— Что для Макивчука выделим?
— Мудрый сказал, чтоб его не учитывали.
— Пан публицист проштрафился?
— Ты же знаешь ту историю с провалом на «землях».
Леся насторожилась: в «хозяйственной» болтовне
Марты и Шпака проскользнули важные сведения. Мудрый в свое время ушел от разговора о причинах ликвидации надежной курьерской тропы. Только сказал, что в каком-то звене была допущена неосторожность. Теперь Марта неожиданно подтвердила догадки Юлия Макаровича: причины провала следует искать за кордоном. И очевидно, к нему как-то был причастен редактор «Зори» Макивчук.
К вечеру к коттеджу потянулись странные люди. Они приходили поодиночке или парами после звонка Марты, робко улыбались охраннику у ворот, кланялись Марте:
— Добрый вечер…
— Наше шанування…
— Щыро вдячни за турботу…
С иными посетителями Шпак и Марта держались предельно почтительно, разрешили заменить то, что не понравилось.
Вот пришли муж и жена, он худой, длинный, в расшитой крестиком сорочке и добротном костюме, она полная, упакованная в плюшевое вечернее платье того фасона, который когда-то был модным в маленьких украинских местечках.
— Щыро витаю, друже референт, — встретил гостей у порога Шпак.
— Здравствуй, Петро, — благосклонно кивнул «референт». — Як тут у вас?
— Нормально. Хай пани Галя глянуть, що видкладено…
Мужчины степенно разговаривали, а Марта и «пани Галя» копались в тряпках, перебрасывались замечаниями по поводу качества той или иной вещи.
Лесе был хорошо виден «референт», но она могла почти твердо сказать, что этот длинный — не из службы безпеки. Может, он из референтуры пропаганды?
Марта попросила ее в этот день по возможности не показываться посетителям: им не стоит видеть Лесю. Леся сочла такую меру благоразумной и смирно сидела в своей комнатке. В окно ей было видно всех, кто шел к коттеджу, да и дверь забыли плотно прикрыть — все слышно, все разговоры.
От вещей пахло нафталином, и этот запах проникал в самые дальние уголки коттеджа.
Попрощавшись с «референтом», Шпак встретил нового гостя. Этот приехал на стареньком велосипеде, ржавом и скрипучем. Был очередной посетитель в рваном плаще, в шляпе с обвислыми, затрепанными полями. Вид у него унылый и робкий.
— Бери свое и уходи, — вместо приветствия бросил ему Шпак.
Человек в старой шляпе сгреб все, что ему выделила Марта, и нажал на педали велосипеда. Полы плаща развевались у него, как крылья старой линялой вороны.
— Дармоед, — процедил Шпак ему вслед.
— Да, от него никакого толку, — согласилась Марта.
В ее списке появился еще один крестик.
Лесю вдруг заинтересовал этот список. Очевидно, в нем были названы те, кого руководство закордонного центра, в который она попала, считало нужным поддержать, подкормить.
В обычных условиях список людей хранится у Мудрого за семью печатями: строго секретно, отпечатано в трех экземплярах.
Леся прикидывала: конечно же, подачки достаются только наиболее ценным, нужным кадрам. Список, в котором Марта крестиками отмечала очередного посетителя, по сути, являлся реестром актива всей организации…
…На следующий день, когда несколько улеглись страсти с дележом имущества и продуктов, Леся спросила Мудрого:
— Как вы думаете, сложно было бы добыть список тех людей, которых вы считаете здесь, за кордоном, наиболее ценными?
— Надеюсь, это невозможно. Такого списка нет даже у наших руководителей.
Мудрый снисходительно усмехнулся: если уж он занимается службой безпеки, то — будьте уверены — ворогу нечем поживиться.
— Так уж? — вроде бы и не поверила Леся.
— Не сомневайся, мы умеем хранить свои тайны.
— Сколько можно заработать на таком списке?
— Ты всерьез интересуешься?
— Конечно.
Леся вела разговор в том полуироническом тоне, который позволяет в любую минуту обратить все сказанное в шутку, отречься от любых слов.
— Чекисты ничего за него не дадут, у них такие методы работы не в чести. Но не сомневаюсь — «подарку» они были бы очень рады.
— А кто заплатит?
— Знаешь, Леся, давай лучше займемся делом.
Девушка не отступала:
— Мы и занимаемся делом, очень важным. Так кто мог бы добре заплатить за список функционеров?
Теперь она говорила серьезно, и Мудрый это понял. Референт начал о чем-то догадываться и помрачнел.
— Мельниковцы, черт бы их побрал!
