Мухаммед помолчал. Молчал и Мищенко.
— Хорошо, — прервал, наконец, молчание бородач. — Продолжай читать. И я надеюсь, твой дух все воспримет правильно. Я буду заходить. Думаю, часто.
Он и правда, начал приходить к Олегу каждый день. Сначала они беседовали о том, о чем прочитал Олег в Коране за прошедшее после последнего посещения время, причем Мищенко с удивлением и некоторым уважением понял, что Мухаммед знает текст Корана наизусть. А затем они разговаривали просто обо всем.
Бородатый постоянно находил такие темы, в которых ему удавалось выпятить мерзость светского российского государства, и показать насколько лучше и человечнее в этом отношении ислам.
— Есть ли у тебя дети? — спрашивал Мухаммед у Олега.
— Нет, откуда. Я даже не женат, — отвечал тот.
— Понятно… Но ведь ты и так понимаешь, что нельзя убивать собственного ребенка?
— Да, понимаю. А кто убивает-то?
Мухаммед печально улыбался, потом рассказывал Олегу, что такое аборт, затем показывал статистику по России.
— Я могу понять, когда убивают чужих детей. Это ужасно, но объяснимо. Но когда матери убивают своих детей… Что за проклятая страна?! Какое у нее может быть будущее? У нас — мусульман, это в принципе невозможно. Все это написано в Коране. И попробуй только сказать, что Коран — это не добрая и мудрая книга.
Мищенко и не пробовал.
Постепенно, не сразу, но Олег начал признавать правоту своего «наставника». Уж больно все то, что он рассказывал о современной Российской Федерации, было гадко, омерзительно, и не вызывало ничего кроме стыда и боли.
Мухаммед рассказывал про коррупцию, и про то, что военные планы Генштаба, касающиеся войны в Чечне, в штабах сепаратистов узнавали раньше, чем они поступали в войска. О том, что у дудаевцев было современное оружие, которое поступало им прямо с российских заводов, и которого не было у самих федералов.
— Ты представь, рабочий делает оружие, которое продает делец, прекрасно зная, что из него будут убивать ваших же солдат! Причем, может быть, это будет сын этого же самого рабочего!.. Ты представляешь себе, отец делает оружие для того, чтобы им убили его сына! За деньги русские готовы продать кого угодно!.. Только любят говорить на каждом углу о своем бессребреничестве. А как покажешь такому русскому пачку баксов, и мать родную продаст на органы.
— Ну, не все такие же, наверное, — робко возражал Олег.
— Мне пока еще никто не отказал, — смеялся Мухаммед, и добавлял. — Не стоит их защищать… Сравни. У нас — мусульман — есть шахиды. Люди, которые готовы умереть за свою веру. Много ты таких среди русских встречал? Может быть, были раньше, давно — не спорю. Были, да все вывелись.
Олег молчал.
Потом Мухаммед заводил речь об алкоголизме русских, и спрашивал, много ли он видел пьяных чеченцев?
— Если русский откажется от денег, что, в принципе, маловероятно, все дело только в сумме, то уж за водку он точно отдаст все. Надо лишь немного подпоить, и он сам себя продаст на органы, а не только мать, жену и детей. Разве тебе по пути с этим стадом?
Однажды Мищенко набрался храбрости, и прямо спросил, почему Мухаммед так возиться с ним. Специально, они, что ли, его выкрали?
Бородатый опять засмеялся.
— Нет, — ответил он. — Это совсем не так. Я вообще случайно увидел тебя. Это тот, аварец, очень хотел тебя выкрасть, чтобы мучить тебя, а потом убить. У него на тебя было огромное зло, я не знаю, как в этом случае выражаются русские.
— Они говорят — «имеет зуб», — ответил Олег, в эту секунду сам не заметив как отделив себя от русских.
Мухаммед это заметил, но промолчал.
— А почему? — спросил он.
Мищенко без утайки рассказал, что за конфликт произошел между ним и этим аварцем, и добавил, как бы в пику к утверждениям бородатого, что аварец был пьян, когда начал драться.
Однако, на удивление, Мухаммед не стал защищать единоверца.
— Он не очень хороший человек, — сказал бородатый, — хотя и мусульманин. Полезный, но не хороший. Испорченный. Вот русскими и испорченный… А ты мне понравился. Я подумал, что не стоит отдавать тебя на пустую расправу этому аварцу, когда можно будет спасти твою душу и направить ее на истинный путь… Я ведь не ошибся?
Олег молчал, но когда поднял глаза, то увидел, что Мухаммед явно ждет ответа, и глаза его слегка сузились. Олег быстро сказал:
— Нет, не ошибся.
— Я так и думал, — снова ласково заулыбался бородач. — Я был уверен, что ты меня не разочаруешь. А теперь продолжай читать священную книгу. И подумай над всем тем, что я тебе говорю.
