– С одним условием: что ты придешь сюда до завтрашнего утра. Потом Бабичева увезут отсюда. Даже нашим морпехам охранять его не доверяют, ищут сейчас более надежное место и еще более надежную охрану. Скорее всего, поместят в камеру-одиночку, там, где плавучий ресторан. Попасть туда тебе будет проблемно. Хотя… Придумаем что-нибудь. Пойдем.
Уже повернувшись к выходу из хижины, капитан Лестер заметил стоявшего за его спиной вьетнамца-переводчика.
– А ты чего здесь? Ведь понял же, что Бабичев говорит по-английски, значит, в твоих услугах мы не нуждаемся, и надо было сразу сваливать.
Переводчик, ни слова не говоря, вышел.
Пол сказал:
– Мы же его сами сюда пригласили, стоило ли с ним сейчас так грубо?..
– Стоило. И сейчас, и до, и после. Люди каменного века. Я их терпеть не могу – и северян, и южан.
Они вышли наружу.
Переводчика уже не было видно.
Информация для размышления
Самолеты на посадку в Шереметьево шли значительно левее, чаще с этой территории «пионерского лагеря» их не было видно из-за высоких деревьев, и обнаруживали они себя только низким гулом. Вот опять пролетел, и Полковник по работе двигателей определяет даже его марку…
Он много раз летал сам и приземлялся в этом же аэропорту. Пытался сверху разглядеть затерянные в лесу строения «лагеря», и иногда это удавалось. Но те, кому очень надо, естественно, знают предназначение территории, обнесенной высоким забором, и в иллюминаторы не пялятся. Это для своих грибников и охотников она просто охраняемая запрещенка, вокруг которой днем и ночью тоже с лукошками ходят крепкие зоркие парни, не разрешают и приблизиться к забору. А в Лэнгли, Полковник знает это точно, есть подробная схема «лагеря», на которой здания вычерчены с точностью до сантиметра и помечено, что это объект КГБ.
Черт с ним, со зданием. Проблема сейчас в другом: чтоб за океаном не узнали о группе Пятого. Вернее, не узнали до той секунды, пока Пятый не выполнит возложенную на него миссию. Тяжко будет ее выполнить. Очень тяжко. Вот стоит рядом капитан с папкой, принес шифрограмму. Читать ее невесело.
«Летчик переведен объект Альфа-2. связи с пятым по-прежнему не имею. Макс».
Негоже думать о плохом. Но варианты надо иметь на всякий случай жизни.
Не отрывая глаз от шифровки, Полковник спрашивает:
– Я просил вас разжиться оперативными съемками наших чекистов – по задержаниям шпионов.
– Задание выполнено, товарищ полковник. Есть и оперативные закрытые, есть и те, что предназначены для открытого пользования, для прессы. Нам дали даже фрагменты допросов. Весь материал объемом в тридцать семь минут.
– А сокращенный вариант?
– Сокращенный вариант – в двенадцать.
Легко работать с такими ребятами. Понимают с полуслова, никаких лишних вопросов, никакой отсебятины.
Полковник смотрит на часы:
– Давайте тридцать семь минут.
– На которое время?
– Готовьте аппаратуру, я прямо сейчас спускаюсь.
В малом просмотровом зале, рассчитанном на пару десятков человек, он сидел один. Капитан был за стенкой с киномехаником и спросил в окошко:
– Включать?
– Да. И запишите весь текст, сделаете потом распечатку.
Пошли черно-белые кадры оперативной съемки: вечер, московский парк, пруд, неопрятный рыбак с удочкой, у ног его ведерко с ротанами. К нему подходит человек в легком свитере, спрашивает с улыбкой:
«Их едят?»
«За милую душу. Только отойди подальше и не задавай больше глупых вопросов: ты мне мешаешь».
«Вас понял».
Человек в свитере осматривается. Недалеко целуется пара, больше никого. Он идет к пустующей скамейке, садится, вытаскивает сигаретную пачку. На аллее показывается прохожий, мужчина лет пятидесяти, лысый, в очках. Он обращается к сидящему:
«Не угостите сигаретой?»
Тот протягивает ему пачку:
«Забирайте все».
Мужчина берет пачку.
Тотчас целующиеся и рыболов оказываются рядом, объектив высвечивает и других невесть откуда взявшихся людей. Слышны вопросы-ответы.
«Вы знаете, что в сигаретной пачке?!» – это к лысому.
Тот кивает:
«Да. Фотоаппарат, деньги».
«Вы знаете, кто вам передал их?»
«Да. Этот человек знаком мне как Витор Эйджи».
Камера переключается на лицо человека в тонком свитере. Тот говорит возмущенно:
«Это ложь! Я не знаю этого прохожего, и я не Эйджи».
