей с соседом-хамом того, что он ей приписывал.
Но она тут же справилась с собой со свойственным женщинам мастерством. Улыбнулась как ни в чем не бывало:
– Привет, Сид. Уходите?
– Ага, – сказал Лаврик. – Замаячил тут на горизонте перспективный работодатель, вот и мчимся...
– Удачи, ребята! – совершенно спокойным голосом пожелала она им вслед.
Едва они втиснулись в машинешку Лаврика, тот спросил:
– Видел глазенки? Испепелить хотела...
– Не слепой, – сказал Мазур. – Значит, это она...
– Кто же еще? Тут и к гадалке не ходи... Узун-кулак, как выражаются в Средней Азии. А по-нашему – классическая подслушка.
– С-стерва, – сказал Мазур с чувством.
– Ну, зачем так уж сразу... – великодушно сказал Лаврик. – Просто работа у девочки такая, дело житейское... А как тебе насчет странностей?
– Это которых?
– Значит, ты их не просек?
– Не просек я никаких странностей, – сказал Мазур чистейшую правду. – Не учен, извини...
– Ну так учись, пока я жив, – сказал Лаврик серьезно. – Что до меня, то я тут усматриваю ровнехонько две странности. Первая – сам микрофон. Невероятная музейная рухлядь, оскорбляющая мои эстетические чувства. Даже если учесть, что не всем по карману всевозможный супер... Все равно, для мало-мальски серьезной конторы это не просто вчерашний день – архаика, невозможная древность...
