Сложно сказать, что такое дух пейзажа и в чем именно он выражается: ни по климатическим, ни по другим параметрам это место не должно было вызывать такие ассоциации, и все же и азиат, и европеец безошибочно узнали бы обитающий здесь восточный привкус. Во всем чувствовалась невидимая рука, приручившая некогда дикую природу и перекроившая ее на свой манер. Пожалуй, благодаря этому духу и черная одежда ниндзя, командовавшего на дороге атакой, смотрелась на фоне сада уместно и естественно, в то время как европейский костюм стоящего рядом человека вызывал ощущение некоторого диссонанса.
Собственно, ниндзя был одет уже иначе, исчезла с его лица и маска, открывая довольно красивые черты, может быть, слишком жесткие на взыскательный вкус. Впрочем, он был предельно гармоничен, и выражение его лица (точнее, отсутствие такового) тоже вписывалось в общую картину.
Да, выражение подходило лицу, лицо — одежде, одежда — саду. Рисунок (или татуировка?) на щеке сэнсея и черные усики только подчеркивали это, внося в облик командира ниндзя живую деталь.
Сидящий в плетеном кресле европеец заслуживает более подробного описания. Его черты были неправильны и крупны (и в то же время их нельзя было назвать неприятными), при этом в них крылась какая-то противоречивость. Плоский лоб и резко очерченный нос с горбинкой контрастировали с чувственными губами, холодный безжалостный взгляд не сочетался с холеными ухоженными руками. В нем ощущалась самоуверенность, правда, суетливая, будто бы не имеющая под собой истинно твердой основы и потому нуждающаяся в постоянном подтверждении извне. Даже манера разговаривать с собеседниками несколько свысока говорила о том, что его положение определяется скорее деньгами и работой чужих рук, чем силой его личности.
— Что случилось? — капризно скривились губы Виктора Ортеги (так звали сидевшего в кресле; во всяком случае, таково было его официальное имя).
— До сих пор все шло хорошо.
Черная Звезда — таково было имя японца — промолчал.
По его мнению, вопрос не имел смысла: раз дело не вышло, надо было не искать виновных, что, судя по тону, собирался делать Ортега. Когда в деле хотят разобраться всерьез, слова произносятся совсем иначе.
Вообще, кто-либо другой на его месте мог счесть себя оскорбленным — упрек слишком явно адресовывался именно ему. Но Черная Звезда был выше мелочных обид. Лишь собственная оценка того или иного происшествия, собственные ощущения были важны для него: мнения других людей при желании не так уж сложно было и переменить. Кроме того, Ортега нуждался в его помощи гораздо больше, чем могло показаться со стороны.
— Еще одна такая ошибка, — кипятился Ортега,
— и нам придется свернуть все операции. Там был очень ценный груз…
— Вы его получили.
— Не весь, далеко не весь… — пальцы Ортеги забарабанили по колену.
Ему было необходимо высказать свое неудовольствие вслух — только так он мог приобрести утраченное равновесие.
Ортега не любил неудач, особенно возникавших «на ровном месте» — в делах, кажущихся верными. Такой обещала быть операция по изъятию груза из собственности военной базы, и свыкнуться с преподнесенным судьбой сюрпризом он никак не соглашался.
Черная Звезда не шелохнулся, его можно было принять сейчас за каменную статую.
— Там был ниндзя, — сдержанно проговорил он, добавляя несколько слов на родном языке.
Ортега, недовольно морщась, встал, но, пройдя несколько шагов, опустился снова на стул, расположенный возле небольшого столика.
Черная Звезда последовал за ним.
— Говори по-английски, — буркнул Ортега себе под нос.
Ему хотелось сорвать на ком-нибудь свое плохое настроение, но ниндзя-профессионал был для этого слишком малоподходящим объектом, так что кипятился Ортега главным образом молча.
— Там был американский ниндзя, — повторил Черная Звезда.
Как ни странно, в этот момент его взгляд можно было принять за печальный (сосредоточенность у каждого проявляется по-своему).
— Что? Откуда он мог там взяться?
Легкий ветерок промчался по террасе, заставляя вздрогнуть розовеющие в вазоне азалии — можно было подумать, что им передалось состояние хозяина.
— Я не знаю, как это могло произойти, — взгляд ниндзя становился все более отрешенным. — По нашим законам, за передачу секретов Востока людям Запада полагается смерть. И все же ошибиться невозможно: там был ниндзя-американец.
Руки Ортеги судорожно сжались в кулаки, на которых тут же набухли синие шнуры вен.
