— Почему Гермеса? — не поняла она.
— Посланник богов. Быстрый, как молния. И столь же сообразительный.
— Ладно.
Она прошла, а я остался. Очередь готова была меня разорвать. Я пока упирался, но коллектив всегда сильнее. Особенно обиженный коллектив. Занавеска затрепетала, и кто-то позвал швейцара. Я не видел лица окликавшего. Но через минуту страж ворот приоткрыл дверь на ширину ладони, поманил меня. Очередь замерла, как удав в зарослях бамбука. Только хвост подрагивал от любопытства.
— Обойди вокруг здания, — тихо сказал швейцар, — во дворе служебная дверь, зеленая такая.
Врата закрылись, швейцар вернулся к своей газете, а люди в очереди ликовали — не прошел! Каждый из них чувствовал себя пограничником.
Когда я зашел во двор, то сразу увидел — возле зеленой двери стоит и нервно курит высокий парень с черными обвислыми усами. Увидев меня, он широко улыбнулся и помахал рукой. Улыбка была деланная — под усами прятались жесткие складки. А вот махал он приветливо.
— Ты с Ритой пришел, да? — спросил он.
— Точно.
— С ней не пропадешь, она баба знаменитая, — он похлопал меня по плечу и повел за собой…
Впереди — тусклый закуток, заставленный коробками и всяким хламом, и дверь.
— Дальше куда? — я озираюсь в недоумении.
— Прямо, — сказал официант, — там тебя ждут.
И он исчез. А я последовал его совету. Помещение за дверью было без окон и заставленное перевернутыми столами и цинковыми ведрами. Только одно место было расчищено — у стены напротив. Там в потрепанном кресле сидел мужчина. Он закинул ноги на поломанный столик перед собой, откинулся назад и внимательно рассматривал меня. Ясно, что он пытается показаться вялым и безмятежным, вот только глаза не безмятежные, этого не скроешь. Надо ли говорить, что я сразу узнал его. Хотя видел всего один раз, да и то в темноте.
— Виктор? — спросил я. — Ваша жена…
— П-пока что моя, — перебил он, заикаясь, — или ты с этим не совсем согласен, а, п-приятель?
— Я пришел не за тем…
— А мне нап-плевать, зачем ты п-пришел, — снова насмешливо перебил он. — И запомни, не ты п-пришел, а я разрешил тебе прийти. Если передумаю, то тебя выкинут отсюда п-пинком под твой тощий зад.
Я почувствовал перед глазами розовую пелену, словно тюлевые занавески… у меня всегда так, когда невмоготу и надо дать кому-нибудь по морде.
— Я не ссориться пришел, — усилием воли я раздвигал розовый туман перед глазами, — и мне вовсе нет дела до твоей жены.
— А чего т-тебе надо?
— Уже ищут, — сказал я. — На свалке труп…
Он ударом ноги отбросил столик и вскочил так молниеносно, что я только успел заметить, как в кулаке зажат маленький черный кастет. От кастета я увернулся, но, перехватывая руку, получил, левой в скулу. Вокруг все запрыгало, он попытался несколько раз врезать мне ногой, но мы переплелись слишком тесно для хорошего удара. Все же в какой-то момент я ослабил хватку, а он только этого и ждал, ударом локтя свалил меня с ног.
Мы покатились по полу, он выронил кастет и вцепился мне в шею. Я пытался оторвать его пальцы от горла, навалился сверху, а другой рукой шарил по полу в поисках кастета. Наконец, сжал оружие… В ушах звенело и я чувствовал — сознание уходит. Тогда занес руку и, наверное, пробил бы ему висок…
Но парень увидел занесенный кулак, хватка его ослабла, и он в ужасе закрыл глаза… Вот тогда я и ударил его — вскользь.
Я встал, держась рукой за стенку, дошел до двери и меня вырвало. Постепенно дыхание восстановилось. Обернулся. Лежавший пошевелился, потом сел, осторожно потрогал голову.
— Н-надо же так влипнуть, — сказал он, — ведь п-предупреждали — держись н-настороже.
— Кого ты хотел спасти? — спросил я. — Из-за кого ты спрятал труп?
Он молчал.
— Ты знаешь, кто убил?
Он отрицательно покачал головой.
— Тогда зачем? Зачем ты в это ввязался?
— Ты н-не поймешь, — он говорил, словно пробежал тысячу километров, — кому-то п-понадобилось обмотать шею этому п-придурку моим ремнем…
— Вот это да…
Он вздрогнул и замолчал. А я пожалел, что перебил его. И еще пожалел, что стоял спиной к двери. Потому что не услышал, как подкрались сзади. Только боль расколола затылок надвое…
* * *
Когда пришел в себя, в каморке никого не было. Под волосами за ухом вздулась огромная шишка и немного кровоточила. И скула горела — она пострадала в самом начале… Ладно, заживет. Короче, я вышел из этой истории как огурчик. Все могло обернуться плачевнее. Я пренебрег золотым правилом и подошел вплотную к осиному гнезду.
