Ведь у Пуэрто не было иных причин останавливать его, кроме желания потешить свое самолюбие. Молодой болван, играющий в дурацкие игры. А сейчас не время для этого. Ответить на вызов Пуэрто или хотя бы показать, что заметил его — значит уронить себя в глазах толпящихся в приемной людей. "Его бесцеремонное поведение просто не заслуживает моего внимания", — решилДуахардо. Не сводя глаз с Пуэрто, полковник повернул дверную ручку и с деланной небрежностью распахнул дверь. Без дальнейших промедлений, слегка наклонив голову, он быстро вошел в президентский кабинет, предоставив майору бороться с бессильным гневом.
Полковник Эрнандо Молина, сидя за столом, смотрел на вошедшего. Позади него стоял полковник Сальвадо Завала, член Совета, отвечающий за внутренние дела. Положив одну руку на стул, друїую — на стол, Завала наклонился и через плечо сидящего Молины читал документ, который тот просматривал. Оглядев с порога своих товарищей-заговорщиков, Альфредо внезапно осознал, что успел лишь вымыть руки и побриться, а одет в ту же форму, которую носил, не снимая, последние двадцать четыре часа. Пропыленная, забрызганная грязью, вся в пятнах, она, к тому же, источала своеобразный запах — смесь авиационной гидравлической жидкости, пота и едкой вони горелого мяса.
Но все сомнения, которые могли возникнуть у Гуахардо относительно его вида, были скоро рассеяны тем приемом, который оказал ему полковник Эрнандо Молина, глава Совета тринадцати, президент временного правительства и крестный отец его старшего сына. Он порывисто встал, и лицо его осветилось улыбкой:
— Альфредо, дружище! Как я рад тебя видеть!
Неожиданное появление Гуахардо и внезапная бурная реакция Молины застали Завалу врасплох. Едва не сбив; его с ног, Молина стремительно обогнул стол и, обеими руками стиснув ладонь Гуахардо, принялся энергично ее трясти.
— Вот мы и добились своего, дружище. Решились, и сделали то, что уже давно нужно было сделать.
— Это только начало.
Не замечая сдержанного ответа и бесстрастного лица собеседника, он подвел его к огромному мягкому креслу.
— Конечно, предстоит сделать еще многое, но, по крайней мере, мы взялись за дело. Садись и рассказывай.
Перед тем как сесть, Гуахардо обратил внимание на ало-бело- зеленую ленту — символ президентской власти. Она была небрежно перекинута через спинку кресла, к которому подвел его Эрнандо. У Альфредо мелькнула мысль: намеренно ли Молина выбрал это место, чтобы выразить свое пренебрежение к власти, которую олицетворяла лента, или его просто переполняет сиюминутная эйфория — чувство облегчения, которое испытываешь, когда обстановка позволяет сбросить нервное напряжение и расслабиться. Если в этом поступке и был скрытый намек, он оказался слишком тонким для уставшего мозга Гуахардо, привыкшего мыслить практически. Повернувшись к ленте спиной, он сел и удобно откинулся на спинку.
Молина подошел к такому же креслу и тоже сел. Его д#иже- ния, выражение лица, все его поведение говорили о том, что перед вами — человек, у которого много дел и мало времени. Возбуждение, охватившее его, не было вызвано ни паникой, ни страхом, ни смятением. И Гуахардо, и те члены.Совета, кбторые считали Эрнандо своим другом, это отлично знали. Этот пехотный полковник пользовался в армии репутацией человеку, который не боится никого и ничего. Он сохранял хладнокровие даже в самых неблагоприятных ситуациях, и действовал с расчетливостью, точностью и беспощадностью автомата, за что И получил прозвище "Акула". Гуахардо догадался, что Молину воодушевил стремительный поворот событий, произошедших за последние двенадцать часов, поскольку он и сам испытывал те же чувства. Наверняка все члены Совета, которые, подавляя в себе страх разоблачения или неудачи, долгие месяцы вынашивали тайные планы переворота, теперь ощущали радостное облегчение: наконец-то они получили возможность действовать открыто.
— Говори же, дружище, все прошло нормально?
Альфредо прикрыл глаза и неторопливо кивнул, потом тихим, размеренным голосом принялся подробно излагать свои действия с тех пор, как он покинул Викторию.
— Президент и его кабинет, в том числе министры финансов, национальной обороны, планирования и бюджета, а также генеральный инспектор сели в президентский самолет» Два перехватчика F-5, которые должны были наблюдать за президентским самолетом, к этому времени уже поднялись в воздух и ожидали его к северу от Виктории.