— Мне не важно, кто это был, — процедил он сквозь зубы. — Я должен был получить за этот груз четыре миллиона. Понятно? Вот что интересует меня. А этого, своего ниндзя, можешь… убрать!
Ортега провел ладонью по смуглому жилистому горлу.
Ниндзя проследил взглядом за его жестом, и на желтоватом каменном лице впервые появилось вполне человеческое выражение.
Черная Звезда улыбался.
Солнце еще не успело сесть — только край неба сделался рыжеватым да жара утратила полуденную сухость, наполняясь тяжелой, истинно тропической влажностью, — когда к дому полковника в городе подъехал грузовик с надписью вдоль борта: «Овощи и фрукты».
Возможно, раньше она отвечала истине, но в данном случае машина везла совсем иной груз…
Дверца распахнулась, и оттуда вышла молодая девушка с темными волосами, одетая в довольно странного фасона юбку, с разрезов на которой свисали растрепавшиеся нитки. Следом за ней на землю спрыгнул плечистый парень с серо-голубыми глазами.
Усталость настроила Патрицию на минорный лад: теперь она говорила мало и больше улыбалась, наслаждаясь подаренным ей романтическим приключением. Засада, перестрелка, бегство, затем прогулка по джунглям в компании молодого человека — могла ли она придумать для себя что-нибудь более занимательное?
Усталость Джо была более прозаичной и сводилась к комплексу ощущений чисто физических. Так устают после обычной нелегкой работы. Если и он улыбался, то скорее потому, что приятно было осознавать: все закончилось относительно благополучно и Патриция, вопреки его прогнозам и ее собственным стараниям, осталась жива и невредима.
Девушка прошла вперед и остановилась возле ступеней: ей почему-то очень не хотелось идти дальше. Неожиданно она рассмеялась по-детски звонким, непринужденным смешком и развернулась, глядя на Джо влажными блестящими глазами.
— Ну ладно, до свидания, — сказал он, смущаясь ее взгляда.
— До свидания, — снова рассмеялась Патриция.
Нет, ей положительно нравился этот парень — в нем, по мнению Патриции, было нечто чистое и неиспорченное. Как он смотрел на нее тогда, в лесу… А как прикоснулся…
«Целомудренно» — вспомнила Патриция устаревшее слово, и звоночек смеха забренчал снова. В самом деле, она не подобрала бы лучшего определения. Как он разрезал ей юбку — кто бы из мужчин сумел бы сдержать свои желания? Даже в той обстановке… Если бы она была уродкой или у Джо не все ладилось по мужской части — нет, судя по его взгляду уже в машине-овощевозе, Джо был полноценным парнем и ей симпатизировал… Из какого же фильма, со страниц какой книжки мог сойти такой благородный герой, сочетающий и смелость, и невинность?
Похоже, не одна она оттягивала расставание. Джо тоже стоял, не делая попыток уйти, и, казалось, не знал, что делать с руками.
— Ну что ж, пока?
— Пока.
Водитель грузовика посмотрел на застрявшую на месте парочку и, хмыкнув, устроился в кабине поудобнее.
Говорить было не о чем. Молчать — тоже.
— Правда, у меня смешной вид? — нашлась Патриция, но Джо, не привыкший к пустым разговорам, смог только пожать плечами.
— Да нет…
Ему действительно было приятно стоять вот так, просто глядя на новую знакомую, не выискивая в ней ни недостатков, ни достоинств.
Улыбка на лице Патриции — сейчас она выглядела слишком естественной, чтобы ее можно было именовать «принцессой», — стала еще шире.
Ладно… — повторила она не без сожаления. — Пока?
— Пока.
И снова они не тронулись с места.
«А ведь папа, наверное, волнуется…» — подумала девушка, продолжая любоваться лицом своего спасителя.
«А ведь на базе меня, наверное, ждут», — равнодушно вспомнил Джо.
— До свидания?
— Пока…
На кроне дерева образовался золотой ободок — солнце неуклонно продвигалось к горизонту. Стоять вот так, без толку, делалось все сложнее.
— Ну ладно… — Патриция приподнялась на цыпочки и поцеловала Джо в щеку.
Надо было видеть, как блеснули в этот момент его глаза.
— Счастливо.
Легко, как перенесенная ветром пушинка, Патриция взбежала по лестнице.
Джо ощутил легкий укол грусти — все приятное заканчивается так быстро… Или именно быстротечное, неповторимое и неуловимое прекрасно как раз благодаря этим качествам? Избыток приедается…
