нахмурился. К словам Глеба он отнесся более чем серьезно.
– В мою тупую контуженную башку закрались кое-какие подозрения насчет того, что…
– Что он – один из наших? – продолжил за него генерал.
– Вы просто читаете мои мысли! – подтвердил Глеб.
Потапчук встал и медленно подошел к окну. С минуту он молча смотрел на безрадостный осенний пейзаж. Потом вернулся на свое место. Глеб молча наблюдал за его действиями.
– Ну, брат, это уж ахинея какая-то, – негромко сказал генерал. – Я, конечно, проверю, но… Знаешь, верится мне в это с трудом.
– Хорошо, а как он тогда вышел на этого салагу? Ну, парня, которого ножом пырнули?
– Элементарно! Да и почерк здесь, как раз таки характерный. Чистой воды уголовщина.
– Все правильно, – согласился Глеб. – Тем более, что этот мистер Икс тогда еще был в Берлине… Но вот выйти на человека из органов и склонить его к сотрудничеству… На такое уголовник не способен.
– Кто его знает? – покачал головой Потапчук. – Об этом Павлове нам вообще ничего неизвестно. Мы хорошо его окружение обработали, да вот только без толку.
– Жалко, что ж тут можно сказать?
Разговор как бы завершился. Предметным он быть не мог – не хватало информации для обсуждения. И поэтому на пару минут воцарилась тишина.
– Слушай, темнеет сегодня рано, а? – нарушил молчание Потапчук. – Надо свет включить.
– Люблю осень, – сказал Глеб.
– Ну, ты прям меланхолик, – улыбнулся генерал. – Никогда бы про тебя не подумал. Ну что ж, Глеб, отдыхай. А понадобишься – я тебя найду.
– Я в этом не сомневаюсь, – Сиверов тоже встал во весь рост. – В театр схожу, на выставку… Что-то мне общения с прекрасным не хватает.
– Почему не хватает? Ты, можно сказать, напрямую с культурой связан. Мне вот уже выше крыши.
– В смысле, с культурой пития?
– Да не только. Вот дело раскрыли аукционное. Там ведь картинки продавали всякие интересные. Взгляни.
Глеб повернулся к телевизору, действие на экране которого по-прежнему происходило в знакомом Глебу по его ночному вторжению месте. Прыгающая картинка немного мешала понять, что же заснял оператор. Но все же на пару секунд камера выхватила крупным планом живописное полотно. Там была изображена корова с колокольчиком, летящая над каким-то городком.
– Хм, а я и не знал, что там Шагала с молотка пускали, – пробормотал Глеб.
– Шагала? – насторожился Потапчук. – Да не было там никакого Шагала.
– Странно. Но очень ведь похоже. Корова над городом…
Сказав это, Сиверов немного смутился. Естественно, он не был большим знатоком живописи. Да и эту картину раньше видеть ему не приходилось.
– Хотя кто его знает? Может, подражание? – поспешил добавить он.
Но Потапчук уже схватился за пульт и стал перематывать запись, возбужденно приговаривая себе что-то под нос.
– Где Шагал? Это? – спросил он Глеба, нажимая стоп-кадр.
– Ну… я, право, даже не знаю…
– Ладно, – улыбнулся полковник. – Это я проверю. А ты ступай себе с миром.
Слепой тут же поспешил воспользоваться его советом. И через минуту он уже шагал по московской улице, радуясь тому, что беспросветные тучи, наконец, расступились, открыв путь веселящему душу солнышку.
* * *
Мужчина в старомодном сюртуке поправил пенсне и почесал бородку. Затем он кивнул сам себе, открыл рот и неторопливо произнес:
– Нет, сомнений быть не может. Эта работа значится в некоторых каталогах. Она называется «Вечер над Витебском». Очень важное, осмелюсь заметить, произведение. Хотя по своей известности оно, конечно, несколько уступает, скажем, знаменитой «Прогулке».
– Угу, – покачал головой Потапчук. – Вид у него был явно подавленный. – То есть вы со стопроцентной уверенностью утверждаете, что это Шагал?
– Ну, стопроцентной уверенности быть не может ни у кого, – чуть замялся эксперт. – Это вы сами понимаете. Хорошо бы увидеть саму работу.
Полковник обхватил голову руками и крепко призадумался. Эта информация явно поставила его в тупик. На записи можно было отчетливо расслышать, как аукционист объявляет имя автора этой работы:
– Серия живописных полотен современного художника из Перми Ивана Истомина под общим названием «Городские фантазии». Состоит из восьми замечательных работ, которые украсят ваш интерьер. Идеально подойдут для загородного домика или дачи. Хорошо сочетаются с обоями любых цветов. Начальная цена – три тысячи долларов. Итак, три тысячи долларов раз, три тысячи – два, три тысячи – три. Продано вон тому господину напротив.
К сожалению, сам господин в объектив так и не попал. Хотя вполне было ясно, кто он на самом деле: это еще одно подставное лицо.
«Кстати, не случайно, что этот лот шел сразу после печально знаменитого «Слова», – подумал Потапчук. – Совсем не случайно».
Теперь тактика Турбина была ему понятна. Картины Шагала, самая ценная вещь на этом аукционе, были выставлены на продажу сразу после этого дурацкого розыгрыша. Когда все внимание публики было привлечено именно к нему.
– Да, знал бы где упадешь – соломки бы подстелил, – побормотал генерал.
– Про-остите, что вы сказали? – с легким французским прононсом спросил собеседник.
Это был директор Российского центра Марка Шагала по фамилии Борисевич. Потапчуку пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить его отложить все дела и приехать на встречу.
«Повезло еще, что он вообще оказался в Москве, – подумал Федор Филиппович. – А иначе…»
– Простите, вы что-то говорили? – снова негромко спросил Борисевич.
– Да так, ничего. Скажите, а есть ли у вас сведения о том, кому принадлежит эта работа?
– Сведения? – всплеснул руками шагаловед. – Да конечно! Что вы, у нас есть сведения о каждом творении великого мастера.
– Можно ли узнать насчет этого?
– Естественно. Вот я с собой даже картотеку прихватил. Сейчас посмотрим.
С этими словами Борисевич вытащил из дипломата ноутбук и включил его. Потом стал быстро стучать по клавишам.
– Вот, пожалуйста, – изрек он. – Картина «Над Витебском». Находится в частной коллекции.
– Простите, а можно ли узнать, в чьей?
Шагаловед немного замялся. И полковник тут же обратил на это внимание.
– Не волнуйтесь, вы не нарушите конфиденциальности, – успокоил он Борисевича. – Вспомните, с кем вы сейчас разговариваете.
