– Смелее! – крикнул Маттос. Я отчетливо видел его серую фуражку. – Не прячь девушку за собой, никто не собирается отнимать ее у тебя!
Не пойдет, подумал я, давая задний ход и прикрываясь от жестоких глаз простреленной дверью.
– Здесь есть другой выход? – спросил я у охранника, который стоял ближе всего ко мне.
– Да, – кивнул он. – Можно вылезть с той стороны через подвальное окно.
Наверное, мои нервы были слишком напряжены, и я невольно сжал руку Ники, как тисками.
– Мне больно, – шепнула она.
– Быстрее! – поторопил я ее и потащил по лестнице в подвал.
– Я испачкаю костюм…
– Прямо иди, там увидишь свет! – кричали нам вдогон охранники.
Мы шли на ощупь, задевая какие-то столы, заставленные стеклянными колбами и пробирками. Все вокруг нас грохотало и звенело. Маленькое квадратное окно выплыло из темноты и приближалось к нам, словно картинка куста и неба в рамке.
– Хватайся за раму! – приказал я и, присев, обхватил колени девушки. Ника не успела и глазом моргнуть, как оказалась снаружи.
Я проскочил через окно и, не давая Нике опомниться, вскочил, схватил ее за руку и потащил за собой в глубь парка.
– Подожди! – жалобно крикнула Ника, по лицу которой нещадно хлестали колючие ветки. – Я не могу так быстро…
Я не слушал ее жалоб. Сейчас время решало все. Если Маттос начнет штурмовать базу, то у меня в запасе останется всего несколько минут на то, чтобы добежать с Никой до леса, а затем самому вернуться тем же маршрутом обратно.
Ника была никудышным спринтером. Она часто спотыкалась и падала, и белый костюм Анны очень скоро покрылся зелеными пятнами. Выстрелы стихли, мы слышали только треск веток да свое шумное дыхание. Когда девушка окончательно выбилась из сил, я перешел на шаг и через некоторое время спросил ее:
– Ты мне ответь, какого черта ты полезла на эту базу? Что ты здесь забыла? Зачем ты стала «косить» под «мамочку»?
– Я искала здесь своего друга, – запыхавшись, ответила Ника. – Я думала, что его держат здесь в плену.
– Какого друга ты здесь искала? – насторожился я.
– Матроса с китобойного судна. Его прогнала команда. Все почему-то решили, что он украл деньги.
Я даже остановился от такого совпадения.
– Матроса искала? – нервно ухмыляясь, переспросил я. – Его зовут Хосе, и он мечтает купить яхту?
– Да, – прошептала Ника, убирая со лба неровно подрезанную черную челку. – А ты откуда знаешь?
– Твой матрос уже месяц живет в лесу, – ответил я. – И в плен он никогда не попадал.
– Правда?! – взвизгнула Ника. – Где он? Ты его видел, да? Он жив-здоров?
– Да что с ним сделается! – махнул я рукой. – Мы договорились встретиться в полночь на берегу. Я тебе объясню, как найти это место, доберешься сама. Ясно?
Мы вышли к калитке. Она была заперта изнутри на засов, никакого замка на нем не было, что упростило мою задачу. Ну вот, подумал я, отодвигая засов в сторону и осторожно приоткрывая дверь, матрос встретится со своей возлюбленной, а потом узнает, что она беременна от… от другой девушки. Черт знает, что будет! Как Анна собирается объяснить Хосе, что ребенок, которого родит Ника, принадлежит ей? Очень сомневаюсь, что матрос когда-нибудь слышал о суррогатном материнстве. Он наверняка подумает, что здесь не обошлось без меня или какого-нибудь охранника. Вот еще одна новая проблема зреет…
Мы вышли через калитку и прикрыли за собой дверь. Перед нами зеленело сочной травой ровное поле. Я сразу заметил красные металлические штыри, торчащие из травы, как перезрелые морковки.
– Опусти руки мне на плечи, – сказал я. – И иди за мной след в след. Ты меня слушаешь?
Взгляд Ники был рассеянным. Я понял, что она озабочена не столько минным полем, сколько встречей с матросом.
– Я думаю, – произнесла она, – как объяснить ему…
– Потом придумаешь! – поторопил я. – Сначала надо добраться до леса.
– Он очень ревнивый, – продолжала думать вслух Ника, медленно идя следом за мной. – Я могла бы скрыть это от него, а потом сказать, что это его дочь, но как же быть с Анной? И девочка родится совсем беленькой…
Пот катился с меня, как весенняя капель с крыш. Я часто и тяжело дышал, а от напряжения красные колышки двоились в глазах; я неуверенно ступал по траве, опасаясь, что потеряю равновесие, упаду и Ника погибнет вместе со мной.
– Послушай, – взмолился я. – Помолчи хоть минуту. Давай доберемся до леса, а там вместе подумаем, как обуздать твоего ревнивца.