Отряхнулся, в коридоре нашел умывальник, отмыл холодной водой кровь, расчесал мокрые волосы. Потом через подсобку и кухню прошел в зал. На меня никто Не обратил внимания.
…Рита сидела за столиком и читала меню. Может, только делала вид.
— Не знала, что вы там так долго… — тут она посмотрела на меня, и глаза ее расширились. — Боже, ну у тебя и лицо…
Я усмехнулся.
— Будем заказывать? — и жестом подозвал официанта.
Другого официанта. «Наш», с черными усами, в зале показался намного позже и близко не подходил. Думаю, шишка за ухом — его рук дело.
Моя спутница изредка смотрела то на меня, то на него, но ни о чем не расспрашивала. Только когда мы пошли танцевать, она прошептала:
— Это ужасно…
— Что такое, — тихо спросил я, — неужели я наступил тебе на ногу? — Нет, но…
— Поверь, все остальное не имеет значения, — я прошептал ей на ухо.
Черные локоны щекотали мне лицо, я не выдержал, наклонился еще ниже и прикоснулся губами к ямочке над ключицей. Она вздрогнула, отстранилась, и я видел — чуть закусила губу. Но ничего не сказала. Музыка еще играла, пары танцевали в полумраке светильников, а вокруг белели опустевшие столики, и официанты лениво убирали посуду.
Мы двигались под томный вой саксофона, и сквозь ткань одежды я чувствовал тепло ее тела, а пушистые локоны снова щекотали мне губы. Она отстранялась каждый раз, когда я целовал ее в шею, ямочку над ключицей, розовую мочку уха, но руки ее лежали у меня на плечах, и вдруг я почувствовал, что она дрожит… провела ладонью по моей щеке, я повернул голову, так, что мы теперь были глаза в глаза, и губы приоткрылись, влажные и горячие, а пары танцевали, занятые собой, музыка плыла, и ресницы ее дрожали сиреневыми тенями…
* * *
На улице было совсем темно, когда мы ушли. За это время прошел дождь и воздух очистился. Он казался влажным и солоноватым на вкус.
Мы шли по утонувшим в ваксе улицам от фонаря к фонарю. Рита сама взяла меня под руку.
— Зачем ты в это ввязался? — тихо спросила она.
— Можно, конечно, сказать, мол, нельзя безнаказанно убивать людей, — я пожал плечами. — Но мне просто надо купить восемь тонн мелованной бумаги… И получается, что для этого мне необходимо сначала найти убийц директора. И какой-то чемодан с деньгами. Глупость, верно?
— Не думаю, что глупость, — она еще теснее прижалась к моему плечу. — Неужели ты не понимаешь, как рискуешь? Эти люди способны на все.
— Я тоже на кое-что способен. Особенно, когда светят десять процентов от сделки. Я имею в виду бумагу.
— Поверь мне, — она остановилась, продолжая удерживать меня за локоть. — эти десять процентов достанутся тебе тяжело. Если вообще достанутся.
— У меня просто нет другого выхода, — я покачал головой. — Я и так сижу на мели.
— Неужели ты не можешь жить как все люди?
— Почему? Я как раз и живу как все. Ты ведь тоже не просто так связалась с директором.
— Я бы давно с радостью все бросила, — сказала Рита, глядя куда-то мимо меня.
— Почему?
— Ну, во-первых, вовсе не хочется загреметь в тюрьму.
— Так серьезно влипла?
— Я была секретаршей директора и очень многое знаю про их дела. Практически все. Да еще и мой муж был его персональным водителем. Представляешь? Если бы у директора была жена, вряд ли она знала бы больше меня.
— Ну так ты, наверное, и заменяла ему эту самую жену?
— Давай не будем об этом.
— Почему?
— Я не собираюсь обсуждать с тобой свою прошлую жизнь.
— Нет, просто интересно.
— Что тебе интересно?
— Например, почему твой муж больше не водитель персоналки? Хотя, думаю, груз, который он возит нынче, не слишком отличается.
— Видишь, значит, он не прогадал, — она улыбнулась.
— И еще меня интересует, как это получилось, что целый склад бумаги оказался бесхозным?
— Не думаю, что мне следует тебе все рассказывать.
— По-моему, у нас уже установились доверительные отношения, — я улыбнулся.
— Ты слышал про аварию?
— Да. — Там вся территория заражена. Какое-то боевое отравляющее вещество. Все должны были вывезти и уничтожить… Так и сделали. По документам.