Рыболов тут же соглашается с ним:
«Да, вы не Эйджи, мы знаем, вы Артур Меллинджер, сотрудник американского посольства».
Пошли другие съемки. Автотрасса, черная «Волга», судя по номерам, ленинградская. Группа крепких мужчин подводит к машине некого гражданина – в трико, спортивной куртке с надписью «СССР» на груди, в дешевых кедах. Ни дать ни взять – ветеран отечественного спорта, совершающий прогулку. Но текст говорит о другом:
«Задержан гражданин США во время закладки материалов шпионского характера в тайник, оборудованный в лесопарковой зоне в форме гриба чаги. Он сразу же дал признательные показания…»
Далее идет третья съемка. С экрана телевизора ведущий с узнаваемым лицом вещает в эфир:
«Сотрудники Комитета государственной безопасности пресекли деятельность целой шпионской сети. Одновременно в Горьком, Ярославле, Ленинграде и Москве задержаны шесть кадровых разведчиков ЦРУ, работавших под прикрытием дипломатических и торговых представительств США…»
Крупным планом показаны фотографии задержанных, их фамилии, должности.
Экран гаснет.
Капитан считает возможным дать пояснения прямо через окошко:
– Товарищ полковник, последний материал предназначался для эфира, но его изъяли буквально за два часа до показа.
– Может, и правильно, – сказал Полковник. – Зачем карты светить? На эту тему и в дальнейшем отслеживаем всю информацию, ясно?
– Так точно. А что ответить Максу?
Полковник встал с кресла, пошел к выходу из просмотрового зала, зачем-то щелкнул выключателем, врубив, но сразу же погасив люстру под потолком. Капитан уже стоял рядом с ним, ожидая распоряжений.
– Макс… Пусть надеется, что связь с Пятым восстановится. И готовится помочь ему.
Циркач занял хорошее место для обзора. С развилки дерева, где он устроился, была хорошо видна поляна. На ней Хук с Физиком сидели над рацией, а Пятый с Пирожниковым тоже изучали схему, но уже без радиодеталей. На земле была начерчена схема базы «Зет 421:52», ягодами и веточками обозначены находящиеся на ней объекты.
– Запоминай, – говорит Женьке Платов. – Здесь вертолетная площадка, за ней, ближе к углу, стоят углом две стены из бетонных блоков. Это их тир. А нужная нам хижина, где, скорее всего, и держат Бабичева, расположена слева от выхода, дверь одна, вот с этой стороны…
Пирожников спрашивает:
– Вы были уже на их базах?
Платов игнорирует вопрос и продолжает инструктаж:
– Мы берем летчика, и по моему сигналу ты бежишь к реке. Смотри сюда внимательно. С вышки этот участок не обстреливается, мешают деревья. Потому плот мы расположим здесь…
– А откуда вы знаете про деревья?
Платов лишь вздыхает на очередной вопрос Пирожникова.
Хук подходит к ним, присаживается на корточки:
– До чего ж ребенок любопытный попался! Это наша работа, понял? Вот ты что-то знаешь досконально?
Пирожников отвечает не задумываясь:
– Да. Физиологию женщины, где и какие органы у нее расположены.
– В таком случае слушай и запоминай, чтоб в один из этих органов не попасть, понял?
Командир спрашивает у Хука:
– Как у Физика дела?
– Пара деталей нужна. Может, мы с ним прогуляемся к дороге?
– Нет. Нам все равно переходить трассу, вот там и поглядим, что к чему.
– Добро. Пойду еще Физику помогу. Он там над одной вещичкой колдует…
Хук поднимается, уходит, и Физик протягивает ему крохотные круглогубцы:
– Подержи-ка, вот здесь…
Пирожников вытягивает шею, стараясь увидеть, что они там мастерят, но Платов опять обращается к нему:
– Не отвлекайся. От тебя тоже судьба операции зависит, пойми это. Главное: никакой самодеятельности, никаких экспромтов! Твое дело – сесть на плот, проплыть двести метров, спрыгнуть на берег, а плот оттолкнуть. Там течение такое, что его потянет к другому берегу, и это собьет ищеек со следа, если что. А ты отправишься по прямой к своему дивизиону.
– А вы что, не туда разве пойдете?
– Не туда. Нам, Пирожников, в Москву надо, а тебе еще тут местных женщин любить.
Женька притворно глубоко вздохнул:
– Так не разрешают.
– И правильно, между прочим, делают. Ты знаешь, что такое мужское достоинство?
Пирожников коротко хохотнул:
– Кто ж не знает…
– Правильно думаешь, – сказал Платов и постучал пальцем по лбу. – Голова. И в нашем возрасте при ее помощи уже самому надо понимать, что и к чему может привести.
– Ну и к чему плохому это меня приведет?
– Головой-то надо своей думать, да не только о себе. Женщине хуже не станет? Жизнь у нее не сломается?
