Бессарион считал, похоже, что его звонок своему командованию встретил полное понимание. Да это и было, собственно говоря, естественно.
– Дали рекомендации по маршруту. Примерно то же самое, что я предлагал сам. И дали имена людей, к которым можно обратиться смело. С ними уже связались. Они помогут.
– У меня такое впечатление, что я в Грузии нахожусь, а не ты в России. Ты на моей земле помощь находишь. Но я на твоей найти не смогу…
– Как так? – не понял Мерабидзе. – А я? Разве я – не помощь?
– Я не про то. Я про то, что в случае гипотетического побега с тобой из Грузии я не смог бы найти там помощь. Из Грузии, а не в Грузию…
Бессарион на такое хитрое переплетение понятий только плечами пожал. Русский язык он знал достаточно хорошо, наверное, когда-то и учился в России или еще в Советском Союзе в последние годы его существования. Но многие понятия все же путал. И предпочитал голову себе не загружать.
– Это хорошо, когда командование поддерживает, – прервал сомнения грузинского подполковника подполковник российский, переводя разговор в нужное русло. – Меня вот не поддерживают, хотя и не сдают. Я и за это благодарен. Но что у нас впереди? Маршрут сильно меняется?
– Почти не меняется. Но я сам не знаком с людьми, к которым тебя вел, и потому вынужден был позвонить в Тбилиси, чтобы им дали команду встретить меня.
– Вот как, – усмехнулся Тамаров. – Команду людям на российской территории? Я, конечно, не контрразведчик, и тебе в этом, можно сказать, повезло, иначе у меня мог бы профессиональный инстинкт сработать. А такой инстинкт бывает сильнее инстинкта самосохранения. К счастью, у меня существует только инстинкт разведчика и диверсанта. А контрразведкой пусть контрразведчики интересуются. Им за это жалованье платят.
– Меня такой подход устраивает, – согласился подполковник Мерабидзе. – Я только что в разговоре обсуждал этот же вопрос. Не слишком ли рискованно вести за собой офицера российской разведки? Мое начальство в тебе сомневается. Но я попытался убедить их в безвыходности твоей ситуации. Меня просили поговорить с тобой серьезно. В качестве гарантии мое руководство просит дать твой домашний адрес.
Это было высказано словно бы мимоходом, как само собой разумеющееся.
– То есть за то, что я не только сам бежал, хотя мог бы бежать и просто один, тебя не дожидаясь, а помог убежать и тебе, ты желаешь взять в заложники мою семью? – с милым невинным любопытством Артем Василич попытался посмотреть в глаза Бессариону. Тот смотрел в землю.
– Извини… – ответил, наконец. – Это было требование моего руководства. Но без этого условия я не могу вести тебя туда, куда сам идти намереваюсь. Я человек военный и не могу ослушаться приказа. Пойми меня правильно. Ты тоже человек военный. И должен это понять. Мое руководство подозревает, что ты – «подсадная утка». Пусть это не так, не возмущайся, но это вполне допустимый вариант.
– Я не сомневаюсь в тебе. Я сомневаюсь в твоем руководстве. Но если они опытные циркачи, я могу дать им адрес. Он легко запоминается: ДОС, дом номер четыре. Улицы и номера квартиры нет.
– При чем здесь циркачи?
– Голову в пасть льву суют только в цирке… Знаешь, что такое ДОС?
– Нет.
– Это аббревиатура. ДОС – дома офицерского состава. Жилой военный городок на территории бригады спецназа ГРУ. У твоего командования есть пропуск для входа на территорию бригады? Прошу пожаловать… Там мило встретят… Только у нас там прокуратуры нет, и вообще прокурорские методы не в моде. Там военные отношения, и даже протоколы допроса не пишутся. Влепят в вену укол скополамина[8] и начнут беседовать, чтобы выяснить, в какую сторону я пошел… Сообщай… Советую сунуться… Может, повезет, и прокуратуре разрешили следить за семьей внутри городка. Тогда твои проверяющие в прокуратуру попадут и твое место займут… Только им может так не повезти, как тебе, и не окажется у них сокамерника с моей подготовкой. Тогда – суд и «зона»…
Подполковник Мерабидзе вздохнул непритворно.
– Не обижайся на меня. С твоего разрешения, я позвоню и объясню ситуацию.
– Звони… – пожал плечами Тамаров. – Только быстрее. Нам идти еще далеко…
И сам отошел на пару шагов в сторону, сел на камень и отвернулся. Бесо набрал номер и стал разговаривать. Естественно, разговор велся на грузинском языке. И долго не продлился.
