поединок.
Танцор понимал, что русский хотел отомстить ему за гибель своих друзей. Он и сам бы на его месте поступил точно так же, будь у него такие боевые друзья. Но у Танцора никогда не было и не будет друзей среди сослуживцев. Как, впрочем, и вообще друзей. Он знал, что Симмонс считает его своим другом и думает, что и Танцор считает Симмонса своим другом. Но это было не так. У Танцора не было привязанностей. Он ни к кому никогда не испытывал теплых чувств, кроме своей дочери Джун. Все остальные, с кем он общался, были для него только знакомыми по необходимости, вызванной течением жизни и обстоятельствами.
Танцор не имел друзей, но и врагов из близкого окружения у него не было. То, что он ограничивал свое общение и всего себя посвящал службе, было аргументом в его пользу. Может быть, кто-то из сослуживцев и завидовал ему, его везению, его уму и ловкости, но никто никогда не показывал этого явно. С Танцором либо считались и общались на равных (сам он никогда не сторонился общения, если ему его предлагали, но не навязывали), либо не общались совсем. И такое к нему отношение его устраивало. Друзья нужны для того, чтобы заводить врагов, когда-то сказал ему его дед, и он тогда с ним не согласился. Он считал, что без друзей всегда можно обойтись, а вот от врагов никуда не деться. И этот зеленоглазый русский был тому подтверждением. Танцор не знал, как его зовут на самом деле, как и русский наверняка не знал настоящего имени Танцора. Зато позывной своего врага он никогда не забудет. Не забудет, даже если в старости у него разовьется деменция. Позывной у русского спецназовца был такой же странный, как и у самого Танцора. Может, даже еще более странный, чем у него, – Лютик. Танцор знал, что лютик – это такой цветок. Почему именно этот цветок был выбран бойцом, которого Танцор считал достойным для себя противником, – оставалось для него загадкой.
Воспоминания о встречах с Лютиком пронеслись в голове у Танцора, и его вдруг посетила мысль, что он все это время, которое провел вне войны, скучал не только по острым ощущениям и адреналину, выбрасываемому в кровь во время схватки, но и по своему врагу, по единственному достойному его, Танцора, врагу.
«Было бы неплохо снова с ним встретиться», – подумалось ему, и перед ним снова встали ярко-зеленые, ненавидящие его, глаза русского.
– Что от меня требуется? – поднял он взгляд на Симмонса.
Тот улыбнулся широкой дружеской улыбкой.
– Я знал, что ты согласишься, – хлопнул он ладонью по столу с такой силой, что чуть не перевернул стоявшие на нем стаканы.
– Я что-то интересное пропустила?
На пороге веранды, где сидели мужчины, стояла Регина и вопросительно, ожидая от мужа объяснений, смотрела на него. Позади нее стояла Джун, и когда взгляд Танцора упал на нее, она только недоуменно пожала плечами, давая знать, что она не успела его предупредить о том, что мама проснулась.
– Привет, Регина, не видел тебя сотню лет. – Симмонс встал ей навстречу и, обняв хозяйку дома, поцеловал ее в щеку. – Привет тебе от моей благоверной. Она просила передать тебе, что ждет вас с Джуной к нам в гости на День Благодарения.
– Нас с Джуной? – Красивая черная бровь Регины приподнялась в удивлении. – А как же Мэт?
Она снова подозрительно посмотрела на мужа.
– Регина, рад вас видеть, – вступил в игру Харрисон. Он встал и, подойдя к женщине, поцеловал ей руку. – Вы выглядите просто потрясающе и хорошеете с каждым днем. Как вам это удается? Моя жена, скажу по секрету, вам жутко завидует.
– Спасибо, Патрик, – вежливо улыбнулась начальнику мужа Регина. С ним и его женой она познакомилась на закрытых приемах, устраиваемых для военных офицеров и их жен министерством. – Ваш комплимент мне приятен, но он не отвечает на мой вопрос. Что тут, собственно, происходит?
Ее красивые черные глаза опять посмотрели на Танцора, и он понял, что скандала ему сегодня не избежать…
– Деррик приехал меня повидать, и полковник Харрисон любезно согласился сопроводить его, – ответил он на взгляд жены и тут же, протянув ей полупустой кувшин с лимонадом, спросил: – Не обновишь нам напиток? Жара стоит неимоверная, он уже теплый.
Регина взяла протянутый ей кувшин, с подозрением посмотрела на мужа, а потом и на Харрисона с Симмонсом.
– Вот только не нужно делать из меня дуру, – сказала она и, развернувшись, пошла к дому.
– Уф, кажется, на какое-то время она успокоилась, – произнес Симмонс, который знал о вспыльчивом характере жены Танцора и даже пару раз наблюдал ее вспышки гнева в прошлом.
– Дайте мне три дня. – Танцор перевел взгляд от удаляющейся спины жены на Харрисона. – Я обещал дочери съездить с ней на три дня в Майами-Бич.
– Два дня на Майами-Бич, – ответил вместо Харрисона Симмонс. – И один день на перелет в Штутгарт.
– Три дня на Майями-Бич и один на перелет в Штутгарт. – Танцор тяжелым взглядом посмотрел на Симмонса, и тот понял, что возражать сейчас будет себе дороже.
– Хорошо, – отвел глаза Деррик Симмонс. – Билеты я тебе закажу. Команду, которая полетит с тобой в Судан, будешь подбирать сам. Но не больше десяти человек. Иначе будет сложно скрыть ваше прибытие. А нам лишние глаза и уши, сам знаешь, не нужны.
– Мне хватит и пятерых, – прервал его Танцор и, посмотрев на Харрисона, сказал: – Я напишу фамилии. Эти люди должны будут быть в Штутгарте, когда я туда прилечу.
Харрисон кивнул и, вынув из кармана ручку и миниатюрный блокнот, протянул их Танцору. Тот записал несколько фамилий и вернул блокнот начальнику. Харрисон даже не глянул на список и убрал его обратно в карман.
– Все остальное обсудим на месте, в штабе РУМО. – Симмонс встал.
За ним встали и Харрисон с Танцором. Когда они сошли с крыльца, то увидели Регину, возвращавшуюся к ним с новой порцией холодного лимонада.
– Регина, извини, но мне позвонили, и нужно срочно уехать, – развел руками Симмонс. – Но помни, мы с Лидией ждем вас с Джуной к нам на День благодарения.
Регина кивнула и закусила краешек нижней губы, но вслух ничего не сказала. Ее черные глаза сказали Симмонсу все вместо слов.
«Вот ведь чертовка! – подумал он. – Стоит нам с Харрисоном сесть в машину и уехать, как она накинется на Танцора с упреками. А как бы она сейчас жила, если бы не эти его поездки? Эти женщины совершенно не думают, откуда у их мужей берутся деньги