Мы прошли уже больше половины опасного пути, как вдруг позади нас, со стороны базы, раздались частые выстрелы.
– Не останавливайся! – крикнул я и участил шаги, до боли стиснув зубы.
– Комиссар обманул! – пискнула Ника. – Ведь он обещал, что не пойдет на базу, если отпустят всех «мамочек»!
– Где ты видела честных комиссаров? – проворчал я, минуя последний колышек и ступая ногой на прелую листву. – Лучше бы он брал взятки!
Нику измотало не столько нервное напряжение, сколько ходьба гуськом, и, как только мы поднялись по каменным плитам в лес, она села на землю и прислонилась спиной к стволу дерева.
– Отдохни немного, – сказал я, – и спускайся к морю. Как выйдешь на берег, иди вправо до песчаного мыса. Если увидишь незнакомого человека, то лучше спрячься среди камней.
– Темнеет, – сказала Ника, с опаской посмотрев вокруг себя.
– Это хорошо, что темнеет, – ответил я и быстро пошел в обратную сторону.
Когда я подошел к краю обрыва, то влажный морской ветер донес до меня голос Маттоса с мегафонным тембром:
– …ставлю я. И потому ты должен воспринимать их как приказы, обязательные к исполнению. Повторяю еще раз: выпусти всех медиков и генетиков! Тридцать семь человек должны стоять возле пирса через десять минут. Не вынуждай меня снова открывать огонь.
– Ты лжец, Маттос, – раздался в ответ скрипучий голос Августино. – Ты не хозяин своему слову, и мне противно разговаривать с тобой… А теперь несколько слов для солдат спецподразделения. Дорогие мои! Тем из вас, кто добровольно перейдет на мою сторону, я назначаю еженедельное жалованье в размере двадцати пяти тысяч долларов. С решением не тороплю и даю пятнадцать минут.
В бой пошли деньги и власть. Десять минут, которые комиссар отвел на размышления Августино, свалились мне на голову очень кстати, и я, приободренный этим тайм-аутом, быстро побежал вниз, но скоро остановился и замер.
Дверка захлопнулась. По краю минного поля, с моей стороны, пригибаясь к земле, быстро бежали солдаты Маттоса. Поравнявшись с красным колышком, они залегли в кусты.
«Опоздал!» – с отчаянием подумал я, понимая, что уже никак не смогу проникнуть на территорию базы, кроме как через главные ворота. Но там мне придется объяснять комиссару, куда я увел последнюю «мамочку» и почему через минное поле, а не через ворота. Второго фокуса с «парламентерством» не получится, Маттос не пропустит меня на базу. Скорее всего он наденет на меня наручники.
У меня не было даже какого-нибудь вшивого пистолетика, с которым я мог бы пробить себе путь на базу. Машинально подняв с земли палку, я быстро пошел по склону вниз, с жаждой безумца ожидая встречи с солдатом, чтобы размозжить ему голову и отобрать винтовку. Мое стремление к Анне было столь велико, что я уже не думал об опасности и не мог скрыть своих намерений.
Удар по голове был столь сильным и неожиданным, что в первое мгновение мне показалось, будто я сослепу налетел на какое-то препятствие, что-то вроде пожарного рельса, и оттого у меня в голове сначала вспыхнуло, а потом загудело. Земля стала уходить из-под моих ног, я почувствовал, как мое лицо залило кровью. Оседая, я стал хвататься за ветки, ломая их своей тяжестью, и, повернувшись, успел увидеть широкое, лунное лицо Влада.
– Вот и сквитались… – сказал он, и слова его остались где-то наверху, а я провалился в черную бездну.
* * *
Я еще не вернулся в реальный мир, но обрывочные мысли уже вращались в голове, путались, цеплялись друг за друга, образуя периодически повторяющийся набор лозунгов: «Два раза на те же грабли», «Надо быстрее к Анне», «Где я?», «Два раза на те же…»
Приоткрыв глаза, я увидел прямо перед собой чьи-то ноги в армейских брюках и высоких шнурованных ботинках. Звук, который я сначала принял за шум волн, оказался жидкими аплодисментами. Армейские ботинки плясали по рыжей пыли. Я поднял взгляд и увидел, что рослый солдат, сжав кулаки, методично наносит удары по лицу Дика. Несчастный вакуэро, умытый кровью, всякий раз после удара падал на землю, но тотчас поднимался и, мстительно глядя на солдата, принимал боевую стойку.
– Тебе еще мало? – перекатывая во рту жвачку, спросил солдат и с разворота ударил Дика ботинком по лицу. Дик, слишком легкий и тщедушный по сравнению с солдатом, отлетел на несколько шагов и упал на спину. Опять раздались аплодисменты солдат, стоящих вокруг «ринга». Мужество вакуэро все еще не было сломлено, и мой друг, размазывая по лицу кровь, опять поднялся на ноги.