Я как можно скорее вылетел из Виктории и последовал за президентским "Боингом" на своем вертолете. По пути я получил сообщение перехватчиков о том, когда и где упал самолет президента. До моего прибытия они вели наблюдение за местностью. Командир звена доложил, что, насколько они могут судить, никто не прибыл в район аварии раньше меня. И когда вертолет приземлился, те, кто был со мной, тоже убедились в этом. — Закончив рассказ, Гуахардо откинулся в кресле.
На мгновение в комнате повисла тишина. Молина ждал продолжения, и когда его не последовало, тихим, едва заметно дрогнувшим голосом задал вопрос, который терзал его больше всего:
— Удалось ли тебе лично удостовериться в том, что президент мертв?
В другой обстановке Альфредо вспылил бы и не стал отвечать на столь глупый вопрос. Но сейчас обстановка требовала точности. Осуществляя сложный и стремительный план, направленный на то, чтобы обезглавить правительство Мексики и заменить его Советом тринадцати, полковники постоянно находились под угрозой разоблачения. В такой ситуации ничего нельзя было принимать на веру, поэтому приходилось подтверждать очевидное.
Прежде чем ответить, Гуахардо поднял взгляд к потолку.
— Когда самолет упал, он находился почти в вертикальном положении, носом вниз, и поэтому сложился в гармошку. Попробуй. представить себе огромный "Боинг-727", спрессованный в груду металла, размером меньше одной пятой его обычной длины.
Гуахардо помолчал, чтобы собеседник лучше усвоил эту информацию.
— Почти сразу же вспыхнул пожар, охвативший не только обломки самолета, но и всю прилегающую местность. Когда я прибыл, огонь еще бушевал. Расплавленный алюминий и искореженные обломки спеклись в огромную тлеющую глыбу. Сумей я даже подобраться ближе, все равно у меня не было никакой возможности определить, какие из обугленных останков принадлежат президенту.
Обратив немигающий взор на Молину, он добавил:
— Сомневаюсь, что это смог бы сделать даже лучший из наших патологоанатомов.
После этих, слов оба погрузились в молчание. Молина заговорил первым:
— Прости, дружище, что я так дотошен. Просто мне было необходимо услышать это. Сам понимаешь — меня до сих пор преследует кошмар — переворот в России несколько лет назад, который закончился провалом.
Не глядя на него, Гуахардо покачал головой и ответил:
— Русские сваляли дурака. Им не хватило пороха сделать то, что от них требовалось. — Ухмыльнувшись, он посмотрел на Молину. —- Знаешь, это даже забавно. Те самые люди, которые ввели в обиход поговорку: "Не разбив яиц, яичницы не изжаришь", — не нашли в себе смелости устранить Ельцина и Горбачева. Кто бы мог подумать, что мы доживем до такого дня, когда шеф КГБ не решится спустить курок?
Эрнандо вздохнул и с усмешкой проговорил:
— Да, кто бы мог подумать... Ну что ж, дружище, по крайней мере, мы учимся на их ошибках. Похоже, никто из наших братьев не страдает от недостатка храбрости.
Потом Альфредо, лицо которого снова превратилось в бесстрастную маску, без обиняков спросил, сколько еще времени ему и другим членам Совета тринадцати придется делать вид, что смерть президента была простой случайностью, а не первым ударом, нанесенным новой революцией.
Молина, обрадованный тем, что полковник сменил тему, улыбнулся:
— Скоро, дружище, уже совсем скоро. Сегодня в полдень я сделаю официальное заявление. А пока будем молчать. Наша хитрость удалась. Все крупные чиновники, как и руководство оппозиционных партий, узнав о том, что самолет Монтдльво исчез, ринулись в свои кабинеты. Похоже, всем им не терпелось выяснить, нельзя ли продвинуться хоть немного вверх в результате смерти президента, и никто из них не был готов к приему, который их ожидал.
"Да уж, — подумал Гуахардо, — многих наверняка потрясло то, что они обнаружили в своих кабинетах". Он ясно представлял себе, что там проиходило. После сообщения о смерти Мон- тальво его советники и помощники, как и лидеры ОСПМ и ПНД, кинувшиеся в свои офисы, обнаружили там молодых офицеров, которых подобрали специально для этой цели члены Совета тринадцати. В каждом кабинете офицер, вместе с которым были двое или трое вооруженных солдат, поступал с его хозяином согласно приказу: либр сажал ошеломленного чиновника под арест, либо, как выражались в своих секретных донесениях сотрудники ЦРУ, "прямо на месте поражал объект, нанося ему непоправимый ущерб". Немногие успевали понять, что это — те самые люди, которые, спровоцировав рабочие волнения, способствовали углублению кризиса, подготовившего почву для новой революции. Теперь, когда все уже произошло, Альфредо был согласен: лучше действовать такими методами, чем наводнить страну бандами вооруженных солдат, которые рыскали бы повсюду и убивали всех, кто попадался под руку.
