А дальше? Чирику обещали свободу? Он должен был уехать? Или его тоже ждала судьба женщины-снайпера? Чирику и женщине не повезло…
Зато на митингующей площади кому-то уж точно повезло, вяло подумал Куделькин, чувствуя, что промокшая от пота рубашка начинает потихоньку обсыхать на спине. Женщина-снайпер, понятно, должна была шлепнуть какого-то страдальца за народ. Независимого или зависимого, это сейчас не важно. Главное, страдальца. Чтобы сразу после выстрела неутомимый полковник Лыгин мог выбросить в общество через средства массовой информации тучу слухов, с ног на голову переворачивающие все обычные представления о добре и зле.
И шлепнула бы, подумал Куделькин. Все-таки профессионалка. Вон какие у нее длинные и сильные пальцы. Правда, нажать на спусковой крючок женщина-снайпер не успела. А это значит, вдруг пришло в голову Куделькину, что полковнику Лыгину, если он все еще руководит Особой группой, придется срочно менять игру. А возможно, и игроков. Если, конечно, остались еще игроки.
Записав показания Куделькина, Лыгин спрятал диктофон в карман и спросил:
— У тебя дома есть кто-нибудь?
— Никого, — устало ответил Куделькин.
— А этот человек, с которым тебя видели в последнее время?
— Это друг отца, — сдержанно пояснил Куделькин. — Прилетал в гости. Малость не вовремя. Но он уже улетел. Еще утром. В Москву.
— Давайте спустимся к вам, Юрий Иванович, — кивнул Лыгин. Он все время путал обращения, без всяких причин переходил с «вы» на «ты», и наоборот. — Здесь сейчас появятся специалисты. Они и займутся квартирой Рогожина. Когда мы им понадобимся, они знают, где нас найти.
— А они успеют привести квартиру в порядок до появления деда?
— Разумеется. Здесь все отмоют и застирают, — кивнул Лыгин. — Здесь все приведут в должный порядок. В квартире не останется чужих следов. Даже плед будет брошен на диван так, как это делает сам дед Рогожин. — Лыгин внимательно посмотрел на Куделькина. — Хорошая работа. Все пять пуль в цель. Этот Чирик, кажется, стоял прямо на фоне зеркала?
— Да, — кивнул Куделькин. — Зеркалу повезло. Кажется, ни одна пуля не прошла навылет.
Не глядя друг на друга, они спустились в квартиру Куделькина и молча прошли на кухню.
И вдруг Куделькин заорал. Он рывком привлек к себе Лыгина, ухватив его за лацканы пиджака, и заорал, дыша прямо в лицо отшатнувшемуся полковнику:
— Отпустите меня, Юрий Иванович, — негромко, но строго приказал Лыгин. Он смотрел на Куделькина холодно и внимательно. — Не забывайтесь, Юрий Иванович. Определенный риск всегда входил и будет входить в наши профессиональные обязанности. К тому же не ваше дело обсуждать действия старших по званию. Вы слышите? Отпустите меня и прекратите орать.
Странно. В холодных глазах полковника Лыгина Куделькин-младший вдруг явственно уловил что-то вроде понимания.
— Извините, — негромко выдохнул он.
— Ладно, Юрий Иванович. Не стоит извиняться. Все устали. Вы, наверное, больше, чем кто другой.
— Хотите выпить? — уже смиряясь, спросил Куделькин.
— Нет, Юрий Иванович, спасибо. Не хочу. И вам не советую. У моих ребят могут возникнуть вопросы. Хорошо, если вы ответите на эти вопросы точно и сразу. Может, потом… — улыбнулся он. — Когда ребята закончат. — И попросил, поправив пиджак и закуривая: — Включите, пожалуйста, телевизор.
На кухне телевизор стоял у Куделькина на холодильнике. Не глядя, Куделькин ткнул пальцем в переключатель. Экран, медленно нагреваясь, наполнился шипящим матовым светом.
— Чего это вы держите такое старье? — неодобрительно покосился Лыгин. — Он у вас небось черно-белый?
Куделькин неопределенно пожал плечами.
Пока закипала вода для кофе, они молча, не глядя друг на друга, курили и смотрели на экран. Транслировали митинг. Один из ораторов яростно потрясал наручниками.