— Ясно. Во сколько вы оцениваете этот документ?
— Если бы мне принесли список мельниковского центра, я бы не поскупился тысяч на десять… — Мудрый заинтересовался наконец словами Леси. Он понял что неспроста затеяла девушка этот рискованный разговор.
— Давайте половину — пять тысяч, и через пять минут я дам вам список!
Предложение прозвучало для Мудрого настолько нереально, что он, отбросив шутливый тон, резко спросил:
— Вы действительно можете добыть список?
— Конечно.
— Мистификация какая-то.
— Ничего подобного. Пять тысяч на стол — и список ваш.
— Леся, если вы укажете источник утечки информации, вы получите более высокую награду — Бронзовый крест…
Мудрый пожевал губами, на его дынеобразном лиц резче обозначились морщины.
— Мне кажется, скажу вам откровенно, что часть информации уходит на сторону…
— Это и не удивительно. При такой постановке дела у вас здесь для ловцов секретов рай…
— Вы обещали список…
— А вы — Бронзовый крест.
— Несите…
— Через пять минут. А вы останьтесь пока здесь.
Леся спустилась вниз, в комнату Марты. Хозяйка коттеджа находилась в городе, и Леся, не таясь, рассматривала ее жилье. Простенький столик, кровать с пышными подушками. На стене коврик — аист вышагивает по берегу голубого озера, желто пламенеют лилии. Коврик домашней работы, такие вышивают в селах на Украине. Марта, или как там зовут на самом деле эту девушку, прихватила его с собой, когда уходила на чужую сторону. У окна — бюро. Список может быть там… Леся выдвинула ящик и сразу его увидела — несколько листков бумаги, фамилии отпечатаны на машинке: аккуратно, с инициалами. Против каждой — домашний адрес, номер телефона, крестики и другие пометки Марты.
— Этого вам достаточно? — принесла Леся листочки Мудрому.
Эсбековец побледнел. Казалось, в руки ему сунули змею.
— Пусть наш спор останется тайной, — выдавил наконец из себя Мудрый.
Девица преподнесла наглядный урок того, к чему может привести ротозейство.
— Пусть, — согласилась Леся, — не забудьте только про Бронзовый крест…
— Я свое слово держу…
Марта исчезла из коттеджа. Леся ее больше не видела, а Шпак на вопрос, что сталось с его приятельницей, хмуро пробормотал что-то про тех, кто служит п вашим, и нашим.
Леся не жалела Марту. В каждой игре свои правила. Она вела игру, в которой сойти с дистанции равносильно было уходу из жизни. Пока выигрывала она, шаг за шагом приближаясь к той цели, которую считала для себя самой главной.
Но, выигрывая, важно было и не переиграть.
Мудрый спустя день сам вручил девушке Бронзовый крест — награда УПА досталась ей не так уж и сложно. Но когда вручал Мудрый крест, заметила Леся в глазах у своего наставника тихую ярость. Поняла — не простит ей, что поймала на примитивной ошибке. Боится Мудрый, как бы не похвалилась перед кем-нибудь Леся своей победой над асом службы безпеки. Крышка тогда Мудрому, загрызут «приятели».
Что бы сделала она, Леся, на месте эсбековца? Конечно, постаралась бы избавиться от слишком сообразительной курьерши. Убрать? Нет, на такое он не пойдет: нелегко будет объяснить «заинтересованным лицам», куда девалась девушка с той стороны. Значит, проще всего отправить ее обратно, туда, откуда пришла. Уйдет в неизвестность и никогда не возвратится из нее…
— Приготовиться! — услышала Леся команду, и тотчас глухо заревела сирена. И смолкла — только рев двигателей самолета резал тишину. Она встала с железной скамеечки и сделала два шага к проему. Выпускающий уже открыл дверь и закрепил ее цепочкой. В проеме голубело небо; оно было холодным и бескрайним, и за его голубизной ничего не угадывалось.
Самолет шел на заданную точку, выписывал гигантский полукруг, Леся чувствовала это по чуть заметному крену на левое крыло. Она была в пятнистом комбинезоне, в шлеме, тесемки которого стянула под подбородком. Обута в тяжелые ботинки на толстой подошве. Парашют плотно лежал на спине, гнул к металлическому, решетчатому — чтобы не скользили подошвы — полу самолета.
В проем двери врывался воздушный поток, он был упругим и сильным. Лесе пришлось чуть наклониться вперед, чтобы держаться на ногах. Ее неудержимо влекло к скамейке, и она, даже не думая об этом, яростно сражалась с желанием уступить, шлепнуться на скамейку и приклеиться к ней.
