Я как раз переключился на двухколесный привод, намереваясь по возможности экономить бензин, как вдруг в свете фар увидел стоявшую на обочине машину. Это была ржавая светло-зеленая «лада». Капот был поднят.
— Спасибо тебе, Господи! — Чарли наклонился и поднял с пола РПК.
Я крепче сжал руль.
— Да брось, дружище! Мне нужно доставить тебя домой.
— По фиг! Одну сволочь пристрелили, давай закончим это дело.
— Какой в этом смысл? Он выехал почти на час раньше нас. Возможно, он уже на полпути в Турцию на другой машине.
— Ну и что? Сейчас проверим эту машину и потом догоним его. Я именно так и поступлю. Ты со мной или нет?
Он так спросил меня об этом, будто и правда верил в то, что я смогу оставить его здесь и поехать дальше.
Я остановил «тойоту» и переключил ее на первую передачу, готовый прикрывать Чарли. Он вылез из машины и переключил предохранитель в первое положение, на стрельбу одиночными выстрелами.
Он обошел талимобиль сзади, держа РПК у плеча; двунога была сложена вдоль ствола.
Когда он поравнялся со мной, мы были готовы начинать.
— Давай сделаем это! Вперед!
Я отпустил сцепление и очень медленно двинулся вперед, а Чарли ковылял слева от меня, используя машину в качестве прикрытия. Почему он вышел из машины, я не знал. И вдруг я понял. Ему это нравилось. Он это делал не только потому, что хотел добраться до Бастарда. Это была последняя в его жизни возможность почувствовать себя солдатом, побыть в той роли, для которой он родился.
Он остановился невдалеке от «лады», и я сделал то же самое. Я вдавил себя в сиденье как можно глубже. У Бастарда все еще был Пустынный Орел.
Чарли смотрел в сторону посадки, ожидая оттуда неприятностей.
— Стой здесь, я проверю следы.
Он пошел вперед, держа РПК наготове.
Он не подошел прямо к машине, только обошел ее кругом, ища следы в грязи. Он попробовал открыть дверь водителя, она была незаперта.
Чарли на секунду заглянул внутрь, после чего медленно пошел дальше по дороге, ища следы.
Метров через пять-шесть он обернулся и поднял вверх большой палец. Я подъехал к нему и остановился.
Он просунул голову в окно.
— Плоские туфли. Ведут в посадку. — Он говорил очень тихо, словно Бастард был неподалеку и мог его услышать. — Он не мог далеко уйти; ты видел, какой он беспомощный. Мы возьмем эту сволочь.
Он пошел вперед, даже не удосужившись посмотреть, пойду ли я за ним.
Я остановил двигатель, вытащил ключи и вышел из машины.
Мы пошли прямиком к деревьям и начали подниматься на холм.
Чарли скоро обессилел. Я слышал его тяжелое дыхание. Его вывихнутая лодыжка была в очень неестественном положении.
Я подошел к нему и приложил губы к его уху.
— Давай сделаем это до того, как совсем стемнеет, о'кей? Он может быть где угодно.
На земле не виднелось никаких следов, по которым можно было бы идти за ним. Земля была укрыта еловыми иголками. Он остановился и прислушался, открыв рот и выставив правое ухо вперед.
Найти дорогу обратно к машине будет несложно даже в темноте. Все, что нужно сделать, так это спуститься вниз с холма и выйти на дорогу.
Дождь барабанил по елям, и ветер хлестал в лицо.
Чарли пошел вперед.
Я остался на месте. Я должен был быть его ушами, пока он будет идти впереди метров на пять.
Я догнал его, после чего он снова опередил меня. Я не пошел рядом с ним. У меня не было оружия. Он должен был идти первым. Он так хотел.
Он не спешил. Пулемет был прижат к его плечу и опущен на сорок пять градусов вниз, готовый, однако, в любую минуту взмыть вверх. Предохранитель поставлен во второе положение, автоматический огонь.
Сделав всего несколько шагов, он остановился. Казалось, его лодыжка была не в состоянии продолжать движение. Он пригнулся за деревом и всматривался в вершину холма.
Я шепнул ему на ухо:
— Я и сам уже выдохся, дружище. Этот жирный ублюдок не мог подняться выше.
Чарли показал налево, параллельно дороге. Его рука дрожала. Он поднял вверх большой палец, поднял РПК и был готов двигаться дальше.
Я схватил его за руку, не давая ему сделать этого.
— Хочешь, я пойду вперед?
Он поднял руку, и мы оба видели, что она дрожала.
— Нет, — просто сказал он, — за мной должок. И не только за сэндвичи с беконом.
Он сделал четыре шага влево, держа пулемет у плеча и двигаясь по лини откоса.