«Мы спрашиваем, где порядок? Где порядок, необходимый для поддержания нормальной жизни? Нам никто не отвечает. Почему власти молчат? Почему лидеры бандитских группировок вместе с коррумпированными начальниками от милиции лезут в областную думу? Почему губернаторское место вызывает в представлении простых людей прежде всего мысль о богатой кормушке?..»
Бурундучьи щеки оратора тряслись.
Коленом и локтем! — подумал Куделькин-младший с внезапной и непонятной ненавистью. Коленом и локтем! Только так. И повторить. Еще и еще раз повторить. Тысячи людей на площади. Они вопят, прыгают, пытаются слушать И нет никого, кто встал бы на трибуну и сказал: всё, хватит! Коленом и локтем! Каждого. Кто посмеет встать на пути.
Куделькина снова затрясло.
Подумать только! Неужели полковника Зимина убили в грязной, обожженной химическими выбросами лесополосе только ради того, чтобы какой-то хмырь с бурундучьими щеками называл себя независимым кандидатом в губернаторы и потрясал перед толпой дураков наручниками? Неужели капитана Маслова взорвали в сауне ремзавода только ради этого трепла с наручниками? Неужели капитан Витька Ларин застрелился в Чечне только ради того, чтобы этот хмырь с бурундучьими щеками мог теперь так смело потрясать наручниками на площади перед своими же потенциальными избирателями?
Что он обещает? Почему они вопят так торжествующе?
А сам-то! — зло подумал Куделькин. Разве сам я кручусь не ради того же хмыря с бурундучьими щеками? Разве не его деньгами оплачена, и щедро оплачена, работа Особой группы? Что, в конце концов, я знаю о происходящем? Кто вообще знает правду о происходящем? Может, Лыгин? Может быть.
Он закурил:
— Ладно. Мы выпьем потом. Когда сделаем дело. Извините меня, Иван Федорович. Сорвался. — И спросил: — Когда мне выходить на службу?
Лыгин холодно усмехнулся. Он смотрел на капитана Куделькина все с тем же странным печальным пониманием в глазах.
— Вам не надо выходить на службу, Юрий Иванович.
— Вы меня не поняли, Иван Федорович. Я хочу знать, выходить ли мне на службу прямо с утра в понедельник или мне будет предоставлено несколько дней для отдыха?
— Вам не надо больше выходить на службу.
— Теперь я вас не понял, Иван Федорович.
— Вы же подавали рапорт об отставке?
— Да, конечно. Но это входило в условия игры.
— Вот именно, — негромко ответил полковник Лыгин, и печальное понимание в его глазах сменилось отчужденным казенным холодком. — Особая группа пока что не оправдала надежд Условия игры остаются в силе.
— Как это понимать?
— Ваша отставка принята.
В аэропорту Валентин в это время сидел на деревянной скамье перед входом. Он тянул из бутылки пиво, курил и ни о чем не думал. Старался не думать.
Время от времени он машинально пытался вырвать взглядом из мельтешащих вокруг людей тех, кто вполне мог, наверное, следить за ним, кто вполне мог интересоваться им как фигурантом, но таких почему-то не находилось По крайней мере, ничего подозрительного Валентин не замечал.
Небритый бомж с подбитым глазом, с жалкими узенькими прокуренными усиками под вялым носом, какой-то длинный, нелепо разболтанный, подошел и на корточках присел в трех шагах от скамьи
— Чего тебе?
— Да я бутылочку — жалостливо заканючил бомж. — Ты ведь оставишь бутылочку? Ты ведь не заберешь ее с собой?
Валентин молча протянул бутылку бомжу, и тот,жадно прикончив остатки пива, аккуратно сунул бутылку в грязную холщовую сумку, где уже позвякивала пара таких же.
— Мне бы на городскую свалку, — жалостливо, как чайка, проканючил он. Веко подбитого глаза у бомжа подергивалось. — Там, на свалке, знаешь… Там чего только нет!
— Вот и вали на свалку.
— Ну ты ска-а-ажешь… — протянул бомж. — Там же такие волки! Пасть порвут.
Это точно, порвут, покачал головой Валентин. И вдруг очень ясно, со всеми подробностями вспомнил разговор со своим соседом по самолету, с которым всего несколько дней назад рано утром появился в Новосибирске.
