идти вдоль парадной стороны – прямо ко входу в аукционный дом.
Там уже переминался с ноги на ногу какой-то лысый жлоб – видимо, из охраны. Он вопрошающе смотрел на этого бедно одетого мужичка.
Обойти жлоба было невозможно. Да и не стоило. Поэтому Глеб спокойно подошел к нему и, отчаянно кося под лоха, задал вопрос:
– Эй, морячок, не подскажешь, где здесь пивная?
– Я те не морячок, – огрызнулся тот. – Нету здесь пивных.
– Да не, мне во сюда во сказали… Говорят, пивко тута дешевое…
– Вали отсюда, – недипломатично ответил секьюрити.
– Да чего ж ты, морячок, гонишь-то, – стал возмущаться Сиверов. – Я ж, это, в Москве впервой, к тетке родной приехал из Усть-Каменогорска.
Скулы на лице вышибалы выступили еще более рельефно. Скривив лицо в характерной для своей профессии гримасе, он отчетливо и грозно произнес:
– Му-жик! Ва-ли! Отсюда! А то…
– Понял, понял, понял, – замахал руками Слепой. И побрел себе назад.
Все, что ему хотелось увидеть, он уже увидел. Как раз над входом на крыше торчала печная труба. И, по заверению местного ЖЭСа, здесь она не была заложена кирпичом, потому что использовалась в качестве вентиляции.
* * *
Ближе к половине четвертого, наконец, стали прибывать гости. В свободную продажу поступило всего тридцать билетов на аукцион – все остальные достались «своим людям», которым в этом спектакле были отведены определенные роли. Не обделил Турбин вниманием и прессу.
На многие серьезные аукционы ее старались не пускать, ведь толстосумы-покупатели часто хотели бы сохранить инкогнито. Но это был совсем не тот случай.
За десять минут до начала торгов явился Рыхлин с небольшой свитой. Он хотел было подойти к Турбину и дружески хлопнуть его по плечу, но тот дежурно улыбнулся и сразу же куда-то убежал. Нельзя было пренебрегать конспирацией.
И вот аукцион начался. Свирин занял свое место за стойкой, вооружившись маленьким молоточком. Хозяин заведения пристроился на заднем ряду и стал внимательно следить за происходящим.
Сначала на торги выставлялась всякая ерунда – картины третьесортных художников, фаянсовые поделки в стиле «кич», почтовые марки, коллекция дворцовой мебели конца позапрошлого века и все в таком духе.
Публика торговалась вяло. И продажная цена очень редко превышала стартовую больше, чем в два раза. А многие лоты и вообще остались без покупателя.
Но Турбина это совсем не расстраивало. Его прибыль не исчислялась только процентами от продаж. Наоборот, эти проценты не имели для него никакого значения.
Было видно, что многие коллекционеры, посетив этот «раскрученный» аукцион, явно остались разочарованы. Интересные вещи там попадались крайне редко.
Свирин старался как мог. Он шел на любые ухищрения, чтобы заставить публику все же купить какой-то заурядный французский подсвечник или же невразумительную картину никому не известного эпигона сюрреалистов.
– Вот, господа, посмотрите на эту женщину, – декламировал он, демонстрируя полотно с изображением обнаженной красотки, которая рассыпалась на фрагменты. – Это воистину уникальное произведение известнейшего художника Пурина, члена Независимой академии изящных искусств Монако, удостоившегося чести быть принятым в лучших домах Европы…
– Не Монако, а Суринама, – донеслось из зала. Публика собралась прожженная, и все прекрасно понимали, что эту академию придумал либо сам художник, либо аукционист.
– Мы видим оригинальную концепцию отображения натуры, – Свирин старательно игнорировал критику. – И, заметим, очень редкую. Посмотрите на эти линии и вы увидите…
– Точную копию Дали, – съязвил кто-то из зала.
– …абсолютно неповторимое мастерство известного российского художника, – как ни в чем не бывало продолжал Свирин. – Итак, есть ли желающие приобрести это великолепное полотно? Его стартовая цена – всего сто пятьдесят тысяч рублей.
– Репродукция Дали обойдется дешевле, – не унимались остряки в зале.
Новаторство Пурина осталось не понятым циничной публикой. Сколько бы Свирин ни рассыпал бисера, в зале не взметнулось ни одной руки. Желающих купить картину не нашлось даже по стартовой цене.
Но все понимали, что это не более чем прелюдия. Для того чтобы не концентрировать на нем все внимание, Турбин решил поставить его в середине аукциона.
Свирин долго и пространно описывал недавно найденное «Слово о полку Игореве» и даже процитировал небольшой фрагмент. Его никто не слушал. Все ждали самого важного – объявления стартовой цены.
– Итак, дамы и господа, – важно надулся аукционист, – поскольку владелец этого уникального лота проживает вне территории нашей страны, стартовая цена будет назначена в евро. Она составит…
Зал напряженно замер.
– …Два миллиона евро.
Зал ахнул. Большинство коллекционеров ожидало, что таинственный незнакомец попросит за свой товар куда более скромную сумму. Да и товар был сомнительным.
– Итак, ваши предложения, – гордо произнес Свирин.
Турбин исподтишка оглядел присутствующих. Похоже, желающих выложить такие денежки по доброй воле среди них не оказалось. На это и был сделан расчет.
Кое-кто из пришедших на аукцион, возможно, подумывал о такой покупке, – среди публики Турбин различил несколько очень известных и влиятельных людей. И реклама им была нужна не меньше, чем Рыхлину. Но когда они узнали о цене…
– Ваши предложения, господа! – повторил Свирин.
Зал молчал. И тогда в ход пошли «подсадные утки».
– По стартовой, – поднял руку молодой человек в строгом английском костюме.
– Интересно, кто это? – спросил сосед Турбина у своей спутницы.
– Я слышала, здесь будет человек Абрамовича, – шепотом ответила она. – Может, как раз…
Директор аукционного дома удовлетворенно вздохнул. Он заранее распустил такие слухи среди публики и пишущей братии. Те, похоже, клюнули.
Хотя на самом деле «представитель олигарха» был обычным московским студентом, и денег, которые лежали в карманах купленного за счет фирмы костюма, у него не хватило бы даже на обед в «Макдональдсе».
– Два миллиона раз… – поднял молоточек Свирин.
– Два двести, – подала вдруг голос манерная дамочка с первого ряда.
– Два триста, – тут же отреагировал молодой человек.
– Два четыреста, – вступил в борьбу Рыхлин.
Дальше шаги повышения цены были уже более скромными – пятьдесят тысяч, а то и двадцать. Это позволило растянуть удовольствие и создать напряжение.
Наконец, когда цена дошла почти до трех миллионов, дамочка, тяжело вздохнув, соскочила. Парень активно общался с