Я снова зашагал за ним, держась немного позади, чтобы наш общий силуэт не стал слишком легкой мишенью.
Он молчал несколько секунд и вдруг провалился по пояс в яму, вымытую годами текущей с вершины холма дождевой водой.
Раздался громкий крик:
— Твою мать!
После чего я услышал выстрел из крупнокалиберного пистолета и звук падающего тела.
Чарли упал.
Я плюхнулся на землю.
Чарли не двигался, в отличие от Бастарда. Его не было видно, зато я слышал, как он бежал в глубь леса.
Я схватил РПК и сжал двуногу, чтобы высвободить ее. Она открылась. Я поставил пулемет на землю, переключил предохранитель в третье положение и сделал несколько коротких очередей. Когда я прекратил стрельбу, у меня в ушах стоял страшный звон. Из ствола шел дым.
Никаких криков и мольбы. Сука!
Я пополз обратно, туда, где в грязи и еловых ветках лежал на спине Чарли. Он был неподвижен, казалось, что он просто спал. Я стал на колени и, прикоснувшись к его лицу, тут же почувствовал на руках теплую жидкость. Каждый раз, когда он делал вдох, он издавал зловещий причмокивающий звук.
Я расстегнул его куртку и разорвал рубашку. Кровь текла по моим пальцам. Он был ранен в грудь. Пуля из девятимиллиметрового сделала дырку в его груди как раз под правым соском. Когда он вдыхал, кислород заполнял вакуум в полости его грудной клетки и давление разрушало его легкие. Когда он выдыхал, воздух и кровь выталкивались из его груди, словно вода из дыхала кита.
— Почти наступили на этого ублюдка… — Чарли кашлял кровью. — Я не смог нажать на курок, Ник… — Он попытался рассмеяться. — Чертовы диско-ручки…
Его тело охватила судорога. Начиналась агония, но самое удивительное заключалось в том, что он улыбался.
Но если он мог говорить, значит, мог дышать — и только это имело значение.
Я схватил его руку и положил ее на то место, куда вошла пуля.
— Держи крепко, дружище.
Он кивнул. Он был в сознании и прекрасно понимал, что нужно сделать. Если перекрыть попадание воздуха ему в грудь, его легкие наполнятся воздухом, и можно будет восстановить нормальное дыхание.
— Мне нужно посмотреть, вышла ли пуля, дружище. Будет больно.
Я перевернул его на бок, на спине у него не было и царапины. Пуля все еще сидела в нем. Такую тяжелую пулю могла остановить только кость, возможно, плечевая, но перелом был самой маленькой из его проблем. А мы оба знали, что проблемы у него были более чем серьезные.
Чарли начал стонать.
— Как она выглядит? Как она выглядит?
Снова и снова.
Скоро у него наступит шок. Мне нужно было действовать быстро, но что я мог сделать? Необходима вода, нужна перевязка, надо закрыть рану, требовалась целая реанимационная палата.
Он снова застонал.
Волноваться за дыхание пока не приходилось.
Рука упала с груди. Я закрыл рану своей ладонью. Он снова закашлял, и это вызвало у него приступ острой боли.
— Как она выглядит? Как она выглядит?
Его лицо перекосилось от боли — еще один хороший знак. Он все еще чувствовал боль, его чувства все еще оставались в силе.
Мне следовало спустить его вниз к машине, и в то же время рана его должна была оставаться закрытой. Мне придется ехать обратно в деревню. Тот парень, у которого мы отобрали РПК, стоял в помещении, похожем на медпункт, а у солдат должна быть аптечка.
Нас арестуют, ну и что? Я сказал, что я доставлю старого ублюдка домой, и я доставлю.
— Как она выглядит?
— Заткнись и подумай о чем-то более важном.
Здесь ничего не находилось под рукой такого, что можно бы использовать для того, чтобы закрыть рану, кроме моей руки. Как, черт побери, я справлюсь, пока буду спускать его вниз?
Бастард тоже направится туда. Он прекрасно понимал, что мы не на автобусе сюда прибыли. Но быстро он никуда не дойдет. Я разберусь с ним, когда Чарли будет в безопасности.
Я посмотрел на лицо Чарли. Оно распухло, как футбольный мяч.
— Твою мать! Твою мать! Твою мать!
Я поднял руку. Раздалось шипение, словно воздух выходил из пробитого колеса, — и фонтан крови. Пуля, несомненно, прошла через одно из его легких, а может, и через оба. Кислород попадал в грудную клетку через все раны. Пока я держал руку на груди, ему некуда было выходить. Давление в груди было таким сильным, что, когда он вдыхал, легким и сердцу просто некуда было расширяться.