– Идем, Василич… – позвал Бессарион.
– Что твое начальство?
– Что оно может сказать? Мне порекомендовали соблюдать осторожность… В случае осложнения рекомендовали застрелить тебя сразу, без разборок…
– Спасибо за предупреждение. Я сам, честно говоря, подумывал, стоит ли мне с тобой идти. Не проще ли было бы одному пробраться через все заслоны… А не то, если вместе с тобой попадемся, мне могут «двести семьдесят пятую» припаять… А «государственная измена» у нас судится строго… Боюсь только, ты без меня не пройдешь. Ладно. Посмотрим. Может быть, я тебя с рук на руки твоим друзьям передам, посмотрю, на что они способны, да и уйду своим путем. Время покажет…
Артем Василич старался не показать обиды, но глаза у него все же были холодными, и смотрел он более отчужденно, чем раньше…
* * *
До поста шли быстро. Но расстояние было слишком невелико, чтобы полностью, что называется, включиться в маршевое движение, как это было ночью. Ночью подполковник Тамаров умышленно задал высокий темп, который вообще-то был им насущно необходим, но одновременно спецназовец присматривался по мере возможности к Бессариону и прислушивался к его дыханию, чтобы знать на будущее, если возникнут форсмажорные обстоятельства, возможности партнера. Но шел грузинский подполковник на удивление хорошо, дышал ровно и показывал неплохую физическую форму. Видимо, не зря он легкой атлетикой занимался, и тащить его на себе необходимости не возникало. Да и характером Бесо обладал упорным и умел заставлять себя перешагивать через собственную усталость.
Путь они выбирали такой, чтобы их не было видно с дороги. А там уже началось движение, и машины шли практически одна за другой в ту или иную сторону. Идущие из Чечни едва ли надумают вернуться, если кого-то увидят в стороне. А вот идущие в сторону поста представляли опасность, и от них необходимо было прятаться. Хорошо еще, что движение было не настолько плотное, чтобы невозможно было хотя бы время от времени идти в полный рост.
На административной границе Чечни, насколько помнил Артем Василич, много раз проезжавший это место, дорога проходила через низину меж двух возвышенностей. Прямо на асфальтовое полотно там были выставлены тяжелые железобетонные фундаментные блоки, перегораживающие правую полосу движения, а через двадцать метров точно так же перегораживающие левую полосу, чтобы машины, идущие что в одну, что в другую сторону, не могли миновать посты на высокой скорости. Когда-то здесь даже шлагбаум был, но времена изменились, и шлагбаум убрали.
Раньше проезд охранялся постом российской армии, временами здесь даже бронетранспортер держали. Потом на смену армии пришла милиция. Бронетранспортер все же оставался еще некоторое время, потом и его перегнали куда-то в более напряженные места. А пару лет назад пост ставропольской милиции сменила милиция чеченская. Иногда здесь вообще стоял только пост дорожно-патрульной службы без усиления, иногда усиленный омоновцами.
Дорога с двух сторон прикрывалась невысокими, но очень густыми кустами. Вдоль всего асфальтированного полотна, уже по другую сторону от кустов, была прокопана достаточно глубокая канава-кювет. А по ту сторону канавы и кусты были вырублены на расстояние метров в тридцать, и даже трава регулярно выкашивалась, потому что здесь в округе рос высокий ковыль, в котором легко было бы спрятаться.
К посту следовало присмотреться внимательно, и лучше всего это было сделать со стороны.
– Здесь стоим… – сказал Тамаров, сопровождая слова жестом, чтобы остановить разогнавшегося Бессариона.
Голос Артем Василич умышленно приглушал не потому, что пост был рядом – до него еще десять метров подъема на сопку оставалось и метров полста спуска. Но мало ли кто пожелал прогуляться по окрестностям. Кроме того, сопка со стороны Ставропольского края намного превосходила высотой сопку со стороны Чечни, и раньше здесь, чуть ниже вершины, был стационарный наблюдательный пост, усиленный пулеметной точкой, откуда просматривалась вся дорога до вершины противоположной сопки. Подполковник Тамаров о существовании наблюдательной точки знал и потому предположил, что подразделение, выставленное для усиления поста, чтобы иметь обзор, могло бы и на старую, давно заброшенную точку выставить своего наблюдателя. Конечно, без пулемета, поскольку пулеметом пространство перекрывается на случай силового прорыва. Здесь же говорить о силовом прорыве не приходилось, следовательно, хватило бы и одного наблюдателя. По крайней мере если бы сам Тамаров командовал усилением поста, он наблюдателя выставил бы обязательно.