Олег читал, а мысли были далеко. «А может, он и прав, Мухаммед? Что хорошего видел я от российской власти? Она сама — худший враг для своего народа. Никто, никакой враг не нанес столько вреда России, как ее собственное правительство. Зачем тогда я его защищаю? Да и кого вообще стоит защищать в этом мире?».
— За что вы сражаетесь? — спросил Олег сразу, как только бородач вновь появился у него в темнице. — Зачем вы ведете эту войну? Для чего вам все это нужно?
— Коран учит, — сказал Мухаммед, — что мы должны нести свет веры в этот мир. Власть в России разлагает людей, губит их души. Мы должны спасти, для начала, хотя бы единоверцев. Мы хотим сделать так, чтобы женщина вернулась на то место, которое уготовил для нее Аллах. Мы хотим, чтобы в мире рождались все дети, которых Аллах дарит людям. Мы хотим, чтобы у людей был чистый, светлый разум, и чтобы все люди, соединенные в одной вере, любили друг друга. Это очень благородные цели… А то что приходится убивать… Так ведь это война, здесь ничего не сделаешь. Милосердие к побежденным можно показывать только после победы.
— Ты не чеченец, — наполовину утвердительно, наполовину вопросительно сказал Мищенко.
— Разумеется, нет, — снова улыбнулся Мухаммед. — Я родился и вырос не здесь. Но это не имеет никакого значения. Мы — мусульмане, братья. Подумай, не хочешь ли ты присоединиться к нам?
Предложение прозвучало внезапно, хотя Олег давно уже готовился к чему-то подобному. Он довольно долго молчал, а потом все же сказал через силу:
— Я не хотел бы убивать русских.
Слова падали тяжело, как гири.
— А причем здесь русские? — неожиданно ответил Мухаммед, и Олег поднял на него изумленные глаза.
— Разве русскими управляют русские? Ничего подобного! Это евреи управляют русскими. И если они этого не понимают, тем хуже для них! Мы избавим их от власти евреев, и пусть тогда делают что хотят! Ты же не против этого!
Мищенко кивнул.
— И потом зачем сразу думать так. Я понимаю твои чувства. Вчера ты сражался в их рядах, а сегодня — против? Это трудно, я понимаю. Но вовсе нет в этом необходимости. Есть много других мест, где нужно бороться за ислам. Вот, скажем, такие опытные, обстрелянные офицеры, как ты, очень пригодились бы палестинскому народу. Он ведет тяжелую борьбу с Израилем. Ты ведь не станешь мучиться совестью, если тебе придется воевать с Израилем?
Олег сглотнул. Он согласно кивнул головой.
(Конечно, Мухаммед лгал. Такой агент, как этот бывший старший лейтенант был очень нужен ему именно здесь — в России. Какой толк был бы с него, если вдуматься, там, где он не знает языка? Не знал ни местных особенностей, ни правил, ни тонкостей обстановки?… Но надо же было дать увязнуть, для начала, хотя бы коготку? «Коготок увяз — всей птичке пропасть»! Пусть согласиться на таких условиях, а там втянется, и дело пойдет. Никуда не денется. Главное, первый толчок).
— Подумай, брат!
Бородач впервые употребил это слово в отношении Олега. И это было, как понял Мищенко, не зря.
— Присоединяйся к нам!.. И помни, мы не можем тебя выпустить отсюда… Я не могу. Не я тебя привез сюда, потому не имею права… И еще вспомни — ни выкуп за тебя никто не захотел дать, и на обмен никто не согласился. Подумай хорошенько!
Мухаммед ушел. Мищенко надолго задумался. Он механически перебирал страницы Корана, смотрел на них, не понимая смысла написанного.
Выбор был простой. Или умереть здесь, тут иллюзий не было. Или примкнуть к ним, уехать куда-нибудь на Восток. Но ведь это выигранная жизнь, и время! А если он будет жить, то, возможно, найдет способ выкрутиться. Сбежать, может быть… да мало ли! Только у мертвых нет вариантов.
Олег представил себя мертвым… И решился.
Три дня он ждал Мухаммеда. Он попросил охранника позвать его, но тот промолчал, а потом сказал, что Мухаммеда никто не зовет. Тот сам приходит, когда считает нужным.
А Мищенко уже и места себе не находил. Он сделал выбор, но теперь его почему-то никто не хотел слушать. Ему казалось, что это огромное событие! Но теперь понял, что это событие только для него, а для окружающих обычное, рядовое дело.
Это сначала смутило его, а потом, почему-то, наоборот, примирило с тем, что он собирался сделать. За эти три дня он нашел тысячу аргументов, и тысячу оправданий тому. Все они были весомы, и весьма убедительны.
